Евгений Буянов - Руинный марш

Мне не забыть порыва благодарности пожилой армянки, когда я передал ей паспорт, найденный в завале ребятами из моей бригады. Для нее мы были спасителями, – людьми, реально облегчившими ее страдания. И благодарность в ее глазах осталась у меня в сердце, как главная награда за работу. Хотя я здесь, вроде, был и ни при чем: паспорт нашел не я. Его нашел один из нас, и эта благодарность была наградой всем. Пусть нам и не удалось извлечь живых, нам удалось живым помочь…

Прокопав в своем месте до уровня пола, мы сместились и начали разборку рядом, на возвышении. По словам местного парня где-то здесь должна была лежать его погибшая сестра с маленькой дочкой. Нам удалось их быстро найти под грудой хлама. Внешне у них не было никаких повреждений. Они лежали, обнявшись: ребенок искал защиты у мамы. Погибли вместе и, вероятно, сразу, без мучений, в результате удара сверху. Мы так и положили их в гроб вдвоем, не разнимая… Стихия, – людская и природная, не пощадила никого: ни маленьких детей, ни взрослых молодых, ни старых.

Действия иностранных спасателей отличались высоким профессионализмом, они были хорошо обучены, хорошо оснащены техникой, инструментом. У них были специальные инструменты: кусачки, пилы, лебедки, надувные подушки для поднятия плит, компактные газорезки, мини-генераторы и компрессоры с наборами электрического или гидравлического инструмента для долбежки камня и резки арматуры… Об этом и многом другом тогда мы еще и не мечтали…

Запомнился мне рассказ знакомого туриста-врача (Сергея Фарбштейна) о действиях его коллег, врачей из Израиля. У них был опыт работ по помощи людям, пострадавшим в руинах от разрушений в условиях войны и стихийных бедствий. Чтобы спасти живых людей, придавленных обломками, надо было еще до их извлечения отсекать придавленные конечности, иначе ядовитые продукты распада мертвых клеток тела сразу разливались токами крови по всему организму, и человек быстро умирал от общего отравления (интоксикации). Придавленные омертвелые конечности все равно спасти было невозможно. Для помощи таким пациентам приходилось подлезать в завале по ходу-лазу раскопа (подчас весьма сложному) и на месте проводить операцию по отсечению. Для этого на тело накладывалась специальная дезинфицирующая пленка, и конечности отсекали по ней. Успех здесь во многом тоже зависел от быстроты действий. Прежде всего, от того, насколько быстро удавалось остановить кровотечение и оказать помощь уже в больнице. Далее человека вынимали из раскопа, клали в санитарную машину, и уже в ней подсоединяли капельницу для очистки крови. По доставке в больницу делали переливание крови. Часть людей удавалось спасти путем применения таких экстренных мер. Но часть людей не выдерживала. Многое зависело от того, насколько долго человек находился в придавленном состоянии, как велика была придавленная часть тела, и с какой силой ее придавило. Травмы от сильного придавливания вызывали тяжелейшие мучения. Людей извлекали в состоянии болевого шока, нередко, в коме. От таких травм люди погибали очень быстро, потому и спасти их можно было только очень оперативными и решительными действиями.

На Ширакаци-78 рядом с нами работало звено из чехословацких спасателей в оранжевых комбинезонах. Они пользовались прекрасным инструментом, – дисковой пилой (перерезавшей и сталь, и бетон), мощными кусачками (легко разрезавшими толстую проволоку до 8 мм), топором для камня. У них был специальный автомобиль с оснасткой. Оказывали помощь и нашей, и соседним бригадам. При надобности мы их звали, или брали у них на время отдельные инструменты. Кооперация очень помогала в работе: одной бригаде эти инструменты требовались нечасто, но десяток бригад, работавших рядом, загружали их почти постоянно. Они работали в «блуждающем режиме», кочуя по огромному завалу от места к месту, перерезая арматуру и на открытых местах, и в лазах через внутренние полости завала. Вообще, конечно, группы спасателей всегда должны оказывать друг другу помощь, не мешать и оперативно решать вопросы распределения работ и обеспечения безопасности.

У иностранцев было чему поучиться, и было, что позаимствовать. Жаль, что внедряется в производство эта техника у нас не слишком-то здорово. Вот этому, – эффективному внедрению разработок в производство нам тоже надо еще поучиться. Это я как инженер говорю. Здесь мы и сейчас, спустя 14 лет, отстаем пока очень здорово. Оснащение же современные подразделения МЧС имеют куда более мощное, чем мы тогда. Жаль только, что техника эта в основном импортная.

Нам не хватало очень многого. К примеру, не было ковшей для складывания и выноса (с помощью автокрана) мелких обломков. Для этого использовали ванны из разрушенных домов, – загружали их мелким мусором, и относили краном в сторону.

Машины и люди работали на пределе сил. После 10–11 часов почти непрерывной работы производительность резко падала. Иногда уставали до отупения. Надо было ехать отдыхать в лагерь, иначе на следующий день можно было не восстановить силы для эффективного продолжения работы. Да и наступавшая темнота существенно затрудняла действия. Конечно, в первый-второй день после катастрофы можно и нужно было спасать и днем, и ночью. Просто, чтобы успеть спасти большинство из тех, кого можно спасти, чьи стоны и плач еще были слышны под руинами, кого легко обнаружить сразу.

Надо учитывать, что в состоянии сильной усталости снижается не только производительность, но и безопасность работы. А опасности встречались вполне реальные. Действующие на машины нагрузки нередко выходили за пределы обычных, допустимых. Если при обычном строительстве вес поднимаемых грузов естественно ограничен технологическими требованиями к строительным деталям, то при спасработах поднимать придавленные балки и плиты, вырывать их из завалов, приходилось с заведомо неизвестными усилиями. Крепления разрушенных деталей были повреждены и нередко разрушались. Случалось, тяжелые поднятые детали разваливались в воздухе. При больших усилиях автокраны раскачивались на подставках, едва не опрокидываясь. Нередко обрывались поднятые грузы: не выдерживали поврежденные петли, рвалась арматура, срывались тали и тросы. Мы слышали, что один из спасателей был убит упавшей с крана балкой. Представление о том, что сумеешь «отскочить», когда стоишь под столь ненадежным грузом, является весьма наивным. Разрушенный элемент конструкции может упасть с крана в любой момент, – и при подъеме на несколько сантиметров, и при подъеме на несколько метров. В любой момент трос или крюк могут сорваться, а тяга лопнуть. При этом отскочивший трос или крюк, летящие по воздуху, тоже представляют опасность. Под действием силы груз может пойти в сторону, особенно по наклонной плоскости, и «наехать на тех, кто стоит ниже на его пути. Из-за смещения груза может произойти обрушение близлежащих конструкций. Обрушение поврежденного здания вообще может произойти в любой момент, в частности, из-за последующих толчков землетрясения. От грузов, тросов и работающих машин надо держаться подальше. Мне кажется, примерные размеры зоны безопасности – не менее 6–7 метров от зоны (не „точки“, а возможного „пятна“, куда может упасть груз) возможного падения грузов, стрел кранов, от работающих машин. Здесь лучше немного „перебдеть“, чем „недотянуть“.