не успел.
– Подъём! – скомандовал участковый – Пять секунд до стойки смирно!
– Мы ж не на зоне, – вяло сказал я, медленно возвращаясь в реальную жизнь. – На шмоне у нас и то так не орали. Станцевать тебе не надо? А то я там первым номером в самодеятельности плясал.
Вот эти слова и стали моей роковой ошибкой и стимулом для капитанской ко мне ненависти.
– Встать немедленно! – заорал он срывающимся голосом.– Умный, значит!?
Во-первых, не «тебе», а «Вам, товарищ капитан». Повторить немедленно!
– Я Вам, товарищ капитан, не попугай повторять, – мне стало тошно от одного вида этого безобразного создания в форме и фуражке с узкой кокардой, из-под которой вился кучерявый чубчик, как у донского казачка. – Вас чего к нам приставили? Смотреть, нарушаем мы режим и предписание, хулиганим, водку пьём, баб в общагу водим. А не под кума косить. Да у нас и кум сроду так не орал. Полковник, между прочим.
Всё это я произносил, не отрывая головы от подушки.
– Ах ты, сука! Пыль ты лагерная! – Кудрявцев стал красным и потным. – Пять минут тебе на сборы. Жду в коридоре. Идёшь парашу мыть!
– А ты, дядь Вить, раньше не вертухаем служил? – я сел на кровати, свесил ноги и очень медленно, разделяя слова, прошипел.– Меня по суду освободили. Я вольный. Твоё дело – ловить меня на нарушениях и стучать в управление. А я нарушений ещё не делал. Ни одного. И не сделаю. А сейчас вот встану, сам пойду в управление к майору Володину и вложу тебя за то, что ты без оснований издеваешься над свободным человеком. Где ты тут парашу видел? У нас приличный туалет с кабинками. Парашу мыть…
– К Володину пойдешь?– капитан засмеялся. Стал ещё краснее и его пот с трясущегося жирного лица долетал до меня. – Посмотрим, кто раньше дойдет до Володина.
Он развернулся по-военному на каблуках и вышел, оставив за собой ветерок с привкусом вонючего пота и гуталина с хромовых сапог.
– Сожрет он тебя, – мрачно сказал Гена-Штырь из «четверки» под Тамбовом. – Кто ему поперек глотки встал – хана тому. Могут обратно на зону кинуть. Уже были случаи.
Утром рано, до работы ещё, когда я брился, пришел нарочный. Сержант из управления.
– Антропов кто? – спросил он, оглядывая хаты сверху до низу. – Майор Володин ждет его через десять минут у себя.
Я добрился, надел чистую рубаху в клетку и пошел в Управление.
– Ты Антропов?– спросил майор.– Вон на тот стул падай. Чего бузишь-то?
Старого человека козлом назвал, пришить пообещал при случае. На хрена метлу не держишь? Следить надо за метлой.
– Я похож на сумасшедшего? – удивился я словам майора.– Вы, правда, верите, что я такое мог сказать капитану?
Володин вынул из стола бумагу. Дал мне. Я прочел слово, написанное большими буквами: «РАПОРТ». Читать не стал. Подвинул бумагу обратно.
– Нет, не верю, – майор улыбнулся. – Но ты теперь с ним поаккуратнее. Он тебя теперь и рапортами завалит. Вернее, меня. И жить не даст спокойно. Опять же, ни тебе, ни мне. Вот тут распишись, что с рапортом ознакомлен.
А я тебя должен наказать.
– Наказывайте. – Мне стало интересно.– Обратно на зону, что ли? Так я не против. Напишите, что пил, буянил, не отмечался, из Луги десять раз за неделю уезжал и капитана убил участкового. Дадут пожизненное. Участковый будет счастлив.
– Ёжик, – майор взял подписанный рапорт с моим автографом. – Всё. Свободен. Запомнил, что я сказал?
– Так точно! – ответил я, попрощался и вышел. На улице, по дороге к остановке автобуса меня ждал участковый Кудрявцев. Он успокоился за ночь, улыбался и пошел рядом.
– Короче так, парень, – поправил фуражку дядя Витя. – Ты лучше сам попросись, чтобы тебя на зону вернули. Там тебе год гнить. А тут будешь все три пропадать.
– Чего это – три?– хмыкнул я.
– А закон новый вышел ещё в позапрошлом году. Уклоняющимся от трудового перевоспитания и нарушителям установленного режима – продлять время надзорного поселения на срок, втрое превышающий недосиженный на зоне. Понял?
– Чего тебе, капитан, надо от меня? Несёшь хрень всякую. Конкретно скажи -
чего на меня взъелся? Зэков раньше не видел похлеще меня?
– Разных видел. Ублюдки были ещё те. Но и они передо мной на цырлах ходили. Не хотели обратно на кичу. А я про тебя почитал в деле. И вор ты авторитетный, и зону уже топтал, и характер у тебя непокорный. Умный ты, книжки читаешь, специалист дипломированный. Короче, не смердь босяцкая.
– Ну? – я стал злиться. – Дипломированный. Да. Специалист. Книжки люблю. Спину перед вертухаями не гнул. Западло мне. И чего? Гнуть начинать? Так вот хрен в зубы! Поздно мне начинать.
– Да это про тебя в деле так написано, что ты всегда неформальный лидер, что имеешь чувство собственного достоинства, уважением заслуженно пользуешься и у зэков и у командиров кумовских. А! Ещё у тебя есть тяга к честному труду, дальнейшей учёбе, повышению уровня образования и социального статуса. Я, падла, про тебя всё наизусть выучил и всё выговариваю. Как стихотворение этой заумной дурёхи Ахмадуллиной.
– Всё так, – сказал я. – Там правильно написали. И что? Ты вот капитан. Тебе лет сколько?
– Шестьдесят два.
– Ты ж на пенсии сто лет уже. С внуками балуйся. Учи их распорядку дня. А ты нас пасёшь. Тоже статус повысить хочешь? До майора? Так не дадут уже. Только если в запас уйдешь.
Он пропустил едкие слова мои мимо. Даже вроде и не вникал в текст. Вроде как я просто чихнул мимо него.
– Это ты внутри себя такой развитый, правильный и нацеленный на честную достойную жизнь. Это призрачное будущее твое. Это мечты. Воображение.
Я вот в участковые после пенсии пошел. Подрабатывать. Семья большая. Жена болеет. А вообще я до пенсии служил военспецом по системам электронного слежения. Кандидат технических наук. Три книги написал. Шесть изобретений. И по званию я в сорок пять лет на пенсию ушел подполковником. Это здесь мне предложили капитана. И работу гадскую. С вами, упырями, нянчиться. Ну, согласился я. Внуков у меня пятеро. А тут – к пенсии прибавка. Есть и на лекарства, и пацанят побаловать чем – тоже есть.
– А ты к чему клонишь, а, дядь Витя? – насторожился я.
– А к тому, парень, что я не из вашей системы. Это они, вертухаи ваши, вас на путь исправления ставят и сами, дураки, в это верят. Вон какие характеристики сочиняют вам. Плакать хочется от умиления.
– Так ты считаешь, что в бумагах этих всё врут про меня? – я остановился. Он тоже.
– Да нет. Про тебя точно – не врут, – капитан снял фуражку и стал обмахиваться ей, как веером. Было уже довольно жарко. – Но для меня ты – вор! Повторяю, я не из вашей системы. Поэтому я хрен клал бы
