Тот самый сантехник 4 - Степан Александрович Мазур

Она присмотрелась к реакции, но Веселов лишь улыбнулся, внимательно слушая. Ирина протяжно выдохнула и продолжила:

— Не было никакого брака. Ребёнок после простой встречи появился. Мужик случайный был, но быстро сделал ноги. Невеселова просто попробовала разок что такое секс, в кой то веки убежав от родителей «к подругам». И разочаровалась.

— А почему разочаровалась?

— Потому что лежала как бревно. Большое такое грудастое бревно, которое шевелить нужно, чтобы имитировать движение. Ясно?

Веселов снова кивнул, продолжая слушать. Нет у него ни других вопросов, ни предложений. А секс в понимании это что-то щекотное, если руки под одеяло на ночь спрятать украдкой от мамы.

— Так вот, мужик сбежал из их семьи так же быстро, как появился, просто капнув о себе напоследок, — продолжила раздражённо психолог. — О нём ни слуху, ни духу. А она есть. И не работает. Нет, она может и пытается работать, пару дней там, пару там. Но быстро теряет интерес стоять за кассой или в магазине. Потому что толком не училась. Куда бы родители не пихали — теряла интерес к учёбе. Пристроят на работу — «интересно, но я же устаю». И вообще, кто о дочери будет заботиться? Надо ведь воспитать!».

— Так прямо и говорила? — улыбнулся Веселов.

— Так и говорила, — кивнул мозгоправ. — И вот ноет она в социальных сетях, что ей уже под сраку лет, а рядом «нет человечка, которому позвони — примчаться. Хоть днём, хоть ночью».

— У, я бы тоже такую женщину хотел. Чтобы напиши — приехала… пока мама в магазине, — включился в процесс пациент. — А потом уехала. Мы бы за руки держались или делали всякое.

Ирина Олеговну аж передёрнуло от незрелости пациента. Биологически — сорок. Морально-волевые — в районе первого класса. Психология школьника. Послушного. Из тех, кто учит материал, сдаёт, а в голове от него ничего не откладывает.

— А зачем ему к ней ехать? — повысила голос она. — Чтобы трахнуть бревно? Чтобы в раз как в сказке полюбить её, дуру ленивую и не образованную? Чтобы ребёнка чужого на воспитание взять и тоже полюбить сходу? Ещё и восполнить все пробелы в воспитании там, где бабушка с дедушкой окончательно всё погубили по системе «до школы — можно всё!».

Он кивал, вроде и не спорил.

— Только ей даже сложнее, Веселов, — продолжала ораторствовать Ирина Олеговна. — Вот к примеру, согласился он на встречу. Неожиданно. А ей и дочку в садик или школу отправить надо. И родителей куда-то выгнать погулять. А то может и прибраться, приготовить что-то. Чтобы к ней пришёл и как хозяйку воспринял. А не просто по парку одни гуляли, за руки взявшись.

— Но ведь гулять, рассекая личиков воздух, это так прекрасно, — заметил пациент. — Только шапку надо одевать. Как мама говорит. А там ведь и… поцеловаться можно.

Ирина Олеговна аж челюсть уронила.

— Скажи мне, Веселов… ты что, ни разу не целовался?

— Мама говорит…

— Хватит уже о маме! — рявкнула психолог. — Да или нет!

— Нет… — он даже улыбаться перестал, только добавил с сожалением. — Но очень хотел попробовать.

Ирина Олеговна обратно не села, а рухнула. Родись Веселов на западе, он наверняка поступил бы как режиссёры Матрицы. Из страшных мужиков в страшных женщин перекинувшись, красоты миру не добавив. А там инициатива на другой стороне поля.

Могло случиться и иначе, вздумай ему англо-саксонский взгляд на мир ещё в детском садике презервативов кулёк выдать. Пропагондоны всё-всё-все о сексуальном образовании могли выдать в слайдах, пока не вырос и усы не проклюнулись, чтобы у самого интерес появился.

«Но на Руси другие нравы», — сказал внутренний голос уже психологу: «И раз попал под руку мамы-одиночки, прозябай в токсичности!».

И тогда Ирина решилась на жертвенность, свойственную русской женщине. Поднявшись, она обошла стол и решительно склонилась над Веселовым.

Прогресса в многолетнем «лечении» можно было добиться лишь так, решительными пинками. Пациенту нужен был маленький снежок, запустив который с вершины горы, обрушит лавину.

Ирина Олеговна вздохнула, закрыла глаза, чтобы не видеть улыбающуюся рожу ненавистного пациента и просто поцеловала его в губы.

Ничего особенного. Без языка и длительных задержек. Поцелуй на секунду. Максимум — две. Просто губы коснулись друг друга.

Теперь подскочил уже Веселов. Держась за губы, как будто их облили кислотой, он закричал на весь кабинет:

— Роза! Моя роза-а-а-! Вы сорвали её!!!

И ударился в слёзы. Потом рассмеялся. Потом снова захныкал, замахал руками, устроив бой с тенью. От истерики не знал куда себя деть.

Ирина Олеговна усмехнулась, наблюдая за реакцией. Сейчас-то пойдёт лечение. Принял горькое лекарство. А дальше либо выздоровеет, либо слиняет от неё и души его больше здесь не будет.

Крича, Веселов вдруг неожиданно для себя перешёл на мат, чего раньше никогда не делал. Сначала в детском варианте, вроде «у меня пиписька ещё не выросла» и «да у вас лифчик грязный». А затем даже сказал «сука, но я не имею ввиду самку собаки!». И подхватив верхнюю одежду, выскочил вон из кабинета.

Цветаева рассмеялась, закатив голову.

Приятно.

Просто приятно лечить людей. Даже так. Всё начинается с малого. А потом возьмёт и сам себе трусы купит. Или девушку в кино пригласит.

— Прочь с дороги! — заявил Веселов кому-то в коридоре.

Ирина Олеговна запоздало в коридор вышла, глянула, едва разглядев закрывающуюся дверь. Ушли все уже.

«Опоздала?» — мелькнуло в голове, вновь повернулась к кабинету.

И только тут у края приоткрытой двери заметила стоящий пакет. В нём была коробка с игрушкой для взрослой женщины. И подаренный телефон.

Сердце участило ход, подсказывая, что что-то не так.

Ирина Олеговна рванула к выходу спринтером, но успела заметить лишь удаляющийся на всех порах внедорожник. Джип рванул с места, как будто его черти подгоняли.

— Бля-я-ядь! — пытался обогнать его голос психолога.

Но лимит удачи на сегодня был явно исчерпан. И только серое небо, дунув порывом ветра в лицо с пригоршней снега, как бы намекало, что не кричи, а либо лечи других, либо решай своё. А всё-вместе у специалистов плохо выходит.

Шанс стать одинокой сорокалетней дамой существенно увеличился.