В конечном итоге Армия была превращена в огромную, а посему неуправляемую партийную ячейку, способную базарить, но не способную воевать.
В полной мере суть работы этого политического механизма Антон ещё не постиг. Как лягушонок, сопротивляясь партийному гипнозу пищал, но лез в пасть огромного удава политики номенклатуры, борющихся за власть вождей ЦК КПСС.
Будни курсантской жизни шли своим чередом, но для гардемаринов, налаженный и привычный уклад быта в училище, а так же весь город Ленинград начали отдаляться и просматривались ими как бы издали. На знакомые, обыденные места и вещи они глядели тоскливо запоминающими взглядами, с наигранной весёлостью человека, который прощается с ними, может быть, навсегда.
Ленинградская весна – пора белых ночей пожилым и старым людям навевала воспоминания о прекрасных годах юности, лишала сна и покоя людей молодых. Бурлящая эмоциями кровь, выгоняла их на улицы и проспекты города, далее, гомонящими ручьями, выплёскивала на набережную Невы. Здесь, соединившись, потоки людей, подчиняясь ритму весеннего течения паводковых вод полноводной реки, умолкали. Каждый человек по-своему переживал миг единения с природой и, восхищаясь, удивлялся красоте окружающей жизни.
- Нагулявшись по весеннему городу вволю, медленно бреду в направлении училища, - начал рассказывать о своём приключении Валера Дробатов.
Вид у него был, как у кочегара на которого после вахты вылито несколько вёдер воды, только подтёки на лице и одежде были не чёрные, а жёлто-коричневые. Несмотря на явные дефекты одежды, особенно уже вовсе не белой форменки, настроение у него было жизнерадостное.
- Ноги у меня от усталости гудят, солнышко взошло, но общественный транспорт не ходит. Ещё совсем рано, - продолжал он рассказывать.
- Пить хочу – за стакан воды или кваса готов чёрту душу заложить! Ни чёрта, ни его бабушки, торгующей водой, нет: ещё рано. Замечаю, что в проулке на Красноармейской улице стоит бочка, с облупившейся надписью на боку «ква…». Последняя буква «с» пропала совсем!
Мой живот выпрыгнул из штанов, стал рядом с бочкой и пробурчал: «- Хочу ква-ква-квасу!»
Я понял – сопротивляться бесполезно! Обошёл и осмотрел бочку. Глухое эхо простукивания, отразившись от её донышка, сообщило о возможном наличии напитка. Кран на бочке плотно закрывала заслонка с большим висячим замком. Верхний люк ёмкости удерживался болтом с гайкой. Вокруг по-прежнему – никого…. Мой живот опять пропел: «- Без ква-ква-квасу никуда не двинусь!». Я залез на бочку, тронул гайку, которая к моему удивлению легко поддалась, - и люк открыт! Запах хлебного кваса под давлением квакающего живота, окончательно вытеснили из головы здравый смысл и я, перегнувшись через люк, попытался бескозыркой зачерпнуть желаемую влагу. Дудки! – не достаю, хоть застрелись. И тут чувствую, что бляха ремня, удерживающая меня от дальнейшего сползания, издав предательское «хлям», перескочила через торец люка и моё тело поползло вниз. Руки с бескозыркой, проскочив жижу, упёрлись в дно бочки. Рот и нос моей морды остановились на уровне остатков кваса. Я похлебал живительную жидкость, но живот опять закапризничал:
«- Вниз головой пить не удобно!». Согласившись с его доводами, действительно, нечего тянуть кота за хвост, я тихо опустил ноги, поудобней внизу бочки уселся и попил квасу сколько хотел! Живот, переполненный желанной влагой, умолк. Хорошо то как! – не успел я подумать, как слышу по асфальту пара каблучков: тук, тук, тук… и прямо к бочке! Подошли двое и уже по бочке: тук, тук, тук, - а кто в теремке живёт? – услышал я шаловливый, не ожидающий ответа, женский голос.
- Водяной! – заревел я и показался из люка бочки во всей своей красе. – Не знаю, откуда у них взялась прыть, но убегающие следы явно были мокрыми. В итоге, я благополучно вылез из бочки, отжал шмотки, добрался до родного училища и вот теперь привожу себя и одежду в надлежащий вид.
- Не знаю, как вам, но придирки, перерастающие в недоброжелательное преследование нашего выпускного курса подполковником Петуховым, мне надоели горше горькой редьки. Своё дежурство по училищу он проводит на нашем этаже. Записывает на бумажку любой промах нашего брата. Выслуживается гад! Хочет на нашей кровушке получить полковника. Жалко ротного, ведь он всю эту дребедень выслушивает. Нужно что-то делать! – «завелся» Слава Дмитров.
- Что делать, что делать? – запищал в отчаянии мышонок под лапой у кота Васьки…. Но у нас-то не Васька, а Петухов – Петушок!
- Предлагаю…,- сделав паузу, Подколзин Валера, уже в плотном кольце подошедших товарищей, тихо что-то зашептал…. Согласованным гомоном голосов, заговорщики одобрили предложение.
В следующее своё дежурство подполковник Петухов, как обычно, с вечера появился на этаже гардемаринов. Прицепиться ему было не к чему: форма одежды, качество приборки, переходы строем, распорядок дня – всё выполнялось ими и было безукоризненным. Подполковник удивлённо моргал глазами и недовольно сопел.
- Погоди – погоди! То ли ещё будет утром, - думал, сопровождавший его, дежурный по факультету Слава Дмитров.
Без десяти шесть часов утром подполковник Петухов с записной книжкой в руках нетерпеливо шагал по проходу спального помещения выпускников. В шесть ноль-ноль, отзвучало московское «пи, пи, пи» и из динамиков густой бас заревел: «- Подъём!».
Следующие из динамиков первые слова и ноты марша «Нас утро прохладой встречает» ещё не успели отзвучать и заполнить помещение, как они были заглушены мощным и дружным
«Кукаре-ку-у-у!». Подполковник побелел и, глядя уничтожающим взглядом в упор на Дмитрова, спросил:
- Что это они делают?!
- Кукарекают! – встречая утро, прочищают глотки. – А что, плохо поют? – в свою очередь спросил Слава.
- Так вот, в следующий раз пусть орут по ослиному! – возмущённо рубанув воздух рукой, Петухов двинулся прочь.
- Есть встречать вас ослиным ревом! - исполнительно приложив руку к бескозырке, не очень громко, во след удаляющемуся дежурному по училищу, повторил приказание Дмитров. Ещё тише он добавил «осёл ты этакий!».
Время действительно бежало очень быстро. Наши гардемарины в полном соответствии с новым воинским морским званием «мичман», сменив бескозырки на фуражки, с морскими чемоданами-кисами набитыми пожитками на 4 месяца, стояли в строю, ожидая автобусы для переезда на Московский вокзал. Они отправлялись стажироваться на подводные лодки Северного Флота.
По чистому совпадению в комнате дежурного по училищу, расположенной слева от парадного входа в училище, сквозь стекло просматривалась фигура Петухова с повязкой дежурного по части на рукаве кителя. На прощанье, он решил больше не связываться с изобретательными гардемаринами – теперь уже мичманами и все хлопоты по их отправке перепоручил своему помощнику. Сам же вёл наблюдение через стекло окна этой комнаты.
