— Какие дни? — переспросил он, собирая в складки и без того морщинистый лоб и шевеля губами, словно считая. — Значит, так… Ушла она в субботу… Нет, вру. В воскресенье. В то… позапрошлое.
— Позапрошлое воскресенье было двадцать третьего августа. Так? А когда она пришла?
— А пришла… Кажись, в ту же среду вечером.
— Это двадцать шестого? Вы точно помните? — наседал Дудин.
— Я же тебе говорю: в середу вечером. У меня память еще дай бог! — Николай Тимофеевич скрюченным пальцем постучал себя по лбу.
— Голодная?
— Голодная, как кошка, — радостно согласился Артюхов. Ситуация явно его забавляла.
— А где она сейчас? — спросил Антошин. Волнение Дудина передалось и ему.
— Кто? — Дед беззастенчиво тянул резину, упиваясь тем, что накоротке беседует с представителями власти на виду у шастающих мимо в магазин и обратно его местных знакомцев.
— Да Тамара, внучка! — почти кричал Дудин.
Дед стойко держал паузу, кивками отвечая на приветствия приятелей.
— Томка-то? Так она уехала.
Дудин аж взвился.
— Куда уехала?! Когда?!
— Так через день и уехала. У ей же подруга в самолетной кассе служит.
— Тьфу ты, черт! — огорошенно сплюнул Дудин. — Куда конкретно, не сказала?
Артюхов в раздумье потеребил нос.
— Наутро звонила по телефону какому-то Гоге. Так и так, мол, хочу приехать. Куда, не сказала… А на кой хрен она ему нужна? Он кто? — обратился дед к Антошину, бесцеремонно ткнув пальцем в Дудина.
— Мегрэ местного значения, — серьезно сказал: Вадим. — Кстати, не знаешь, как зовут эту подругу твоей Томки? В какой кассе она работает?
— А шут ее знает. А зовут Лариса… как ее… Зинченко.
Дудин взглянул на часы. «Успеем ли сегодня разыскать эту Зинченко?» Спросил торопливо:
— Николай Тимофеевич, Тамара имела при себе золоченый крестик на цепочке?
Дед недоверчиво воззрился на небо.
— А ты откуда знаешь? Во дела! Она энтот крестик, можно сказать, целый день искала. Бабка, жена моя, покойница, царствие ей небесное, подарила. Нашелся, что ли, крестик?
Наутро Николай Тимофеевич Артюхов опознал предъявленный ему крестик, который был найден в машине Лаврикова, как принадлежащий его внучке Артюховой Тамаре Алексеевне, 1963 года рождения, в настоящее время нигде не работающей.
Из протокола допроса свидетельницы Зинченко Ларисы Матвеевны, 1955 года рождения.
«По существу дела могу показать следующее. В четверг 27 августа около 12 дня ко мне на работу пришла моя знакомая Артюхова Т. А. и сказала, что ей срочно нужен билет на самолет на 28 августа до Адлера. На мой вопрос о причине поездки ответила, что летит отдыхать и что Гоги обещал ее устроить в гостинице в Гагре. Знаю, что Гоги — это Георгий Ломидзе, который встречается с Тамарой. Слышала от Тамары, что Ломидзе живет в Гагре, но адрес его мне неизвестен. Работает он, со слов Тамары, продавцом в универмаге».
Сразу же после допроса Зинченко в органы внутренних дел города Гагры был послан запрос в отношении Георгия Ломидзе и его связей с подозреваемой Артюховой Т. А. В ответе, полученном спустя полутора суток, указывалось, что Ломидзе Георгий Давидович, 1960 года рождения, действительно является жителем города Гагры и работает товароведом в продуктовом магазине. Факт знакомства с Артюховой Т. А. категорически отрицает. Однако он появлялся на городском пляже в обществе молодой женщины, схожей по описанию с Артюховой. Учитывая серьезность обвинения, выдвинутого против Артюховой, за Ломидзе установлено оперативное наблюдение.
Дудин летел утренним рейсом в Адлер.
«Завершить бы это дело и махнуть в отпуск, — размышлял он, глядя через иллюминатор на простиравшуюся внизу белую пену пухлых ослепительно сияющих облаков. — Я же еще не отгулял за прошлый год… Уехать куда-нибудь к морю и не терзаться, что из-за какой-то девчонки прерывается жизнь солидного человека, остаются вдовой его жена и сиротой его ребенок».
Он достал из бокового кармана пиджака фотографию Артюховой, взятую у ее деда, в который раз стал рассматривать юное и чистое лицо. «Непостижимо. Не верится».
Дудин вспомнил, как Поздняков, разглядывая эту фотографию, мрачно сказал: «И чего в жизни все так сложно? Милое дело в балете: вот тебе лебедь Белый, а вот лебедь Черный. Все понятно. А тут! Нет, ты посмотри на ее личико. Это ж без пяти минут ангел…» Поздняков во всем любил ясность и терпеть не мог головоломок.
А в данном случае как раз приходилось ломать голову. Сопоставляя факты, Дудин все больше склонялся к тому, что Артюхова ошиблась и приняла Мальцева за Лаврикова. Ошибка стоила Мальцеву жизни. Но дальше опять были сплошь «белые пятна». Знавшие Тамару в один голос утверждали, что она была взбалмошной и, вспылив, могла натворить глупостей. Но такое! Нет, говорила Зинченко, не может Тамара причинить зло. Если она и поехала с Лавриковым, то без всякой задней мысли, исключительно для… — она замялась, — ну, вы понимаете… для флирта.
«Значит, ударить могла?» — допытывался Дудин. «Могла, на нее иногда находило. А вот убить — нет. И ограбить — тоже», — упорствовала Зинченко.
«Может, там был кто-то еще», — думал Дудин, в который раз анализируя обстоятельства дела. Сейчас ему вспомнилось, что Головачев не исключал возможность наличия у Артюховой сообщника (или сообщницы). Иначе, развивал он эту идею, чем объяснить, что на лопате вообще не оказалось отпечатков пальцев? Кто-то их стер? Вряд ли бы это сделала сама Артюхова, изрядно кругом наследившая.
Дудин привык доверять интуиции Головачева, но тут что-то не вязалось. «Сообщник, который исчезает бесследно, вероломно подставляя ее под удар. Он что — настолько уверен в ней, в ее молчании? — рассуждал Дудин. — Нет, тут что-то не так».
— Тут что-то не так, — сказал он громко, стукнув себя кулаком по колену, и, поймав удивленный взор стюардессы, разносившей на подносе минеральную и фруктовую воду, застенчиво улыбнулся.
Дудин не знал, что в это самое время Поздняков сидел возле койки Сергея Лаврикова, которому врачи наконец разрешили давать показания, и предъявлял ему точно такую же фотографию.
— Она, — сказал Лавриков глухо и зажмурился, как бы пытаясь избавиться от наваждения.
— Итак, вы ехали из аэропорта, где провожали друзей, а она проголосовала и попросила вас довезти ее до города. Что дальше? — с подчеркнутой корректностью спросил Поздняков.