— Это дикарь из колоний.
— Неужели дикарь? — вскричал тот. Он снял очки, чтобы лучше меня рассмотреть, на несколько секунд застыл в изумлении, затем резко спросил:
— Вы зрячий?
— Я прекрасно вижу.
Я произнес эту фразу слишком быстро.
— Это у него такой акцент, — с гордостью объяснил толстяк.
— Ну-ка, дружище, повтори!
Я повторил, стараясь говорить понятнее.
— У него необычное строение глаз… — пробормотал студент, — и цвет кожи… Такая кожа у всей вашей расы?
Тогда я сказал, делая невероятные усилия, чтобы он понял:
— Я приехал показаться ученому.
— Значит, вы не больны?
— Нет.
— Вы с Борнео?
— Нет.
— Откуда же вы?
— Из Звартендама, неподалеку от Дисбурга.
— Так почему же ваш спутник утверждал, что вы с Борнео?
— Ему так показалось, а я не стал с ним спорить.
— Вы хотите поговорить с ученым?
— Да.
— Но зачем?
— Чтобы меня осмотрели.
— Вы надеетесь на этом заработать?
— Нет, деньги мне не нужны.
— Так вы не нищий?
— Нет.
— Почему же вы стремитесь, чтобы вас осмотрел ученый?
— Из-за особенностей моего организма.
Несмотря на все усилия, я говорил слишком быстро. Приходилось повторять.
— Вы уверены, что отчетливо видите меня? — спросил юноша, не сводя с меня пристального взгляда. — Ваши глаза как будто состоят целиком из роговицы…
— Я великолепно вижу.
Я принялся шагать из угла в угол, хватая какие-то предметы, ставя их на место, жонглируя ими в воздухе.
— Необыкновенно! — с восхищением воскликнул студент почти дружелюбным тоном, вселив в меня этим надежду. — Послушайте, — изрек он наконец, — думаю, что доктор Ван ден Хевел заинтересуется вашим случаем. Я предупрежу его, подождите в соседнем кабинете. Да, я забыл, значит, вы абсолютно здоровы?
— Абсолютно.
— Хорошо. Идите сюда. Доктор сейчас выйдет.
Таким образом, я очутился среди заспиртованных чудовищ: эмбрионов, звероподобных детей, огромных земноводных, ящериц с антропоморфными чертами.
«Все правильно. Здесь мое место, — подумал я. — Наверное, я тоже мог бы претендовать, чтобы меня заспиртовали и поместили среди них».
Когда появился доктор Ван ден Хевел, меня охватило волнение. Словно увидев землю обетованную, я задрожал от радости, что смогу к ней прикоснуться, получить ее благословение. Доктор с крупной лысой головой, проницательным взглядом психолога, тонким, но волевым ртом молча рассматривал меня и, как все остальные, был удивлен моей худобой, высоким ростом, странными глазами, сиреневым оттенком кожи.
— Вы сказали, что хотите поговорить с ученым? — спросил он.
Я ответил резко, почти яростно:
— Да!
Он одобрительно улыбнулся и задал обычный вопрос:
— Вы хорошо видите?
— Прекрасно. Я вижу даже сквозь лес, облака…
Но я говорил слишком быстро, он кинул на меня беспокойный взгляд. Я повторил медленнее, чувствуя, что мой лоб покрывается испариной:
— Я вижу даже сквозь лес, облака…
— В самом деле! Это было бы просто необыкновенно! Ну а что вы видите, скажем, сквозь ту стену?
— Большой застекленный книжный шкаф, резной письменный стол…
— Верно, — сказал он с удивлением.
Несколько минут доктор молчал, затем произнес:
— Вы говорите с заметным трудом.
— Иначе меня не понимают, я произношу слишком быстро…
— Ну что ж, расскажите что-нибудь так, как вы обычно говорите.
Тогда я рассказал ему эпизод своего появления в Амстердаме. Он слушал предельно внимательно, с умным и сосредоточенным видом, какого я никогда еще не наблюдал у других людей. Он не понял ни слова из моего рассказа, но тем не менее смог сразу же сделать правильный вывод:
— Если я не ошибаюсь, вы произносите пятнадцать-двадцать слогов в секунду, то есть в три или четыре раза больше, чем может воспринять обыкновенный человеческий слух. Ваш голос гораздо выше всех слышанных мною голосов, ну а ваша мимика своей быстротой полностью соответствует речи. Если так можно выразиться, все ваше строение «быстрее» нашего.
— Я бегаю скорее, чем гончая, — добавил я, — а пишу…
— Правильно, — перебил доктор, — посмотрим ваш почерк.
Я нацарапал несколько слов на протянутом мне бюваре, первые слова еще можно было понять, но остальные были совершенно неразборчивы.
— Так, так, — произнес доктор с удивлением, к которому также примешивалось некоторое удовлетворение. — Полагаю, меня можно поздравить, что мне посчастливилось встретиться с вами. Исследовать вас будет чрезвычайно интересно.
— Это мое единственное желание…
— И, разумеется же, мое. Наука… — Он замолчал, задумавшись, и вымолвил: — Главное, чтобы нам удалось найти какое-нибудь доступное средство общения.
Нахмурившись, он принялся шагать по кабинету и вдруг воскликнул:
— Как я раньше не додумался! Вы выучите стенографию, черт побери! — На его лице появилось выражение лукавства. — Я совсем забыл про фонограф. Отлично. Мы будем прокручивать запись на медленной скорости. Короче говоря, вы останетесь со мной здесь, в Амстердаме.
Чувствуя себя отныне причастным к науке, я испытывал огромную радость. Отчаяние из-за душевного одиночества, сожаление по бесцельно прожитым дням, — все, что угнетало меня долгие годы, отошло в прошлое в преддверии новой настоящей жизни.
Назавтра доктор отдал все необходимые распоряжения. Он написал моим родителям, нанял мне преподавателя стенографии, обзавелся фонографом. Так как он был очень богат и к тому же безраздельно предан науке, он не пропустил ни одного возможного опыта, и таким образом мое зрение, слух, мускулатура, цвет кожи были тщательно исследованы. Доктор все больше и больше воодушевлялся и восклицал: «Это потрясающе!»
Уже через несколько дней я понял, как важно, чтобы все опыты осуществлялись методически — от простого к сложному, от исследования мелких отклонений в моем организме до крупных аномалий. Кроме того, я прибегнул к небольшой хитрости: я раскрывал свой способности постепенно.
Прежде всего доктор заинтересовался быстротой реакций моего организма. Он убедился, что острота моего слуха соответствовала скорости речи. Во время опыта я имитировал еле слышные шорохи, прекрасно различал отдельные реплики в гуле десяти-пятнадцати голосов. Так же была установлена моя способность зрительно расчленять ряд последовательных движений, например галоп лошади или полет насекомого. Когда эти же эффекты были достигнуты с помощью моментальной фотографии, преимущество осталось за моим зрением.
