Преодолев не без трудностей речку, подполз к забору, заглянул в щель. Неподалеку стояли два санитара и на венгерском языке подсчитывали, сколько за последнюю неделю умерло от тифа. Здание за их спинами и было тифозным бараком. Так он понял.
Он окликнул их. Это было спасение.
— Тебе придется побыть немного трупом, — сказал один из санитаров. — У колчаковцев здесь есть свои шпионы и доносчики.
Его переодели в чистое белье, закрыли простыней и отволокли на носилках в морг. Здесь лежали умершие от тифа, и по ним ползали насекомые. Он пролежал в морге целый день. Наконец заботливые санитары принесли ему одежду и документы кого-то из умерших мадьяр.
«Надо собирать отряд… — вновь подумал он решительно. — Даже когда человек умирает, за него должны сражаться его идеи… Эх, добраться бы до Петра Щетинкина!.. Но как до него добраться?..» И понял: добраться невозможно. Нужно действовать тут, дойти до лесоразработок. Там — свои…
И тайга поглотила его.
Он был молод. Больше всего жалел три тетради со своими стихами, которые пропали в тюрьме навсегда, — себя он считал поэтом, хотел стать таким же певцом Свободы, как Шандор Петефи.
Наступление колчаковских и иностранных войск под общим командованием генерал-лейтенанта Розанова началось в первой половине мая.
Ожесточенные бои были не только в Сосновке, но и в районе Вершино, Рыбинское. Противник пробивался на Баджей. Из-за предательства эсеров почти все запасы хлеба республики оказались захваченными белыми. Теперь все понимали, что дни советского Баджея сочтены. Не хватало патронов, не было продовольствия. Очень скоро баджейский лазарет оказался переполненным ранеными.
И тут вновь проявился незаурядный полководческий талант Щетинкина. Он понимал, что колчаковцы постараются провести обходное движение, чтобы зайти партизанам с правого фланга, отрезать их от Баджея, и разработал дерзкий план разгрома противника.
Этот бой вошел в историю под названием Манского, или Нарвинского.
Щетинкин отвел Северо-Ачинский полк от Семеновки и занял левый берег Маны. Густые заросли пихтача и ельника хорошо скрывали партизан. Щетинкин нашел ущелье, по которому должна была пройти пятитысячная армия белых. Сюда были стянуты почти все пулеметы и вся артиллерия партизан.
Вдоль правого берега быстрой, неширокой в этом месте реки Маны тянулось шоссе, над ним стеной вставали коричневато-серые обрывистые скалы.
Ранним утром на шоссе показался авангард белых войск. Здесь было много итальянцев в крылатках и черных шляпах с перьями. Солдаты чувствовали себя хозяевами положения. Они громко разговаривали, смеялись, поднимали с шоссе камешки и бросали в реку, орали итальянские песни. Колонна растянулась на много верст. В ней было несколько тысяч солдат и офицеров. Скрипели возы с награбленным добром. Позади колонны поднимались столбы дыма, это горела подожженная белыми деревня Тюлюл.
В середине колонны ехали на лошадях генерал Шарпантье, полковник Компот-Анжело и есаул Бологов.
— А правда, что за голову этого красного генерала Щетинкина объявлена награда в тысячу золотых рублей? — спросил Компот-Анжело у Шарпантье.
— Господин генерал, — обратился Бологов к Шарпантье, с опаской поглядывая на скалы, — прикажите пройти ущелье форсированным маршем.
Шарпантье недовольно поморщился.
— Вы засиделись в штабах, есаул. Расшатали нервы. Сперва вы предлагали вообще не входить в ущелье, теперь предлагаете пройти его форсированным маршем. — И, обращаясь уже к полковнику Компот-Анжело: — Кстати, у вас, полковник, есть возможность получить царские золотые за голову Щетинкина.
— Боюсь, мы опоздаем. Розанов, наверное, уже занял Баджей и Щетинкина схватил, — отозвался Компот-Анжело.
— Ваши страхи не имеют основания. Щетинкин — хитрая лиса: он не будет ждать Розанова, а отступит сюда. А сюда — значит нам в руки.
— Генерал, я настаиваю! — перебил полковника есаул с отчаянной решимостью. — Прикажите форсировать продвижение!
— Перестаньте устраивать истерику, есаул!
И вдруг взорвались скалы. Со всех сторон донесся оглушительный треск пулеметов. В ущелье стоял беспрестанный грохот, усиленный эхом. В панике метались по шоссе солдаты. Многие из них бросались в реку и гибли. Густо окрасились кровью воды реки. Сражение длилось несколько часов. Ни один белогвардеец не уцелел. На волнах покачивалась шляпа полковника Компот-Анжело. Рядом — фуражка Шарпантье.
— Ну вот и все… — сказал Щетинкин. — Враг разбит и уничтожен. Бородино, Канны… Что будем делать дальше, главком?
Кравченко был серьезен.
— Как звали того дядю? — спросил он.
— Его звали Пирр, Александр Диомидович.
— Знал, что догадаешься, о чем я думаю. Да, мы одержали блестящую… Пиррову победу. Отсюда нужно уходить.
— Куда?
— Вот об этом я и хотел тебя спросить.
В Степном Баджее созвали митинг. На крыльце стояли Кравченко и Щетинкин. Кравченко говорил:
— Товарищи! В последнем, Манском, бою мы уничтожили пять тысяч солдат и офицеров противника. Поздравляю с победой! — Когда раздались крики «ура», Кравченко поднял руку: — Но оставаться в Степном Баджее мы не можем.
Наступила гробовая тишина, все недоуменно переглядывались.
— У нас осталось две тысячи бойцов. Триста раненых. Белогвардейцы захватили хлеб. Запасы ничтожны…
В толпе послышался ропот.
— Снарядов нет, патронов мало. Колчак подтягивает новые силы, несмотря на свои неудачи на западе. Мы решили эвакуировать Баджейскую республику!
— А две тысячи пленных? — подал кто-то голос.
— Пленным даем свободу: идите на все четыре… Так предлагает Щетинкин.
На крыльцо вскочил Альянов:
— Вот до чего довели нас знаменитые полководцы Кравченко и Щетинкин!.. В своей баджейской яме мы защищены хребтами, рекой. А в тайге нас перестреляют по одному. Не поддавайтесь на провокацию, товарищи!
Альянова отстранил слесарь патронно-оружейных мастерских Карасев:
— Вы меня знаете! По вине этого типа — Альянова погибло наше продовольствие. Теперь он распространяет слухи, будто всех раненых отравят, а пленных расстреляют. Сам слышал. К стенке его!..
Толпа одобрительно загудела, Щетинкину пришлось вмешаться:
— Отставить! Трибунал разберется…
Щетинкин объяснил, что, хотя пятитысячная армия белых и уничтожена, оставаться в Баджее нельзя. Нужно немедленно уходить в тайгу. Куда? Есть несколько планов, их еще обсудят. А пока нужно отходить по направлению к Минусинскому уезду.
