Теперь наступил самый опасный и впечатляющий момент всего этого мероприятия, и Мехмед наклонился вперед на своем троне, стараясь защитить лицо ладонями в перчатках настолько, насколько это было возможно, но так, чтобы это не мешало ему следить за процессом. Ему показалось, что его глаза стали сухими, как бумага, и начали болеть.
Литейщики затянули ритмичную песню, взывая к Богу. Взяв длинные шесты с металлическими крюками на конце, они зацепили ими тигли в обеих печах за край и стали осторожно наклонять тигли, пока их жидкое содержимое не потекло по тщательно подготовленным желобам, изготовленным из обожженной глины и ведущим к отверстию, имеющемуся в верхней части литейной формы.
Как только по этим желобам потекли два ярко-красных ручейка, другие рабочие стали бегать взад-вперед вдоль желобов, используя новые длинные шесты для того, чтобы направлять и подталкивать расплавленный металл и изгонять из него пузырьки воздуха, которые могли угодить в литейную форму и привести к появлению слабого места в корпусе отливаемой бомбарды. Все делалось очень тщательно и очень быстро, пока литейная форма не была заполнена целиком и пока излишки расплавленного металла не потекли по поверхности земли, шипя и выбрасывая вверх облачка дыма и пара.
Орбан приказал прекратить литье, и почти тотчас же своего рода пробка, образовавшаяся на вершине литейной формы, начала менять свой цвет и тускнеть, а то, что казалось похожим на движущуюся кровь дракона, стало темным и каким-то безжизненным.
Мехмед, не сумев сдержаться, вскочил со своего трона и побежал к главному литейщику. Почувствовав, а затем увидев приближение султана, Орбан отвернулся от литейной формы и поспешно пошел навстречу Мехмеду, опасаясь, как бы его господин не подошел слишком близко к источнику жара. Мехмед, подбежав к Орбану, ничего не сказал, но по выражению его лица можно было догадаться о том, какой вопрос он не решался задать.
– Я доволен, – сказал Орбан, кивая. – Все идет хорошо.
Мехмед так обрадовался, что, казалось, забыл о том, что он не кто-нибудь, а султан. С мальчишеской горячностью шлепнув главного литейщика по плечу, он затем покачал головой в искреннем восхищении тем, что только что увидел.
– Бог с нами, – сказал он. – Он хочет, чтобы у меня появилось то, что необходимо для осуществления моего замысла.
Орбан склонил голову. Он уже давно приучился выдерживать жар, исходящий от плавильной печи, а вот выдержать пристальный взгляд султана ему было пока не под силу.
Если процесс этого творения был чудом, потрясающим слиянием элементов, то его появление из земли, ставшей для него колыбелью, было довольно невзрачным зрелищем: люди копошились, тягловые животные пыхтели и фыркали. К утру Орбан решил, что металл уже достаточно остыл и что можно откапывать литейную форму. После нескольких часов тяжелого труда под лучами поднимающегося все выше и выше солнца огромная литейная форма была наконец-то полностью откопана. К ее массивному корпусу привязали множество веревок и при помощи лошадей вытащили из ямы наверх, положив рядом на песок.
Султан отбыл во дворец вскоре после завершения процесса литья и там сразу же ушел в свою спальню. Орбан попросил позвать султана, чтобы тот посмотрел на результат недельных усилий после того, как глину литейной формы разбили на куски и удалили как снаружи, так и внутри отлитого артиллерийского орудия. К тому времени, когда Мехмед прибыл вместе со своей свитой, бронзу бомбарды успели натереть так, что она блестела, как золотая. Бомбарда лежала на массивном деревянном настиле, и в ее блеске чувствовалось что-то пугающее. У нее были такие размеры и такой внешний вид, как будто она была изготовлена не людьми, а самим Богом.
Мехмед протянул было руку к ее блестящей поверхности, но его охватило такое благоговение, что он так и не прикоснулся к ней. Он прошелся вдоль всей длины цилиндра и выяснил, что нужно сделать целую дюжину очень больших шагов, чтобы дойти от ее тыльной части до зияющего дула. Заглянув внутрь ствола, он увидел, что туда запросто сможет заползти и перевернуться с одного бока на другой человек его телосложения. Честно говоря, именно это ему и хотелось попробовать, но он вполне обоснованно решил, что это ниже его достоинства.
Султан повернулся к главному литейщику, на лице которого играли блики золотистого света, отражающегося от бронзы.
– Выстрел из этой трубы повалил бы и стены Иерихона[27], – сказал Орбан.
Все еще видя перед своим мысленным взором изготовленную Орбаном бомбарду, Мехмед вернулся во дворец и направился в свои личные покои. Окна в его любимой комнате выходили на три стороны, и все они были открыты, чтобы в помещение попадал свежий воздух.
Мехмед подошел к окну, выходящему на восток, и посмотрел вниз, на внутренний двор. Там на высоком шесте висело и развевалось на ветру искусно изготовленное знамя, в центре которого виднелось изображение заплетенного в косы конского хвоста. Ему вспомнилось, как несколько недель назад он приказал установить здесь это знамя. Когда оно было водружено, все находившиеся поблизости люди возликовали. Их громкий крик, подхваченный внезапно налетевшим ветерком, услышали в разных концах города, и вскоре восторженные голоса жителей слились в единый гул, который прокатился по всем улицам.
Мехмед отошел от окна и с удовольствием опустился на лежащие в центре комнаты подушки. Вновь подул ветерок – на этот раз через окно, выходящее на запад. Он ворвался в комнату и погладил кожу султана. Мехмед представил, как ветерок разносит его распоряжения во все концы государства, словно запах крови.
Уже через несколько минут после водружения этого знамени во все стороны помчались гонцы и глашатаи, разнося весть о том, что султан наконец-то обратил свой взор на самое ценное из всего, что только можно захватить, – Великий Город.
Собираемые по его повелению отряды уже, наверное, приближаются к нему. Из Эдирне он поведет их – и профессиональных воинов, и воодушевленных добровольцев – на Константинополь.
Уже скоро, не позднее чем через час, он снова займется реализацией своего великого замысла и на этот раз не станет отдыхать до тех пор, пока не добьется успеха. Великая бомбарда, самый большой «покоритель городов», была уже готова. Она стала последней частичкой в сложной мозаике, которую он собирал вот уже несколько недель. Когда он снова присоединится к своему войску, он окажется в центре созданного им же самим водоворота. Он станет придавать ему нужную форму и направлять его, будет кормить его, как какое-нибудь живое существо, и выжимать из него как можно больше сил. Он не угомонится, пока не достигнет своей цели или пока не лишится собственной жизни. А пока что – всего лишь несколько минуток – он побудет наедине со своими мыслями. Сам пророк Мухаммед предсказал, что город, созданный Константином, рано или поздно станет домом для людей истинной веры. Мехмед ощутил легкую дрожь и тут же задумался о том, почему он задрожал, – то ли от прохладного ветерка, который подул на него, то ли от осознания воли и милости Бога.
