После этих показаний Карлино федеральная прокуратура могла легко, не поднимая шума, арестовать Абе Тэлви. Известна была и квартира, в которой тот прятался. Но ответственные чиновники избрали другой путь — они опубликовали в газетах фотографию Тэлви, призывая общественность отыскать преступника. Впечатление было такое, будто власти делали все, чтобы разыскать Абе Тэлви. Но, по сути дела, организаторам нападения и Вито Дженовезе дали едва прикрытое предупреждение. И те поняли, конечно, дружеский намек. Прежде чем полиция смогла выследить Абе Тэлви, прохожие нашли на улице его труп. Тэлви лежал перед домом № 247 по Малбери-Стрит в Госсэ убитый тремя револьверными выстрелами.
Но оставался еще живым Джозеф Карлино — человек, который присутствовал на переговорах между Абе Тэлви и братьями Диогуарди, а теперь обещал выступить на суде свидетелем обвинения. Как ни странно, Карлино дожил до начала судебного процесса — целый и невредимый, он смог дать показания. Однако Карлино профессиональный преступник, имевший двенадцать судимостей. Бывалые защитники братьев Диогуарди обладали достаточным красноречием, чтобы разъяснить присяжным: такой человек готов пойти на «самую низкую ложь», если он спасает себя от пожизненного заключения. Когда при перекрестном допросе Карлино пришлось к тому же сознаться, что прокуратура гарантировала ему смягчение наказания за ограбление, если он выступит в качестве свидетеля обвинения, для Джонни и Томми Диогуарди процесс был выигран. Суд оправдал их за недостаточностью доказательств. Председатель суда настоятельно напоминал присяжным заседателям, что американский закон о вынесении приговора считает очень важным положение: «В сомнительных случаях — в пользу обвиняемого». Присяжные единодушно поддержали положение — каждый из них сомневался в том, что переживет свое «виновен».
Когда Виктор Ризель хотел продолжить свою борьбу с гангстерами, главные редакторы и директора телевизионных компаний закрыли для него газетные полосы и двери телестудий. Крупные промышленные предприятия дали понять газетным концернам и радиокомпаниям, что откажутся печатать ежедневные рекламные объявления, если отчеты Виктора Ризеля будут публиковаться.
В то время, когда газетные полосы еще были открыты для Виктора Ризеля, он писал:
«Гангстерские боссы не только торгуют наркотиками, не только владеют игорными домами и делают бизнес на проституции, но с помощью миллиардных барышей распространяют свое господство на экономику и политику. Федеральная прокуратура оценивает ежегодную прибыль гангстеров от одной торговли наркотиками в двадцать миллиардов долларов. Федеральная прокуратура, однако, скрывает от общественности, где остаются эти чудовищные суммы. Разумеется, деньги не держат в кубышке, а покупают с их помощью власть в государстве. В настоящее время в США нет ни одного промышленного концерна, в котором не имели бы веского голоса гангстеры. Через подставных лиц они закупают на бирже пакеты акций, а завладев долей в какой-либо фирме, знают, как пользоваться своей властью в наблюдательном совете. Пройдет еще несколько лет, и будет вообще невозможно провести черту между бизнесом и преступлением…»
Ризелю позволяли это писать, пока он не называл имена.
Но судьба Виктора Ризеля и возмущение общественности заставили все-таки правительственные учреждения в Вашингтоне заниматься этим вопросом. Как водится, была создана комиссия по борьбе с организованной преступностью.
Сенатская комиссия пригласила «великих» гангстерского мира в Вашингтон, где они должны были рассказать о своем «житье-бытье». Невероятно наивное мероприятие: кто мог всерьез предположить, что такие преступники, как Вито Дженовезе, Франк Кастелло, Джозеф Профаки и Ланги Цвиллман, чьи имена уже сотни раз упоминались в газетах в связи с самыми низкими преступлениями, вдруг придут и раскаются?
Все это больше походило на государственный прием в честь преступного мира, чем на серьезный акт расследования. Крупные мошенники приехали в элегантных лимузинах и с удовольствием позировали фотокорреспондентам. Господ из сенатской комиссии гангстеры «чистосердечно» заверяли: они порядочные дельцы и честные американцы.
Руководитель комиссии несколько позже сообщил, что допросы не дали никакого отправного пункта для рассмотрения каких-либо преступных действий приглашенных.
Через несколько недель в «портовой преисподней» Гудзона произошло новое убийство. Однажды утром, когда посредник для вербовки судовых команд Антони Хинтц шел на работу в порт, на лестнице дома № 61 по Гроув-стрит его сразили шесть выстрелов из автомата. Но умер он не сразу. Своей жене, которая у себя в квартире услышала выстрелы и выбежала на улицу, Хинтц назвал имя убийцы, стрелявшего в него, — Джонни Данн. Когда же прибыл полицейский наряд и руководитель комиссии по расследованию убийств капитан Хаммилс стал расспрашивать Антони Хинтца об убийце, докер лишь пробормотал:
— Не знаю, я его не знаю.
Только жена Хинтца сказала детективу, что ее муж назвал имя Джонни Данна.
Докер был так тяжело ранен, что едва ли мог выжить. Его доставили в больницу и там сразу же оперировали.
Молодой нью-йоркский прокурор Билл Китинг, который по поручению сенатской комиссии расследовал положение в порту, вскрытое Виктором Ризелем, тотчас же включился в следствие. Вместе с капитаном Хаммилсом и женой Хинтца он поехал в больницу. По дороге жена Хинтца рассказывала:
— Анди был посредником для вербовки судовых команд на пристани № 51. Там разгружают суда, которые прибывают из Италии. Анди часто рассказывал мне, что контрабандой провозится много наркотиков. Но в эти дни ему не разрешали работать. Ему приходилось отрабатывать в выходные дни. А Джонни использовал своих собственных людей. Поэтому-то Анди и ругался постоянно с Данном. Анди всегда говорил: «Свою пристань я этой банде не отдам. Не отдам, пока я жив, Мэйси». Поэтому они и застрелили его.
Китинг знал Джонни Данна, которого Вито Дженовезе назначил заместителем председателя профсоюза докеров. Китинг не думал, правда, что Данн стрелял сам. Для таких дел гангстеры обычно пользовались услугами купленных субъектов.
Прокурор спросил госпожу Хинтц:
— Вы уверены, что ваш муж имел в виду заместителя председателя профсоюза Джоини Данна?
Мэйси Хинтц сказала презрительно:
— Профсоюза? Да с тех пор, как Данн и его громилы вошли в него, он стал всего-навсего бандой убийц и вымогателей. Конечно, Данн стрелял в Анди. Я только не понимаю, почему Анди совершенно не хотел говорить полиции, кто в него стрелял.
