— Не верит! — проворчал Федя. — Говорил ведь, что здесь я уже всё разведал.
Дальше следы показывали уже то, что Федя видел и вчера вечером, и сегодня утром. Ребята беспокоятся: оглядываются, чего-то ищут. Один дедушка идет совершенно спокойно, как человек, совершающий хотя и нелегкую, но привычную прогулку: размеренно, неторопливо, не оглядываясь, ровными шагами.
Федя читал следы так долго, что экспедиция успела скрыться из глаз. Одинокий турпан, тревожно крича, все еще летал вокруг него. Разведчик поспешил вперед, не упуская следов из виду.
Какая-то перемена в них заставила Федю остановиться. Не зная еще точно, он почувствовал, что впереди что-то случилось. Федя занялся следами. С ребятами — ничего, все идут по-прежнему. С дедушкой?.. Да, с ним. Федя ясно увидел, что дедушка стал волноваться. Вот здесь он далеко опередил всех и нетерпеливо, переминаясь с ноги на ногу, поджидал ребят. Опять пошел быстро и с еще большим нетерпением дожидался подхода ребят. Сломал прут и подгонял медлительного Савраску.
Куда он вдруг стал торопиться? Что увидел впереди? Какая причина нарушила его обычное спокойствие, то спокойствие, которому разведчик так завидовал?
Не понимая ничего, волнуемый всевозможными догадками, Федя прошел около двух километров. Ничего не менялось. Вот здесь экспедиция хотела остановиться на ночлег. Ребята деловито приступили к работе. Алик с Борей начали разжигать костер. Женя с Пашей стали ломать для постели ерник. А волнение дедушки достигло, казалось, предела. Не расседлав даже Савраску, он чуть не бегом направился к кустам, где, по всем признакам, должен был протекать ключ. Но остановился. Вот и Женя с Пашей присоединились к нему. Позвал он их, что ли? У ключа дедушка точно чего-то испугался — он отпрянул назад. Это было невероятно, но следы говорили, что это так. Федя не обнаружил ничего, что могло напугать дедушку. Да и что его вообще могло напугать? Что с ним творится?
В необычном волнении — это показывали следы — дедушка что-то искал. Он прошел по руслу ключа вверх (сам ключ, видимо, пересох), затем вниз, потом опять вверх. В четырех местах он принимался копать ножиком, раскинув предварительно красные от ржавчины камни, устилавшие ложе высохшего ключа. Зачем дедушка копал? Искал воду? Но у самого табора было сколько угодно холодной чистой воды… Почему решили переменить место для табора — снялись и пошли в сторону?
Федя так устал читать следы, как не уставал во время самого трудного перехода. Он еще не научился читать их легко, без всякого напряжения, то и дело сбивался и начинал сначала.
Так ничего и не поняв, Федя приплелся на табор, когда уже стемнело. Дедушка, разутый, закрыв глаза, лежал у костра, но Феде показалось, что он не спит. Боря предложил ужин, но Федя сердито отказался. Женя, приподнявшись с постели, удивленно посмотрел на него.
— Женя, ты ничего не заметил? Что с дедушкой? — шепотом спросил Федя.
— Ничего… Правда, он какой-то расстроенный и все по высохшему ключу ходил, будто искал чего-то.
— А ничего тебе не говорил? О чем-нибудь таком… особенном?
— Не говорил. А что такое?
Федя хотел рассказать Жене обо всем, но передумал.
— Так… Показалось мне, — ответил Федя.
Ночью Федя проснулся. Дедушки на его обычном месте у костра не было.
Стараясь не потревожить ребят, Федя встал. Бледный лунный свет заливал тихую тайгу голубоватым сиянием. Далекие, туманно очерченные, чернели горы. Влажно зеленели ближние кусты и деревья. На покрытой росой будто припудренной траве уходила от костра темная узенькая лента: здесь проходил дедушка.
Федя натянул на босые ноги бродни, взял ружье и остановился в нерешительности. Следить за дедушкой? Нехорошо.
«Кислый… Кислый…» — пробормотал во сне Паша. Беспокойно заворочался Женя. Федя решительно нахлобучил картуз и пошел.
След вел по тому же руслу высохшего ключа. Почему все-таки дедушка так им заинтересовался? Почему скрывает это ото всех, даже от Жени?
Табор остался далеко позади. Неожиданно из-за дерева выплыла широкая темная фигура. Дедушка! Федя отпрыгнул в сторону и притаился.
Дедушка своим следом возвращался обратно. Федю поразил его расстроенный и усталый вид. Луна освещала изборожденное глубокими морщинами лицо старика, седые подстриженные усы, его тяжело опущенные плечи.
Федя с замиранием сердца следил, как дедушка приближается к его следу. Конечно, сейчас увидит. Нечего было даже прятаться. Чтобы дедушка да след не заметил! Но тот расслабленной, вялой походкой прошел мимо. Разведчика обдало запахом табачного дыма. Тогда Федя, придерживая картуз и стараясь не произвести шума, со всех ног бросился сначала в сторону, затем повернул к табору и, прибежав, поспешно разделся и лег.
Вскоре послышались шаги. Посасывая трубку, дедушка остановился около ребят. Он осторожно поправил одеяло, погладил по голове Пашу, Женю, Наташу… Федя почувствовал на себе ласковое прикосновение его огрубелых, шершавых рук.
— Эх, ребятки!.. — вдруг едва слышно прошептал дедушка. — Думал вас сегодня порадовать. Потерпите еще немного. Не мог ошибиться… Суровая школа, а пригодится вам в жизни, ребятки, пригодится…
Он еще долго стоял над детьми, старый, поникший. Феде так стало жаль дедушку, что он чуть не вскочил, чтобы обнять его. Он не понимал, о чем горюет дедушка, о какой ошибке говорит.
А на второй день случилось такое событие, что Федя забыл обо всем случившемся сегодня.
Местность заметно изменилась. Горы стали ниже, скаты их положе, пади болотистее. Даже на горах почва была влажная, несмотря на то что с самого начала похода не перепадало ни одного сильного дождя. Жаркое солнце светило, не скрываясь за тучи, с утра до вечера.
Изменился и лес. Сосен не стало. Росли только лиственница и береза, а из кустарников — ерник и голубица.
Голубица ребятам была знакома. За этой ягодой, названной так за свой голубой, как небо, цвет, ребята частенько ходили еще дома. Но никогда они не предполагали, что ее может быть так много. Казалось, что экспедиция шла по голубичному морю. Ягода росла в лесу, в ерниках и даже на лугах. Куда ни ступишь, всюду была голубица. К сожалению, повара не могли ею воспользоваться. Поспевает она только в конце июля, а зеленая, в отличие от моховки, в пищу не годится. Зато птицам здесь, на сплошном ягоднике, было раздолье. То и дело ребята вспугивали глухарей, тетеревов, рябчиков.
На обеденный привал остановились рано. Только припекло солнце, как, сменив комаров, поднялись пауты. Этих противных насекомых становилось все больше. Укусы комаров терпеть еще можно, но пауты жалят, как осы. Особенно доставалось от них Савраске. Его искусывали до крови. Единственное спасение — дымокур и тень. Жалея бедную лошадь, экспедиция пережидала жар, укрывшись в холодок.
