Свои вещи он потерял или спрятал, но обрез и нож висели на месте, как и пистолет с глушителем. На Айке были пучеглазые горнолыжные очки, и пах он как охотник. Проходя, он задел Али плечом — кожа была холодной.
Али испытала небольшое облегчение: хоть какая-то поддержка.
— А мы уж думали, что ты опять куда-то подался, — сказал Уокер.
Айк не ответил. Взял нож из рук Али и легко открыл лезвие.
— Она права, — сказал он.
Он нагнулся над животным и вполголоса — кроме Али никто не слышал — произнес что-то успокаивающее и в то же время торжественное, словно официальное обращение. Возможно, молитву. Животное замерло, и Али придержала ту часть веревки, которую Айку следовало перерезать.
Кто-то сказал:
— Сейчас посмотрим, умеют ли они летать.
Но Айк не стал резать веревку. Он быстро ткнул зверя ножом в шею. Обмотанные проволокой челюсти задергались, пытаясь глотнуть воздуха. И животное погибло.
Айк выпрямился и повернулся к остальным:
— Пленных мы не берем.
Ни секунды не раздумывая, Али сжала кулак и изо всех сил ударила Айка в плечо. Все равно что толкать лошадь — такой он был твердый. По ее лицу катились слезы.
— Почему? — спросила она.
Айк вытер нож и торжественно протянул ей. Али слышала, как он прошептал: «Прости», но обращался не к ней. К ее изумлению, Айк сказал это тому, кого только что убил. Затем повернулся к зрителям:
— Напрасно жизнь загубили.
— Вот только не надо, — сказал Уокер.
Айк в упор смотрел на него:
— Я думал, вы хоть что-то понимаете.
Уокер вспыхнул.
Айк обратился уже ко всем:
— Вам нельзя здесь оставаться. За этими скоро придут другие. Нужно уходить.
— Айк! — позвала Али, когда все разошлись.
Он повернулся к ней, и Али дала ему пощечину.
Дьявол — обезьяна Бога.
Мартин Лютер. Застольные беседы, 1569
Венеция, Италия
— Али идет все глубже, — серьезно сообщила Дженьюэри, пока все дожидались Персивела.
Она сильно похудела, вены у нее на шее стали похожи на веревки, которыми голова привязана к туловищу. Она сидела в кресле и пила минералку. Рядом примостился Бранч; он тихонько постукивал пальцем по Бедекеровскому путеводителю по Венеции.
В этом месяце «Беовульф» собрался впервые. Кто-то трудился в библиотеках и музеях, кто-то, не щадя себя, работал на местах: расспрашивал журналистов, солдат, миссионеров — тех, кому приходилось спускаться под землю. Поиски продолжались.
Венеция очаровала всех. Извилистые каналы вели в сотни таинственных мест. На залитых светом площадях витал дух эпохи Возрождения. По иронии судьбы в это солнечное воскресенье, заливающее город колокольным звоном, они сидели каком-то банковском подвале.
Многие помолодели — загорелые, энергичные. В глазах снова появился блеск. Им не терпелось поделиться друг с другом находками. Дженьюэри начала первой. Только вчера она получила письмо от Али. Его передал один из семи ученых, оставивших экспедицию, когда ему наконец удалось вырваться из пункта Z-3.
Сообщение Али и рассказ ученого поразили всех. После отбытия экспедиции Шоута оставшиеся провели несколько недель в настоящих мучениях. У них отобрали вещи. Всех — и мужчин и женщин — избивали и насиловали. Потом отправили поездом в Наску. На поверхности им пришлось лечиться — от какого-то подземного грибка, от венерических болезней, от нарушений, вызванных пребыванием на глубине. Но все их несчастья меркли перед той новостью, которую они сообщили.
Дженьюэри рассказала собравшимся о намерении «Гелиоса». Читая выдержки из письма Али, написанного за час до отбытия из Z-3, сенатор объяснила план экспедиции — пройти под Тихим океаном и подняться на поверхность где-то вблизи Азии.
— И Али тоже там, — простонала Дженьюэри. — И все из-за меня. Что я наделала?
— Не нужно себя винить. — Десмонд Линч постучал вересковой тростью в плиточный пол. — Она сама сделала выбор. Как и все мы.
— Спасибо за утешение, Десмонд.
— Но что все это значит? — спросил кто-то. — Ведь затраты совершенно непомерные, даже для «Гелиоса».
— Я знаю Купера, — сказала Дженьюэри. — И я опасаюсь худшего. Думаю, он намерен создать свое собственное государство. — Она сделала паузу. — Мои подчиненные кое-что разузнали. «Гелиос» определенно готовится к полномасштабной оккупации подземных территорий.
— Именно собственную страну? — спросил Томас.
— Не забывайте, этот человек уверен, что лишился президентского кресла в результате заговора. Он, видимо, решил начать все заново. Начать там, где он сам будет писать законы.
— Тирания. Плутократия.
— Купер, конечно, назовет иначе.
— Но он не сможет! Это нарушение международных законов! Конечно…
— Захват решает все, — сказала Дженьюэри. — Вспомните конкистадоров. Между ними и их королем лежал океан, и они решили построить собственные маленькие королевства. И в мире нарушилось политическое равновесие.
Томас выглядел мрачно.
— Майор Бранч, вы, конечно, можете прервать экспедицию. Возьмите солдат и верните этих захватчиков, пока из-за них не разгорелась война.
Бранч закрыл путеводитель.
— Боюсь, святой отец, у меня недостаточно власти.
Томас повернулся к Дженьюэри:
— Это ваш солдат. Прикажите ему. Дайте полномочия.
— Так не делается, Томас. Элиас не мой солдат. Он мой друг. Что касается полномочий, я уже говорила с офицером, который отвечает за военные операции. С генералом Сэндвеллом. Экспедиция находится за пределами военной юрисдикции. И, так же как и вы, он не хочет спровоцировать войну своим вмешательством.
— Для чего тогда все ваши десантники, специалисты? «Гелиос» может отправить под землю наемников, а армия США — нет?
Бранч кивнул:
— Вы рассуждаете, как некоторые мои знакомые офицеры. Да, корпорации совсем вышли из-под контроля. Беда в том, что мы-то обязаны играть по правилам.
— Мы должны их остановить, — требовал Томас. — Иначе могут быть разрушительные последствия.
— Даже если нам дадут зеленый свет, будет, наверное, слишком поздно, — сказала Дженьюэри. — У них преимущество в два месяца. И с момента отбытия экспедиции от них не было никаких вестей. Мы понятия не имеем, где они находятся. «Гелиос» никакой информации не дает. Я уже с ума схожу. Возможно, люди в опасности. Возможно, они уже в стране хейдлов.
Немедля начались споры о том, где могут прятаться хейдлы, сколько их осталось в живых и представляют ли они угрозу. Линч считал, что популяция хейдлов небольшая и рассеянная и через три-четыре поколения вымрет окончательно. Общее количество особей, по его мнению, не более ста тысяч. «Это — угрожаемый вид», — заявил он.
