Он с усилием припоминал, видел ли зарю. Кажется, видел, а впрочем, склон был розовый от солнца, когда он спускался, потом внезапно стало сумрачно.
— Не помню, — сказал он.
— Вы, может, думали, что метели кончились? А кончились только северные ветра. Заструги оставил сиверко. Метель только еще будет; и будет сегодня и завтра, а сколько дней она пропоет — никто не знает. Придется вам пойти к нам на кордон.
— Я никого но хочу стеснять, — неловко пробормотал он, не понимая, чего больше в этом приглашении — недовольства или желания помочь ему.
— Ничего, — сухо ответила она, — я привыкла к ночлежникам. Наш кордон — последнее жилое место в округе.
Он вспомнил прощание с Саламатовым и спросил:
— Как он называется?
— Дикий.
— А как вас зовут?
Она нехотя сказала:
— Кому как привычнее. Мать называет Христиной, отец звал Диковинкой, а люди называют лесничихой.
Теперь он смотрел на нее, не отрывая глаз. Лесничиха? Та самая женщина, которая хозяйничает в огромном крае, которой подчиняются все лесные жители! Женщина, в две недели обошедшая все становища, чтобы собрать на сплав охотников! Это о ней сам Саламатов говорил с уважением, как о человеке, для которого нет ничего невозможного.
Нестеров все смотрел на нее с изумлением, которого уже не умел скрыть, если бы и захотел.
Христина усмехнулась и сказала:
— Пора идти; вы ведь не на смотринах.
Теперь только он обратил внимание, что и говорит Христина не тем уральским говором, к которому Нестеров привык здесь, а хорошим русским языком, только чуть удлиняя окончания слов. Он вспомнил, какой представлял себе лесничиху Лунину: высокой, мужеподобной женщиной с круглым обветренным лицом, с грубыми манерами — таежной жительницей, охотницей и следопытом, с топором за поясом.
Впрочем, топор был и у Христины. Да и манеры ее резковаты.
Христина нагнулась к его мешку, подняла легким движением и надела на плечи раньше, чем он успел запротестовать.
— Вы устали, — почти грубо сказала она.
Вот она остановилась возле огромной березы, подняла голову, оглядывая сплетенные сучья, вынула из-за ремня топорик и ударила обушком по стволу. Дерево глухо зашумело. Удар был такой, словно обушок увяз в коре. Она обернулась к Нестерову и тоном учителя сказала:
— Трудно будет идти. Дерево отволгло, весна близко. Не дойдете вы до Нима, придется ре́ки переходить.
— Перейду, — сердито сказал Сергей.
Она оглянулась, испытующе поглядела на него, словно проверяя, может ли такой перейти. Он вспомнил, что Саламатов просил передать Луниной последние известия с фронта и советовал в случае нужды обратиться к ней за помощью. Неужели эта девушка действительно может помочь ему?
— Вы знаете, что нами освобождены Краснодар, Ростов и Ржев?
Она вскинула внимательные глаза и сказала:
— Да. На той неделе к нам добежали охотники с Чувала. Такую весть и принести приятно.
— Ведь прошли же они? Сколько рек пришлось им перейти? А ведь они шли только ради доброй вести. У меня же дело важнее…
— Ну что же, желаю вам успеха, — серьезно и строго ответила она.
— Зачем вы клеймите дерево? — спросил он, разглядев клеймо: скрещенные топоры рукоятками вниз.
— Странно, я же лесничий. А дерево это пойдет на оружейную болванку. Летом здесь начнется сплав. Березу будем сплавлять на оружейные заводы.
Она заклеймила двумя ударами другую березу и объяснила:
— А это — на артиллерийские дышла. Дерево ровное, без заболони, растет на сухом месте. Слышите, как оно гудит?
Дерево действительно гудело подобно басовой струне. Христина прошла мимо него и скользнула по холму. Далеко на повороте реки неожиданно мигнул огонек, такой необычайный в этой глуши, что Нестеров не поверил глазам.
2
Три дня подряд бушевала метель. Влажный юго-западный ветер нес огромные хлопья снега, мгновенно залеплявшие лицо, едва Нестеров выглядывал из домика лесничего. Под властной силой ветра свистели лохматые вершины деревьев. Снег поднимался столбами на поляне, как водовороты от бури в заводях и курьях.
И все-таки Христина уходила в лес, словно сторонилась постояльца. Впрочем, мать Христины, Мария Семеновна, пожилая женщина с тусклым лицом, стершимся от долгих лет лесной жизни, каждое утро повторяла, что погода Христину не держит.
Сергей просыпался, когда девушки уже не было. Целый день ничто не мешало ему волноваться за нее, и чем ближе подступал вечер, тем чаще выходил он на крыльцо, слушал протяжный, тоскливый голос вьюги, шум падающих с ветвей снежных наростов, пятнавших снег подобно странным звериным следам, и треск деревьев, сгибающихся под непосильной тяжестью мокрого снега. Рядом с Сергеем на крыльце сидел молчаливый пес по кличке Снежок, из породы вогульских лаек, белый, с чуть заметным желтоватым отливом, помесь песца и собаки, выведенная долгими заботами охотников.
За бревенчатой стеной сарая фыркала лошадь, изредка протяжно вздыхала корова. Хозяйство лесничего было доброе. Прямо в сенях под потолком висели приготовленные к пасхе окорока лося. Вдоль стен на деревянных спицах-гвоздях — связки звериных шкур, разобранные по сортам и по ценности.
Когда Мария Семеновна открыла как-то дворовой амбар, Нестеров увидел в нем груды товара: кули соли, мешки сахара, бочки рыбы и масла, тюки мануфактуры. Мария Семеновна заметила настороженный взгляд гостя и пояснила: скупкой контрабандной пушнины она не занимается. Это Саламатов ухитрился взвалить на нее докуку: заставил заведовать отделением фактории «Союзпушнины». А какая у нее, старухи, грамота? Может, Саламатов думал, что дочка станет ей помогать, так ведь у Христины своих дел не меньше. Правда, на этом участке охотников немного, большинство колхозов приписаны к речным факториям, куда легче доставлять товары. Однако и ей бывает хлопотно, особенно среди сезона, когда охотники израсходуют продукты, а бежать за ними очень далеко. Тогда она принимает у них часть добычи и снабжает самым необходимым. Да ведь Саламатова, известно, не переспоришь, вот и пришлось ей на старости лет изучать торговую науку. А что до мехов, так больше добыла сама Христина — она по здешним местам знаменитая охотница…
Мать не уставала перечислять гостю достоинства дочери, делая это по-старушечьи хитро и мудро, к слову, без похвальбы, а по душевной простоте. Впрочем, при Христине она умолкала, только неприметно взглядывала на девушку да тихо вздыхала.
Нестеров простаивал на крылечке часами или ходил по переметенным вьюгой лыжням Христины, желая, но в то же время и боясь встретиться с нею, так как Христина в первый же день наотрез отказалась взять его с собой.
