— А ты?! — крикнула я, потеряв самоконтроль. — Почему ты не хочешь связать себя со мной?!
Пронзительный взгляд вновь потускнел.
— У меня есть достаточно веская причина.
— И что во мне не так?!
Он вдруг растерялся.
— Что? Почему «не так»? В тебе нет ничего плохого.
— И даже отсутствие слезных желез идеально, — не смогла не съязвить я.
— Дело не в тебе…
— А что, ты еще хуже, чем я, неблагодарная?
— Да, я хуже.
Вот она, слабинка в броне! Он не может подобрать определения своему «пороку»! Так, продолжай растерянно смотреть мне в глаза… Что это там, такое черное и безнадежное… Обреченность.
О, боже!.. Нет, не болезнь, это я легко нахожу. Что тогда?
Мы уже стояли друг напротив друга, разделенные двумя рядами грубых металлических прутьев.
Появилось «фильтрующее» зрение. Гертруда с сыном прямо подо мной, этажом ниже…
У Германа нет будущего. Даже вероятного. Все линии вероятностей, разноцветные и светящиеся, — очень короткие, они обрываются, натыкаясь на какую-то черную дыру.
— Сколько тебе осталось? — севшим голосом спросила я.
— Какая разница? Немного. Нам не хватит.
Это черное — не дыра. Это сгусток отрицания. Проклятие. Что можно с ним сделать? Герман не позволит и попробовать, ведь он не хочет быть вместе со мной даже недолго. Надо забрать этот сгусток себе — если он будет под рукой, я сумею найти способ его побороть. Забрать. Я протянула к нему руки. Проклятие создано словами с жесткой вибрацией, нужно только их подобрать.
— Я отнимаю твой рок.
— Я забираю твой рок себе.
— Он теперь мой.
Черный сгусток качнулся и покатился в мою сторону, словно сам давно этого хотел. Линии вероятностей протянулись вдаль. У меня за спиной, на уровне шеи, поселился кто-то живой, похожий на мохнатого толстого паука. Сидит себе, вроде не мешает.
Герман что-то сказал, но беззвучно, я не расслышала. От него хлынула мощная волна серебристо-голубой энергии, и на ее гребне он шагнул ко мне, легко раздвинув железные прутья. Он даже не заметил, что на его пути была такая преграда! Он схватил меня своими каменными руками и сжал, как будто хотел выдавить обратно утраченную часть своей судьбы. Его взгляд, вместивший всю нежность и всю тревогу мира, парализовал мое сознание и остановил время. Я впитывала его, инстинктивно зная, что когда-нибудь сама память о нем может меня спасти.
За Гертрудой пришли. Сжимаемая руками Германа, я в панике топнула ногой, и мы упали, с треском проломив доски пола, на этаж вниз.
Гертруда сжалась в углу, закрыв собой ребенка, и это уберегло ее от нашего «десанта». Мы свалились аккурат на конвой. Я рванулась к Гертруде, одной рукой схватила ее за локоть, другой подхватила Фредика и бросилась в коридор, пока там хоть какая-то дверь отперта. Нам повезло: выход на эшафот еще не открыли, зато выход в город не успели закрыть, и мы помчались по коридору назад, быстрее ветра преодолевая расстояние до неумолимо закрывающейся двери. Она бы и закрылась — тяжелая, кованая, на трех засовах, но Герман просто вышиб ее ногой, и мы оказались на лестнице, которую никто не охранял.
Бешеная гонка до западных ворот на одном дыхании заняла буквально несколько мгновений. Гертруду и Фредика еще ждали, погони за нами не было, но, запихивая их в повозку, я вполголоса предупредила ее мужа:
— Не теряйте ни минуты, мы сбежали из тюрьмы. Гертруда уже приговорена.
В его глазах появилось то же, что было в глазах Германа — отчаянье и решимость, он кивнул, и обоз тронулся с места, быстро набирая скорость.
— Всё, — сказала я, смахивая со лба скользкие капельки пота. — Теперь нужно искать портал.
Герман взглянул на «компас»:
— Пять километров на юго-запад, сквозняк через два часа. Пойдем, я не хочу снова в эту тюрьму. В другую тоже.
Он взял меня за руку, как ребенка, и мы отправились к порталу.
Он молчал, а я не пыталась влезть в его мысли. Мне очень нравилось чувствовать его теплые сильные пальцы на своем запястье, мне нравилось, что на его хребте не сидит больше мохнатый паучок, превращая линию его судьбы в липкую бестолковую паутину. То, что паучок присосался ко мне, не имело значения. Я справлюсь. Или умру, что ж тут такого? Оказывается, совсем не тяжело нести чужой крест, если знать при этом, что кому-то — исключительному и важному — теперь ничего не угрожает. Странное дело, мысль о близкой смерти дала мне ощущение свободы. Мне ничего больше не надо делать для своего будущего. Это здорово! Будущее обязывает, а я, оказывается, всегда хотела жить только сегодняшним днем. Пальцы Германа скользнули по руке и переплелись с моими.
Торжество переполняло меня. Классная была схватка!
— Зачем ты это сделала? — глухо спросил он. — Если ты умрешь, я жить не буду. Меня не волновало это раньше, понимаешь? Мне моя смерть мешала лишь в одном. А что мне теперь делать? Запереть тебя на «Тайне» и постоянно контролировать твое здоровье? Приковать тебя к себе железом?
Я хихикнула и замотала головой:
— Ты с ума сошел? Мне и так мало осталось. Кстати, а сколько?
Он пожал плечами.
— Не знаю. Когда Капитан-Командор покинет Землю. Он не собирается ее покидать, но Жадный Бог говорил об этом, как о неизбежном. Мне казалось, что рок должен свершиться в мои шестнадцать, не позднее. Меньше года.
— Это очень много. Я успею дожить до четырнадцати.
Дальше мы шли молча. Молча сидели на траве и ждали сквозняк.
Мы не стали ближе, между нами все еще стояла его смерть, украденная мной. Но я и не ради нашего сближения ее украла. Я не могла не сделать этого.
Уже на Острове, когда мы тупо стояли в зале пульта перед недоуменными физиономиями Коли, Славы и Тима, и я чувствовала, что Герман просто не в состоянии разжать пальцы и отпустить мою руку, я сказала:
— Забудь. А если не можешь забыть — не верь.
Освободилась от его тисков и ушла к себе.
Вечером Герман позвал Юру на пляж жарить рыбу. У Юры были другие планы, но он уловил нетипичное настроение Германа. Нетипично мрачное. Герман и сам не мог бы объяснить, почему ощутил острую потребность в компании брата — уж точно не за тем, чтобы изливать душу, — может, чтобы заразиться его бесшабашностью… Юра понял направление его мыслей, когда Герман поинтересовался состоянием Али, и, ответив, что «Аля как обычно», кинул пробный камень:
— Вы с Асей сегодня вернулись вместе.
Герман кивнул, глядя в огонь. Что-то такое в интонации Юры говорило, что он не поймет.
— И наэлектризовали зал пульта, — с улыбкой продолжил Юра.
