25
Меня разбудил легкий, но настойчивый стук в дверь. Я выкатился из постели, пересек комнату и распахнул дверь, позабыв спросить, кто там. Луис быстро скользнул внутрь и захлопнул дверь.
Я включил ночник у постели и посмотрел на него с той глубокой ненавистью, с которой смотрит полуспящий человек на другого, умытого, выбритого, аккуратно одетого в легкий бежевый костюм.
– По какому поводу такой наряд? – проворчал я. – В приглашении не было сказано о маскарадном костюме.
– Друг мой, когда вы собираетесь действовать незаконно, неплохо одеться достаточно респектабельно. Возможно, что окажется полезным.
Он осмотрелся вокруг, нашел бокал и наполнил его горячим черным кофе из фляжки, которую принес с собой так, что я даже не заметил.
Я глотнул кофе, побрызгал на себя водой и поскреб бритвой физиономию, едва не отхватив себе уши. Тем временем Луис порылся среди моих вещей и выбрал светло-серый нелиняющий костюм.
– Этот должен подойти, – любезно сказал он.
Снаружи ночь уже кончалась, хотя еще не рассвело: слабая дымка высоких облаков закрыла большую часть звезд. Это означало, что при взлете не будет ветра; лучше, чем боковой ветер, но не так хорошо, как я надеялся.
На моем джипе мы доехали до Боскобеля и обнаружили, что ворота по-прежнему не заперты. Я подошел к "митчеллу", оставил там Луиса, забрал керосиновую лампу, отнес ее на другой конец взлетной полосы и повесил на дерево.
Потом с помощью фонарика провел осторожный предполетный осмотр самолета и около двух часов ночи взобрался на борт.
Луис уже сидел в правом кресле второго пилота, автомат лежал возле него, а в руках был транзисторный приемник.
– Будем работать под музыку? – спросил я.
– Хименес планирует в первую очередь захватить радиостанцию.
Я уселся и вспомнил план действий; совершенно очевидно, что в первую очередь следовало захватить радиостанцию, чтобы сказать населению, что вы уже захватили все остальное, даже если вы этого и не сделали – это было главной задачей.
– Услышали что-нибудь?
Он нахмурился.
– Нет...
– Ну, ладно, кто же будет слушать радио в два часа ночи?
– Будем надеяться... – Но он продолжал крутить ручки настройки.
– Посмотрите, не удастся ли поймать Майами, чтобы послушать сводку погоды.
Но Майами тоже не работало или было вне зоны слышимости.
Я повернул выключатель зажигания.
– Тогда поехали.
Он наблюдал за тем, как на приборной панели начали один за другим вспыхивать огоньки по мере того, как я проводил последовательность операций перед взлетом.
– Итак... это действительно должно произойти?
Я удивленно посмотрел на него.
– Это ведь именно то, для чего мы здесь, верно?
– Да, конечно. Один старый поношенный американский бомбардировщик, управляемый, простите меня, друг мой, одним старым английским летчиком, с поношенным актером на борту, собирается сбросить кучу кирпичей на несколько старых реактивных истребителей. Да, для меня это звучит очень похожее на революцию в республике. Теперь я в нее поверил.
В его голосе слышалась какая-то горечь.
Я пожал плечами и запустил генератор. Лампочки потускнели; постепенно по левому борту возникло слабое гудение, нараставшее по мере раскрутки маховика. Когда гудение выровнялось, я переключил выключатель в положение "Сеть".
Пропеллер что-то проворчал, вздохнул, провернулся, остановился, кашлянул и завертелся. Я нажал кнопку зажигания и двинул ручку дроссельной заслонки. За окном мелькнуло голубое пламя, жестом я попросил Луиса надеть наушники. Теперь наступила очередь двигателя правого борта.
Он заработал. Но когда я двинул сектор газа, весь самолет затрясся какой-то судорожной дрожью.
Я быстро перебросил ручку в положение "выключено", но дрожь продолжалась.
– Что случилось? – услышал я скрипучий голос Луиса в наушниках.
– Стартер оказался включенным в сеть. Он не отключается.
Я передвинул сектор газа на полные обороты, пытаясь отключить стартер; это только увеличило шум вдвое.
– А не можем мы повторить запуск? – спросил Луис.
– Этот стартер уже никогда больше не заработает. Будем надеяться, что он скоро разлетится на куски.
Некоторое время мы выжидали. Потом раздался душераздирающий скрежет и остался только шум основного двигателя. Что-то разлетелось... скорее всего маховик. Вращаясь с отношением 100 к 1, при максимальных оборотах двигателя он, видимо, вращался со скоростью порядка 200 000 оборотов в минуту. Прощай, маховик. Будем надеяться, что уходя ты не прихватил с собой ничего другого.
Но оба двигателя продолжали работать, и складывалось впечатление, что все в порядке. Потратив еще несколько минут на проверку гидравлики и магнето, я вывел машину на взлетную полосу, направил ее носом чуть-чуть левее слабой искорки света лампы-молнии и дал полный газ. С помощью двигателей и небольшого счастья я заставлю эту старую леди проделать самый короткий взлет, который ей когда-либо приходилось совершать.
Я убедился, что руки Луиса лежат на рукоятках подъема шасси, а не закрылков, сдвинул рукоятки дроссельных заслонок на полную мощность, сделал паузу и отпустил тормоза. И мы поехали.
Но не так быстро, как в Барранкилье. Теперь мы были тяжелее на 2000 фунтов кирпичей и большое количество горючего. В полный штиль мы медленно... медленно... медленно набирали скорость.
При скорости в 80 миль в час я немного сдвинул ручку назад: нос самолета лениво приподнялся. Я ждал, луч света приближался и становился все ярче, затем оказался позади.
– Убрать шасси! – закричал я.
Раздался неожиданный рев, когда створки отсека шасси открылись, машина на мгновение словно отяжелела перед тем, как стойки колес подогнулись и она оторвалась от земли, а потом мы полетели – пока. Свет мелькнул где-то внизу, верхушки деревьев убежали назад и мы начали полого подниматься вверх, направляясь к берегу и набирая скорость. И наконец уже над морем я поставил закрылки в нужное положение и начал медленный подъем на нашу крейсерскую высоту.
Потом я осторожно сдвинул назад ручки дроссельных заслонок. Немного погодя Луис сказал:
– Это было просто замечательно. Теперь я понимаю, почему вы предпочитаете взлетать ночью.
– Да. – Я был занят тем, что проверял все, что мне было доступно, чтобы убедиться, что нервная система нашей леди не пострадала во время взлета. Меня все еще беспокоила поломка стартера; обычно не бывает так, что большой кусок механизма разлетается, не оставив никаких повреждений, но по приборам двигателя правого борта ничего не было заметно. И это был всего лишь стартер.
Я лег на курс 098 по магнитному компасу, что соответствовало истинному курсу, так как в этом районе магнитные возмущения были настолько малы, что на них не стоило обращать внимания. Через двадцать минут после взлета мы набрали высоту 8000 футов. Я дал машине подняться еще на 200 футов, выровнял ее, установил скорость в 180 миль в час, затем сдвинул дроссельные заслонки назад, чтобы снизить крейсерскую мощность, и позволил ей мягко опуститься до высоты ровно в 8000 футов. Эта операция известна под названием "поставить машину на ступеньку"; при этом вы получаете немного более высокую скорость при той же затрате топлива или ту же самую скорость при меньшей затрате топлива. Теоретически это невозможно; но при хорошем знании аэродинамики можно доказать, что шмель слишком тяжел, чтобы летать.
