Сейчас, стоя у головы лошади на гребне высокой дюны и глядя на зеленый Атлантический океан, где под ранними лучами солнца дышит туманом Бенгуэльское течение, он думал о своей погибшей семье.
Из клубов зыбкого пара перед ним вставало лицо матери. Она была красивая женщина. Рослая и величественная. Густые светлые волосы, которые падали до колен, когда она их расчесывала, она заплетала в золотые косы и укладывала короной, что добавляло ей роста. Глаза у нее тоже были золотые, взгляд холодный, как у самки леопарда.
Она пела, как вагнеровская валькирия, и передала Лотару любовь к музыке, искусству и учению. И внешность — классический тевтонский облик, и длинные густые волосы, которые сейчас падали ему на плечи, выбиваясь из-под широкополой шляпы с пучком страусовых перьев, лихо заткнутых за обвязанный вокруг тульи и свисающий сзади тонкий солнцезащитный шарф. Волосы у него как у Кристины, цвета расплавленной бронзы, но брови над золотыми глазами леопарда, которые сейчас вглядывались в туман над Бенгуэльским течением, густые и темные.
Красота этого пейзажа трогала Лотара, как музыка; подобно скрипичному концерту Моцарта, она вызывала в его душе чувство таинственной грусти. Море зеленое и неподвижное, ни малейшая рябь не тревожит его бархатную поверхность. Басовый мягкий шум океана нарастает и убывает, словно дышит сама природа. Но густые темные скопления водорослей поглощают у берега движение моря, и полоска белой воды не прерывается. Водоросли пляшут медленный, грациозный менуэт, кланяясь и разворачиваясь в ритме океана.
Мысы по обеим сторонам залива — скалы геометрических форм, в белых полосках помета морских птиц и живущих на них котиков. Шерсть котиков блестит на солнце, их странные громкие крики доносятся в безветренном воздухе туда, где на вершине дюны стоит Лотар.
Берег за скалами в узком проливе — цвета шкуры льва, а за первой дюной открывается широкая лагуна, окруженная колышущимися водорослями — единственной зеленью во всем пейзаже. В мелкой воде лагуны бродят стаи длинноногих фламинго. Великолепный розовый цвет этих собравшихся в большие стаи птиц горел подобно неземному огню, отвлекая Лотара от наблюдения за морем.
Фламинго были не единственными птицами в лагуне.
Стаи пеликанов и белых цапель, одинокие голубые цапли и множество других птиц помельче кормились в этих изобильных водах.
Дюны, где ждал Лотар, возвышались, подобно чудовищному дракону, чью спину украшал гребень; они извивались и поворачивали вместе с береговой линией, поднимались на пятьсот футов и выше к затянутому дымкой небу, а их беспокойным, вечно изменчивым телам морской ветер-скульптор придавал форму мягких пластичных колец и острых, как ножи, вершин.
Неожиданно далеко в море закипело темное движение, и шелковая зеленая поверхность приобрела металлический отлив. Взгляд Лотара устремился туда, и он почувствовал, как натянулись в ожидании нервы. Неужели это то, чего он ждет уже несколько недель? Он поднял висевший на груди бинокль и испытал разочарование.
Всего лишь косяк рыбы, но какой косяк! Рябь на поверхности океана вызвала верхняя часть живой массы, но остальная часть косяка на глазах у Лотара поднялась, чтобы кормиться богатым зеленым планктоном, и волнение распространилось насколько хватал глаз, до плотных клубов тумана в трех милях оттуда; океан кипел жизнью. Это был косяк сардин пять миль в поперечнике; каждая отдельная рыба длиной в руку человека, но бесчисленные миллионы создают энергию, способную привести в движение океан.
Над этим мощным косяком пронзительно кричали, кружились и ныряли желтоголовые бакланы и истеричные чайки, вздымая белые брызги, когда их тела с лета касались воды. Тут и там, словно морская кавалерия, атаковали эскадроны морских котиков, взбивая воду до белой пены и жадно поглощая серебристых рыб, а через весь этот хаос ненасытности проплывали с величавостью больших парусных судов треугольные плавники огромных акул.
Целый час Лотар удивленно наблюдал, пока, словно по сигналу, косяк не опустился на дно. Через считанные минуты в океане снова воцарилось спокойствие. Единственным движением оставалось мягкое накатывание волн и колебания клубов тумана при водянистом солнце.
Лотар стреножил лошадь, достал из седельной сумки книгу и сел на теплый песок. Каждые несколько минут он отрывал взгляд от страницы, но шли часы, и, наконец, он встал, потянулся и направился к лошади. На сегодня бесплодное ожидание закончилось. Уже поставив ногу в стремя, он помешкал и в последний раз принялся осматривать воду, раскрашенную заходящим солнцем полосками цвета кровавого сердолика и тусклой меди.
Тут прямо у него на глазах море расступилось и оттуда показалось нечто огромное, темное, напоминающее Левиафана, но крупнее любого жителя океана. Блестя влажными поверхностями, обрушивая потоки воды с палуб и стальных боков, оно покачивалось на поверхности.
— Наконец-то! — возбужденно, с облегчением воскликнул Лотар. — А я уже думал, они никогда не придут.
Он жадно смотрел в бинокль на длинное, черное зловещее судно. На бортах наросли ракушки и водоросли. Лодка долго пробыла в море и натерпелась от непогоды. Регистрационный номер на конической башне почти стерся. U-32. Лотар прочел его с трудом, но тут его внимание привлекла деятельность на палубе корабля.
Из люка показался орудийный расчет и бросился к скорострельной пушке на носу. «Осторожные». Лотар видел, как пушка повернулась к нему, готовая ответить на любые враждебные действия на берегу. Над конической башней появились человеческие головы, и он увидел обращенные в его сторону бинокли.
Лотар торопливо отыскал в седельной сумке сигнальную ракету. Сверкающий красный шар по дуге поднялся в небо над морем, и немедленно в ответ с подводной лодки в столбе дыма тоже поднялась ракета.
Лотар сел верхом и направил лошадь к краю дюны. Они заскользили вниз. Лошадь приседала на задних ногах, следом катилась шуршащая, свистящая лавина песка.
У подножия дюны Лотар подобрал поводья, и конь полетел по твердому мокрому песку. Стоя в стременах, Лотар размахивал шляпой и громко смеялся. Он въехал в лагерь на краю лагуны, спрыгнул и побежал от одного шалаша из плавника и холстины к другому, вытаскивая своих людей и пинками сгоняя спящих с одеял.
— Эй, вы, сонные ящерицы, они здесь! Они здесь, слышите, щенки пустынных шакалов! Выходите! Шевелитесь, лежебоки!
Лотар собрал настоящую шайку головорезов: высоких мускулистых гереро, желтокожих монголоидных готтентотов с раскосыми глазами, свирепых корана и ловких красивых овамбо, — все были в одежде своих племен и в том, что награбили на поле боя. Накидки из окрашенной в мягкий желтовато-коричневый цвет кожи куду и зебры, перья страуса и превратившиеся в лохмотья мундиры, шлемы южноафриканских солдат. Вооруженные «манлихерами», «маузерами», «мартини-генри» и «ли-энфилдами» 303-го калибра, ножами и копьями, они были кровожадны, словно охотничьи собаки, и такие же дикие, свирепые и непредсказуемые, как пустыня, что их породила. Своим хозяином они называли лишь одного человека; если бы кто-то другой поднял на них руку или пнул, ему перерезали бы глотку или пустили бы пулю в затылок, но Лотар Деларей пинками поднял этих медлительных тварей на ноги и тычками погнал вперед.
