Дарья Кузнецова - Ищейка

— А правда ли, что смех представителя вашего народа может разрушить мир? — вдруг поинтересовался я, поражаясь собственной наглости. Сфинкс медленно качнул головой.

— Ты спрашиваешь то, что не могу сказать тебе я. То тайна не моя, не спрашивай о том. А драконы существуют, полусмертный, и именно без них бы рухнул мир. Они суть равновесия и жизни. Приходят в мир они нечасто, но — бессмертны. А ныне время потрясения грядёт, а, значит, время их. И от тебя зависит, полусмертный, куда качнутся чаши бытия.

— М-мою ж Силу… — себе под нос выдохнул я, потому как добрый сфинкс опять дал мне время осознать сказанное. Я даже попытки не поверить не сделал. Да и кто бы на моём месте попытался? Хотел бы я посмотреть на того героя!

Было такое забавное ощущение… Как будто мир вокруг уже рушится. Причём парой осколков меня ощутимо приложило по темечку. Хотя, если включить критическое мышление, становится понятно, что мир-то никуда не делся, а рухнуло на самом деле моё представление об окружающей реальности.

— А я-то тут причём?

— Ты слишком тороплив, о, полусмертный. Об этом я скажу тебе поздней. Сейчас же — слушай. Быть драконом — значит, нести стихию на своих плечах, и купол неба, и в когтях — земную сферу. Неверный жест — всё Хаос поглотит. Любой дракон — есть воплощённая стихия, и силы этой мне не осознать. Но ты ведь знаешь, что стихии слепы… — это не было вопросом, но я машинально кивнул. — Поэтому дракону нужен якорь. Та часть его, что сдержит буйный нрав, что усмирит и обуздает ветер, что тьму смирит одним лишь только словом, огонь возьмёт в ладонь, не испугавшись, растопит лёд на краткое мгновенье и в берега загонит океан. Сознанье смертных — одиночно и не может в одно время вместить стихии буйство и покой. И потому, когда дракон родится, он явится на землю не один, но разделён на две неравных части, однако, важностью своей они равны.

— Ничего не понимаю, — я потерянно покачал головой, пытаясь сообразить, к чему он мне всё это рассказывает.

— Ты всё поймёшь, когда наступит срок, — сфинкс вновь улыбнулся, меня вновь передёрнуло от этого выражения его лица.

— Подождите! — в голове вдруг возникла настолько бредовая мысль, что она идеально вписалась во все безумные события последних дней. — То есть, тварь, в которую превратился Гор — это… дракон? — последнее слово я выдохнул отчего-то вмиг осипшим голосом и был вынужден прокашляться.

— Вот видишь, всё не так уж сложно, — кажется, сфинкс был весьма доволен моей сообразительностью. Туман побери, что ж я его радости разделить не могу?! — И ты исполнишь принесённые обеты.

— Я же вроде никому ничего не обещал, — я ошалело затряс головой.

— Ты клятву дал, когда ты согласился услышать тайну, сказанную мной, — опять он улыбается… М-да, привыкнуть к этому, судя по всему, невозможно. Как хорошо, что сфинксы никогда не живут среди людей…

— Но… почему? Почему Гор вдруг стал драконом?

— Дракон родится там, где Хаоса ужасный плод созрел, — ответил он. — Родится там, где должен был родиться, в то время, когда нужен больше всех.

— Смертный предполагает, только кто его будет спрашивать, — пробормотал я.

— Я не согласен с этой странной фразой, — чуть нахмурился сфинкс. — Чтоб стать драконом, нужно быть великим, а ими не рождаются, поверь. Да, есть талант, подаренный с рожденья, но он не столь уж важен для судьбы. А воля, разум, опыт, взгляд на вещи — всё это выбор, а не торная тропа.

— Да уж, — нервно хмыкнул я.

— Трудней всего путь силы и сомнений, — он слегка склонил голову. — Но этот мир бы превратился в прах, не будь способных одолеть его.

— Так, а от меня-то что конкретно требуется? — опомнился я.

— Ты, полусмертный, всё узнаешь в свой черёд, — сфинкс отрицательно качнул головой. — Я тайну передал тебе, как собирался, и здесь теперь закончу путь земной. Прошу тебя всё сделать так, как должно, чтоб тайна не напрасно умерла.

— Подождите, но… — начал я, а сфинкс вдруг вспыхнул белоснежным пламенем, напоследок улыбнувшись, и исчез, превратившись в серебристое облачко лёгкого тумана. — У меня ещё есть вопросы… — машинально сообщил я в пустое пространство. Пространству было ожидаемо наплевать и на эти самые вопросы, и на моё общее душевное состояние.

Я сидел и тупо смотрел перед собой, не в силах не то что пошевелиться — думать, и то тяжело было. Хотя, в сложившейся ситуации я бы ещё поспорил, что труднее, потому как двигательная активность восстановилась быстро, а вот с мысленной дела обстояли хуже. Единственная мысль, которая забрела в мою перегруженную впечатлениями голову, была проста и тривиальна. "Мне надо выпить", — решило сознание, и отчаянно уцепилось за эту первую связную и относительно отвлечённую идею. Резко встав и этим движением уронив стул, я в два шага оказался у шкафа, в котором имелся "нервный" запас, и, достав бутылку (мельком отметив, что в прошлый раз бутылка была другая), от души хлебнул. "Улыбка сфинкса" (интересно, долго я ещё буду вздрагивать от этого названия? Начинаю подозревать, что назван напиток так отнюдь не из-за галлюцинаций, а как последнее средство прийти в чувство после оной улыбочки…) прокатилась по пищеводу, выбив слезу. Я отчаянно закашлялся, хлопая себя по груди, потому как по спине похлопать было некому. Кашель не прошёл, но я упорно отхлебнул ещё и ещё. Думаю, в таком состоянии передозировка просто невозможна — в стрессовой ситуации организм может алкоголь попросту спустить в утиль. Или переработать настолько быстро, что опьянение не успеет наступить…

— Блэйк? Мальчик мой, что-то случилось? — раздался от двери голос. Утирая выступившие слёзы и продолжая кашлять, я поднял мутный взгляд на очередного посетителя. В дверях стоял Аро.

— Не… — я потряс головой, ставя бутыль обратно на полку. — Совсем… ничего! — с трудом выдохнул я и расхохотался…

Как ни прискорбно осознавать, но это была истерика в чистом виде. Я смеялся громко, отчаянно, навзрыд, сползая по шкафу на пол. Уже на полу, привалившись к этому шкафу спиной, я продолжал отчаянно хохотать, стуча ладонями об пол и периодически выдыхая какие-нибудь реплики вроде "ну совершенно ничего!", "так, ерунда!", "самый скучный день в моей жизни!".

Не знаю уж, сколько бы продолжалось это безобразие, но вдруг в голове что-то вспыхнуло, и разум мгновенно стал ясным и чистым, как морозное утро. Аро, заметив, что я перестал смеяться, опустил лапу, которую держал над моей головой.

— Спасибо, — устало вздохнул я, не имея ни сил, ни желания подниматься с пола. Грифон, которому сидение на полу было привычным, никак не отреагировал; только по-кошачьи припал на передние лапы, чтобы не смотреть на меня сверху вниз. — Ты появился поразительно вовремя.