– Вам никогда не приходилось быть богачами, и это чувство для вас незнакомо, – сказал он, глядя куда-то в сторону. – Я был богатым человеком. Это случилось, когда мне удалось завладеть этими драгоценностями. Я заглянул в хвост самолета и понял, что мне ничего не грозит, никто не сможет причинить мне зла. Будущее представало предо мной в розовом свете.
Сначала я приземлился в Шарии, заправился и взял курс на Бейрут. Мне приходилось слышать, что там их можно выгодно продать. Я уже решился сделать это, а потом улететь куда-нибудь, где меня никто не сможет найти.
На подлете к городу мне стало страшно, что в этой спешке меня просто надуют, поэтому я решил отправиться на Родос. Мне казалось, что топлива в обрез, не хватит.
Теперь этот голос принадлежал Моррисону. Николас исчез, хотя в нем еще до сих пор чувствовался фальшивый немецкий акцент – он слишком долго в нем упражнялся, чтобы забыть за пару минут, но теперь язык его был более сложным.
Кен оторвался от стены и внимательно следил за Моррисоном.
– Должно быть, я просто не заметил. Была ночь, про ветер мне ничего не было известно, а воспользоваться радио я не мог. Я заблудился, но все-таки был в безопасности. У меня и мысли не было, что это плохо кончится. Так что мне пришлось повернуть на север, тогда рано или поздно я доберусь до берега.
Но, должно быть самолет сильно отклонился от курса, и я оказался гораздо западнее и южнее предполагаемого маршрута. В правом баке кончилось горючее, мотор заглох, а поскольку в левом баке оно тоже было на исходе, то перекачать в правый бак было нечего... В работе левого двигателя начались перебои. И тут мне стало понятно, что положение просто безвыходное. Я сбился с курса, никому не было известно мое местонахождение, а значит и искать меня было некому. Смерть уже дышала мне в затылок.
– Это чувство мне знакомо, – заметил я.
– Нет, тебе меня не понять! – вспылил Моррисон, но тут же взял себя в руки. – И тут я увидел этот остров, полоску песка на пологом берегу у входа в долину, и понял, что останусь в живых, но, – тут он окинул нас торжествующим взглядом, – Моррисон умер. Понимаете ход моих мыслей? Он врезался в море и погиб только потому, что считал себя богачом и из-за этого чувствовал свою неуязвимость. Поэтому там и появились деревья. Они обозначили мою усыпальницу как подсвечники в склепе. "Дакота" осталась на том же месте, я не позволил им трогать ее. Мне хотелось, чтобы все выглядело красиво и посвятить весь ансамбль этому острову. Просто потому, что он существует и на нем живут люди. Островитяне никогда и не догадывались про существование драгоценностей. Я зарыл их под самолетом. Вот такие мы здесь люди. Именно поэтому Моррисон умер, а я стал Николасом. Ну хоть это вам понятно? – почти перешел на крик он.
Все остальные молчали. Хозяин стоял за стойкой бара, не понимая ни слова, и невпопад улыбался.
Я посмотрел на Китсона: он внимательно следил за Моррисоном, устроив больную руку в полурасстегнутой куртке.
Моррисон тряхнул головой и снова уставился на печурку.
– Вам это никогда не понять, – ни к кому не обращаясь сказал он.
Ну, в этом он явно ошибался. Понять его мне труда не составляло. Мы сами оказались сейчас в таком же положении; такие же пилоты, как он, все та же погоня за призрачным богатством и наша доля вины в этом безумии.
– Вы не можете увезти их отсюда, – возразил он. – Они принадлежат этому острову. Моррисон украл их, теперь он мертв. Пусть сокровища останутся здесь.
Китсон поправил больную руку.
– Слишком поздно, – быстро сказал я. – Ты же снова начал доставать их оттуда, поэтому эти разговоры несколько опоздали. Все, что тебе остается сделать – это передать их в наше распоряжение.
Он повернулся и долго смотрел мне в лицо. В его глазах можно было прочитать ненависть и презрение, а может просто обычную усталость. Скорее всего ему и самому в этом было не разобраться. Но он пожал плечами и упрямо повторил:
– Вам этого не понять.
– Нет, – сказал я, считая спор бессмысленным и глупым. – Мне это непонятно.
Тут он поднялся и уже совсем спокойно, словно с чем-то смирившись, сказал:
– Дождь уже почти совсем закончился. Пойдемте ко мне домой.
Я поднялся вслед за ним. Китсон тоже нехотя встал и наклонился ко мне.
– Ты оказался прав. Причина действительно оказалась ненормальной.
– Что-то в этом роде, – кивнул я, размышляя, чем могла быть забита голова у человека с полутора миллионами фунтов в кармане и перспективой врезаться в море; сам он еще мог спастись, но без драгоценностей. Недостойная мысль. И почему только в мою голову приходят почти одни недостойные мысли.
– Ты хочешь сказать, что еще большим безумием (а может быть и меньшим) было бы просто утопить все это в море, а не зарывать под самолетом?
Кен слабо улыбнулся, потом кивнул и поспешил за Моррисоном к двери.
Дождь действительно стал слабее, и мы зашлепали по грязи по главной улице, потом свернули в переулок и пересекли небольшой дворик. Моррисон толкнул тяжелую деревянную дверь, мы вошли за ним в дом и оказались в небольшой, почти квадратной комнате с белыми оштукатуренными стенами и каменным полом, застеленным выцветшими коврами. Обстановка в комнате никак не вязалась с прочностью и основательностью стен и пола. Это была дешевая городская мебель: стол, стулья, буфет со стеклянными дверцами. На нем выстроились фотографии в металлических хромированных рамках.
Под потолком тихо шипела керосиновая лампа. Я тут же почувствовал какую-то пустоту в желудке – этот запах и шипение напомнили мне про полицейский участок в Мегари.
Посреди комнаты ковры были сдвинуты и освободили место для двух перепачканных грязью ящиков из-под патронов. Моррисон тихо закрыл за нами дверь.
– Вот они, – сказал он и мы еще долго не решались подойти к ним близко.
– Как ты познакомился с Миклосом?
Он пожал плечами.
– Очень просто. Хозяин одного суденышка здесь на острове слышал, что тот может продать что угодно и где угодно. Я отправился в Афины и нашел его.
– Да уж, о нем знало слишком много людей, – заметил я. – На каких условиях ты заключил с ним сделку?
Он почему-то снова пожал плечами.
– Мне надо переодеться, – сказал Моррисон и скрылся за небольшой дверкой. А мы стали разглядывать коробки.
Потом Китсон зацепил одну из них носком обуви и попытался покачать ее на весу. Она даже не шелохнулась.
– Ну, – сказал он, – для этого мы сюда и прилетели. Пора начинать богатеть.
Кен нагнулся и откинул крышку. Она легко подалась, и мы как завороженные уставились на эту картину.
Ящик был набит до самого верха. Косметические баночки из поделочного камня молочно-серого цвета, украшенные золотом и драгоценными камнями, украшения для тюрбана, резные рукоятки оружия. Сама по себе резьба по камню была грубовата; может быть тонкая работа просто не нравилась индийским князьям, но в драгоценных камнях они явно понимали толк. Каждый предмет был украшен бриллиантами, рубинами или изумрудами с хитросплетениями золотой проволоки в виде цветов, листьев и мусульманских символов. Там было еще несколько золотых ваз не столь мастерской работы, которые по виду напоминали лепку из пластилиновых полосок. На каждом пересечении красовался рубин или другой драгоценный камень.
