Кен нагнулся и откинул крышку. Она легко подалась, и мы как завороженные уставились на эту картину.
Ящик был набит до самого верха. Косметические баночки из поделочного камня молочно-серого цвета, украшенные золотом и драгоценными камнями, украшения для тюрбана, резные рукоятки оружия. Сама по себе резьба по камню была грубовата; может быть тонкая работа просто не нравилась индийским князьям, но в драгоценных камнях они явно понимали толк. Каждый предмет был украшен бриллиантами, рубинами или изумрудами с хитросплетениями золотой проволоки в виде цветов, листьев и мусульманских символов. Там было еще несколько золотых ваз не столь мастерской работы, которые по виду напоминали лепку из пластилиновых полосок. На каждом пересечении красовался рубин или другой драгоценный камень.
Все вещи были влажными и немного перепачканы грязью, но от этого они не перестали выглядеть меньше, чем на миллион. Мы стояли молча и не только не пытались взять в руки что-нибудь, но даже не открывали второй ящик.
Кен достал пачку сигарет, предложил мне закурить и повернулся к окну.
– Проясняется, – заметил он.
Я посмотрел на часы.
Через полчаса погода будет нормальной.
– Да, – сказал Китсон, закрывая крышку ящика. – Нас могли засечь при посадке с Саксоса. Еще немного и они окажутся здесь. Пора сматывать удочки.
Появился Моррисон. На нем была чистая рубашка и новые брюки, он умылся и привел в порядок свою прическу.
– Вы взглянули на них? – сказал он.
Я молча кивнул.
– Что собираетесь делать дальше?
– Унести их отсюда. Когда набоб появится здесь, ему об этом знать не требуется. Оставайся просто Николасом.
– А когда вы...
– Оттащим их быстрее к самолету, – перебил его Китсон.
Моррисон не стал повторять свой вопрос и только молча обвел нас взглядом.
Когда-то у этих ящиков были веревочные ручки по сторонам. Они уже давно сгнили, и Моррисон заменил их на проволочные. Если он смог в одиночку дотащить их сюда, то мы втроем легко донесем их до "Пьяджио".
Я взялся двумя руками за проволочные петли у каждого ящика, Кен взял одну здоровой рукой, последнюю подхватил Моррисон и распахнул дверь свободной рукой.
На пороге стоял вымокший под дождем Хертер с нацеленным на нас "Парабеллумом".
В такой позе мы с Кеном могли быть просто увешаны автоматами, но в то же время оставаться пацифистами как статуя Ганди. Очевидно на это и рассчитывал Хертер, когда подслушивал наш разговор за дверью. Он настороженно переводил взгляд с одного на другого, на его напряженном лице появилось подобие улыбки. Немец был все же очень бледен и весь вымок: морская прогулка в такую погоду доставила ему мало удовольствия, но он крепко держался на ногах и угрожающе водил своим "люгером" из стороны в сторону.
Я спокойно стоял и корил себя за то, что не учел привычку набоба всегда посылать впереди себя своего Гончего Пса, а особенно на грязную работу.
– Привет, мистер Китсон, – сказал Хертер. – Как это мы тебя потеряли?
Кен промолчал, и глаза немца холодно блеснули за линзами очков. Мы были в его власти, а хозяин, скорее всего, послал своего верного пса закончить дело, от которого сам хотел держаться в стороне.
Похоже палец на спусковом крючке у нег просто чесался, и он готов был пустить в ход оружие без долгих колебаний.
– Медленно опускаем ящики на пол, – приказал Хертер. – А теперь руки вверх, пожалуйста.
Мы нехотя подчинились.
Дверь со стороны другой комнаты отворилась и в комнату вошла невысокая загорелая женщина с черными волосами, собранными в пучок. Ей было уже за тридцать, и она носила черную юбку с белой блузкой и кутала плечи в толстую черную шаль.
Как-то до сих пор мысль о том, что Моррисон женился на острове, не приходила мне в голову. Хотя десятилетние старания слиться с населением острова неизбежно должны были привести к этому результату.
Она посмотрела на оружие в руках Хертера широко открытыми, встревоженными глазами. Моррисон сказал ей что-то по-гречески, и пистолет тут же уставился ему в лоб.
– Пусть она встанет рядом с вами, – приказал немец.
Моррисон перевел его слова. Она как-то робко подошла к нему, время от времени бросая тревожные взгляды на Хертера.
Наконец Хертер решил заняться нами.
– "Вальтер" и "Беретту", пожалуйста, – знание марок нашего оружия его даже позабавило, и на лице немца появилась довольная ухмылка. – Сначала мистер Китсон.
Кен расстегнул куртку, достал двумя пальцами свой пистолет и положил его на стол. А вскоре рядом легла моя "Беретта". Потом Хертер приказал нам отойти и распихал наше оружие по карманам.
– А теперь, – приказал он, берем ящики и несем на берег.
Нам пришлось подчиниться. Мы снова взялись за ящики и все четверо вышли из дома, потом пересекли двор и направились на главную улицу. За нами по пятам шел Хертер.
Дождь уже совсем закончился, он оставил после себя несколько луж и промозглый, влажный воздух. Белые стены строений стали серыми, а между камнями мостовой струились маленькие ручьи. Казалось, что поселок вымер, ведь если кто-нибудь и видел нашу процессию, то никак себя не проявил.
Поселок закончился. Крутая тропинка вела нас вниз к полоске песка на берегу. Среди травы резко выделялся серебристый силуэт "Пьяджио", как хорошая манекенщица на фоне декораций. Тропинка петляла среди камней, ящики были тяжелыми, и наше движение резко замедлилось.
Мы так и не заметили у берега никакой лодки, волны по-прежнему были высоки, но было заметно, что погода стала улучшаться.
Наконец наш путь завершился прямо у "Пьяджио".
– Положите их на землю, – скомандовал Хертер.
Мы опустили ящики и неторопливо выпрямились. Я искоса присмотрелся к поведению немца. Мелкокалиберный пистолет Юсуфа так и остался лежать в кармане моей рубашки, но о том, чтобы неожиданно пустить его в дело, мечтать не приходилось. В этом непривычном для меня оружии осталось только три патрона, но очень трудно было незаметно дотянуться до его рукоятки. Кроме того, девятимиллиметровый калибр "Парабеллума" Хертера при любом попадании грозил для меня крупными неприятностями, а мне нужно было очень аккуратно прицелиться, чтобы вывести его из строя.
Моррисон по приказанию Хертера открыл дверь, а мы с Китсоном забросили туда ящики. Немец удовлетворенно кивнул, отступил шаг назад и выстрелил вверх и з ракетницы, которую он прихватил из моей "Дакоты". Это, скорее всего, означало: задание выполнено, опасность миновала и Его Превосходительство может приехать считать свои драгоценности.
– А теперь, – объявил Хертер, – будем ждать.
– Насколько серьезно повреждена "Дакота"? – спросил я. – Роджерс не пострадал?
