— Дышать… Дышать нечем…
И снова потерял сознание.
— Воды! — крикнул Дойчман.
Шванеке бросился в угол, наполнил котелок водой, принес его, а потом сам принялся массировать грудь больного. Дойчман ладонью несколько раз шлепнул профессора в кардиальной области.
— Сделай ему что–нибудь от сердца! — попросил Шванеке.
— Да нет здесь ничего, только симпатол.
— Так дай ему симпатол.
— От него никакой пользы.
— Неважно. Может, хоть как–то поможет. Мы должны его спасти. Он выкарабкается. Эх, если бы не эта скотина Крюль!
Дойчман извлек из сумки флакончик и накапал пятнадцать капель в чайную ложку. Шванеке толстыми пальцами раздвинул больному губы и раскрыл ему рот. Дойчман осторожно вылил жидкость в рот, потом они продолжили массаж груди.
— Может, шнапса раздобыть? — спросил Шванеке.
— Нет, не поможет.
— Он выкарабкается, — упрямо повторил Шванеке. — Какая все–таки сволочь этот Крюль! Ну ничего, я еще доберусь до него…
— Он все же придет в себя, во всяком случае, ему лучше, — смахивая со лба пот, проговорил Дойчман.
Дыхание профессора стало ровнее, он тихо постанывал. Но пока что не пришел в себя.
— Ну так как? Идешь со мной или нет?
Дойчман молчал.
— Хочешь здесь подохнуть? Как вот он?
Он ткнул пальцем в профессора.
— Пусть он даже и придет в себя сейчас, все равно рано или поздно ему здесь придет конец. Русские прорвутся и пристрелят его — им наплевать, кто он, профессор или нет.
— Помолчи! — попросил Дойчман.
— Ладно–ладно, молчу. Дело ваше — хотите подыхать, подыхайте. Мне все равно.
Оба молча приводили профессора в чувство. Когда ему стало лучше, его накрыли двумя теплыми одеялами. Потом, усевшись по обе стороны лежавшего, Дойчман и Шванеке задумчиво уставились в пол. Оба молчали. О чем было говорить, все уже было сказано. Или не все? А может, Шванеке все же прав, спросил себя Дойчман. Что его здесь удерживает? Почему он не решается сказать Шванеке, что готов пойти с ним? Какой–никакой, а все–таки шанс…
При появлении Обермайера оба даже не поднялись, так были погружены в раздумья. И заметили офицера, только когда он подошел вплотную к соломенному тюфяку, на котором лежал профессор.
— Крюль? — коротко спросил обер–лейтенант.
Дойчман кивнул:
— Нужно же ему чем–то заниматься.
Мельком взглянув на него, Обермайер, побледнев, выскочил из медпункта.
На следующую ночь Крюль бушевал, как никогда раньше, а потом вдруг притих и стал ходить от хаты к хате. Судя по всему, обер–лейтенант Обермайер устроил ему за профессора хорошую взбучку. Но Крюль за годы службы твердо усвоил правило: получил нагоняй, тут же забудь. Нет, настроение у обер–фельдфебеля упало совершенно по другому поводу — Обермайер приказал ему отправиться на позиции и произвести замеры траншей.
— Вы, как я понимаю, спец у нас по этой части, обер–фельдфебель, — язвительно произнес Обермайер. — Или это не так?
Крюль, естественно, разубеждать его не стал.
— Так точно, герр обер–лейтенант.
И это лаконично–уставное «так точно» возымело для него такие последствия, что он мгновенно перенесся из состояния исступления в горестное, полное сомнений молчание.
В тот же вечер в Орше гауптман Барт получил боевой приказ по дивизии. Догадки Видека в связи с прибытием партии шнапса, опасения Крюля и остальных — все подтверждалось, реализовавшись в кратком служебном документе и телефонном звонке. Гауптман Барт прочел приказ один раз, потом другой, потом какое–то время сидел в неподвижности и чуть погодя вызвал штаб дивизии. Он попросил к телефону адъютанта, тут же трубку передали какому–то гауптману.
— Ах, Барт, это вы, — бодро–радостным тоном проговорил адъютант командующего. — Я как раз только что вспоминал вас и, откровенно говоря, ждал вашего звонка.
— Прошу прощения, вы понимаете, о чем мне хотелось бы поговорить с вами?
— Разумеется, разумеется.
— Как вы вообще все это себе представляете? Почему это решили поручить именно нам?
— И вы еще спрашиваете? Хотя и не принято поручать подразделениям вашей категории проведение столь щекотливых акций, но герр генерал полагает, что все–таки можно сделать исключение. Видите ли, Барт, скрывать не стану: акция чрезвычайно опасна. И вы, и мы это понимаем. Но что поделаешь? Русские перешли в наступление под Витебском, у нас же пока что спокойно. Спрашивается в задаче: почему? Штаб армии тоже недоумевает — грунт промерз, для танков лучшей погоды не придумаешь. Но на той стороне тишина, хотя русские прекрасно знают, что путь на запад им открыт. И у нас возникли серьезные подозрения, что русские что–то замышляют. Силами воздушной разведки мы попытались установить, что именно, но вследствие низкой облачности мы уже потеряли два самолета–разведчика. Вопрос: что там затевается в тылу у русских? Чтобы это выяснить, предполагается разбить на группы вашу 2–ю роту, по причине ее удобной дислокации, и отправить их в тыл к русским посмотреть, что там у них делается.
— Но роте уготована роль смертников, если называть вещи своими именами. Сомневаюсь, что кто–нибудь вернется живым, — медленно произнес Барт.
— Ну, кто–нибудь да вернется. И если этот «кто–нибудь» добудет ценные сведения, то пользы от этого будет куда больше, чем от целого полка. Но я вот почему хотел с вами переговорить. Барт, мы оба хорошо понимаем, что среди ваших людей немало таких, кто при первой же возможности перебежит к противнику. Пожалуй, только это и смущает нас. Мы идем на риск. Но мы постараемся его минимизировать — мы в письменном виде оформим гарантию того, что каждому участнику акции, выполнившему поставленную задачу, будет предоставлено право вернуться в прежнюю часть с сохранением звания и должности. Это послужит мощным стимулом для них.
— Я не считаю это столь уж мощным стимулом.
— Понимаю, что вы подразумеваете под этим. Они окажутся перед соблазном раз и навсегда покончить для себя с войной, как только окажутся на территории противника. Однако и вы, и мы — я имею в виду старых, искушенных фронтовиков — понимаем, что это не так–то просто. Русские явно не ждут их с распростертыми объятиями. Так что тут не угадаешь. И, с другой стороны, здесь их примут как героев, если они вернутся…
— Вот именно: если вернутся…
— Будьте благоразумны, Барт… Мы ведь по–другому не можем, регулярные части нужны для того, чтобы задержать наступление русских. Вы же понимаете, какова сейчас нехватка личного состава.
— А мой батальон понадобился, так сказать, для списания в расход. Раз — и никаких проблем!
