А людей мало, а ночь коротка, а противник все наращивает силы...
И нужно держаться. Держаться во что бы то ни стало! Хоть немного, хоть несколько часов — ведь свои уже близко; безостановочно, стремительно мчатся они по ночным дорогам на помощь своему десанту, мчатся на выручку, зная, что каждая выигранная минута — это спасенные жизни товарищей.
Перед самым рассветом «южные» слова предприняли отчаянную атаку всеми силами.
Но было уже поздно.
Передовые части «северных», пройдя за короткий срок невиданно большое расстояние, с ходу форсировав реку пехотой и танками, переправив через мост артиллерию и другую технику, вступили с «южными» во встречный бой и вынудили их отступить.
Началось преследование.
Десант полковника Красина вновь оказался в тылу. Только уже своих войск. Он выполнил приказ. Парашютисты сутки сдерживали атаки противника. Они продержались до подхода своих главных сил. Теперь эти силы умчались дальше на север, отбрасывая противника все дальше и дальше.
А десантники остались.
Они собирали и приводили в порядок «уничтоженное» имущество, наконец-то по-человечески ели и мечтали поспать после двух бессонных ночей.
Командир десанта, посредники, помощник руководителя учений по применению десантов, генералы из штаба руководства, советские офицеры и офицеры Национальной народной армии готовили отчеты, разбирали эпизоды, составляли приказы.
Руководитель учений генерал Гофмайер отправился на другой наблюдательный пункт другого участка, туда, где наступающие «северные» столкнутся с подготовленной обороной «южных». Там ждут его другие посредники, другие командиры. Там идет розыгрыш других эпизодов.
Учения продолжаются, и исход их еще далеко не решен.
А этот район вечером будет покинут.
Останутся окопы, в которых с деревянными автоматами будут сражаться мальчишки из Кингбаума. Останется копыловский «обезьяний городок», по которому, к ужасу матерей, будут с восторгом лазить все те же мальчишки.
И еще память окрестных девушек о веселых и ладных ребятах в голубых беретах, о песнях, танцах, дружеских встречах...
Что касается генерала Павлова, Ладейникова и некоторых других высших и старших офицеров, км надлежало присоединиться к штабу руководства следующим утром. Для этой цели специальный вагон ожидал их на станции Кингбаум.
Отъезд был назначен на двадцать два часа.
Итак, учения для нас закончились.
Мы выдержали экзамен. Десантники не отступили, десантники выстояли, десантники более суток сдерживали натиск противника и обеспечили «северным» успех! Многие из нас «погибли», но наши войска победно устремились вперед, преследуя «южных». Ура!
Теперь «погибшие» отдыхают. Не на том свете, на этом. И довольно весело.
Отоспавшись, во главе с замполитом Якубовским отправились в соседнее село Кингсдорф на встречу с местным населением. «Населением» оказались весьма приветливые ребята и девчата. Впрочем, девчата мне безразличны — я был с Таней. Зато не безразличны Хворосту и Щукарю. Те прямо из кожи вон лезли: и танцевали, и пели, и какие-то фокусы показывали. А Хворост, подлец, по-моему, все-таки тяпнул где-то.
Сосновский на весь вечер прочно засел с вихрастым парнем в очках, как выяснилось позже, руководителем сельской организации Свободной немецкой молодежи. Они устроили целый диспут на тему о методах преподавания математики! Это только Сосновский может...
Дойников собрал вокруг себя аудиторию и пересказывал старые кинофильмы, которые ему особенно нравятся. Только и слышно было: «Она Огурцову говорит... а он раз — пистолет... не тут-то было... а тигры раз — на палубу... А Каренин ей говорит...»
Я тоже исполнил пару песен, а потом еще аккомпанировал смешанному хору. Чего только не пели: и «Подмосковные вечера», и «Болотные солдаты», и «Пусть всегда будет солнце»...
Танцевал только с Таней.
Она пользовалась повышенным вниманием. Как же — единственная военная девушка. Я-то танцевал только с ней, а вот она не только со мной. Ревновал, но не очень, так, на всякий случай, чтоб она не обиделась...
Устроили они нам ужин с пивом — старший лейтенант Якубовский разрешил.
Наелись, как удавы. Дойникова приставили за Хворостом наблюдать. Как тому приносили пиво, так в порядке наблюдения Дойников хвать и это пиво выпивал. Пришлось назначить другого наблюдателя.
Обменялись сувенирами. Мы им значков натаскали, вымпелов. То-то радовались! Они нам тоже — шляпы тирольские с перышками, деревянные фигурки всякие.
Отличная встреча, ей-богу. Какая-то теплая, легкая, веселая, как сегодняшняя ночь.
Часов в девять начали прощаться. Обменялись адресами. Проводили они нас за околицу.
Обратно отправились разными путями. Кому хватило места — в машине. Кто успел — на местном поезде до Кингбаума.
А мы — Таня, Щукин, Дойников и я — безмашинные и опоздавшие — решили пройтись пешочком.
Честно говоря, мы с Таней это еще на пути туда спроектировали, но ребята, их-то кто просил оставаться? Впрочем, деликатные, тихо-тихо начали отставать. Так что скоро мы вырвались вперед, а они плелись где-то сзади.
Думаете, идем по ровному, гладкому, удобному шоссе? Ничего подобного, по шпалам железной дороги! Мастер спорта, чемпион и рекордсмен Татьяна Кравченко не признает легких дорог! Трудности — ее стихия. Какой смысл идти по ровной дороге, обнявшись и глядя на лупу, когда можно прыгать и спотыкаться на шпалах, идя в затылок друг другу и глядя под ноги, чтоб не растянуться? Это куда романтичней. Так она считает. Ну, а верному рыцарю Ручьеву только и остается исполнять капризы своей дамы и, внутренне чертыхаясь, скакать как кузнечику по этим проклятым шпалам!
Почему их не кладут с интервалом нормального человеческого шага? Нет, обязательно так, что и прыгать неудобно, и семенить тоже!
А Таня словно плывет: она расставила руки и скользит по рельсу. «Правда, я похожа на канатоходца?» Очень! Канатоходец в сапогах и гимнастерке.
Идем. Периодически мне удастся стащить ее с рельса, обнять и поцеловать. Справедливости ради признаю, что она не очень сопротивляется. Но все же ей не нравится, что где-то там бредут Дойников — Соколиное Око и Щукин — Орлиный Глаз, Это ее смущает. В конце концов мы спускаемся на тропинку, что тянется вдоль железнодорожной насыпи у ее подножия. Теперь-то уж однополчане нас не заметят. Тем более что луна куда-то исчезла и стало темней.
Справа от нас протянулось болото, от него тянет чем-то горьким и затхлым, чем-то гнилым. Зато с той стороны насыпи от невидимых сосен долетает свежий дух хвои. Дует ветер, и шум леса набегает волнами. Голоса Щукина и Дойникова давно остались позади: мы ушли вперед на добрый километр.
