— Как вы себя чувствуете? — спросил Меткалф Паркера.
— Ничего, — ответил тот. — Могло быть и хуже. Не буду жаловаться.
Меткалф присел на корточки и сказал Уоррену:
— Этот, что взошел к нам на борт, по-моему, не моряк.
— Я даже не знал, что у Ливана есть морской флот, — сказал Уоррен.
— А его и нет. Так, несколько судов береговой охраны. — Меткалф кивнул в сторону катера. — Я часто уходил от этих ребят. — Он нахмурился. — Как вы думаете, о чем там они с Хеллиером болтают? Они вдвоем уже говорят час.
— Откуда мне знать, — отрезал Уоррен. Он вспомнил Бена Брайена и Майка Эббота — двух жертв из своей команды. Сорок процентов потерь были высокой ценой, а если к ним прибавить раненых — еще сорок процентов.
Тоузьер лежал тут же, его нога была в шине. Фоллет разговаривал с ним.
— Черт возьми! Придется объяснить еще раз. — Он побренчал монетами в руке.
— Да нет, я верю вам, — сказал Тоузьер. — Приходится верить, не так ли? В конце концов, вы-таки забрали мои деньги. Тонкая штука. — Он посмотрел на покрытое брезентом тело, лежавшее на пороге кают-кампании. — Жаль, что эта идея не сработала так же и дальше.
— Я понимаю, что вы имеете в виду, но мы поступили наилучшим образом, — упрямо сказал Фоллет. — Я же говорил, все шансы никогда не реализуются. — Он поднял глаза. — А, вот идет Хеллиер.
Хеллиер направлялся к ним. Меткалф выпрямился и спросил:
— Он моряк? — и кивнул на Хасана, стоявшего в стороне.
— Нет. Полицейский.
— Что вы ему рассказали?
— Все. Всю историю.
Меткалф надул щеки.
— Так. Попадаем в самое яблочко, — сказал он. — Хорошо, если мы не загремим лет на двадцать. Вы когда-нибудь бывали в ближневосточной тюрьме, сэр Роберт?
Хеллиер улыбнулся.
— О вашей деятельности по перегонке оружия я особенно не распространялся. Он, впрочем, этим не интересовался. Он хочет говорить с нами.
Он повернулся к Хасану, и тот подошел, держа руки в карманах. Сжав губы, он осмотрел всех и отрывисто заговорил:
— Меня зовут Джамиль Хасан. Я — полицейский офицер. Вы, джентльмены, кажется, затеяли небольшую частную войну частично на ливанской территории. Как полицейский, я нахожу это совершенно недопустимым. — Строгость исчезла с его лица. — Однако, — продолжал он, — как полицейский, я беспомощен, поскольку море за пределами ливанских территориальных вод в мою компетенцию не входит. Что мне делать?
Меткалф хмыкнул.
— Скажите сами, приятель.
Хасан пропустил это замечание мимо ушей.
— Конечно, я полицейский, но, вместе с тем, я и гражданин Ливана. В этом качестве я хочу поблагодарить вас за то, что вы сделали. Но мне хотелось бы вам посоветовать в дальнейшем такого рода мероприятия оставлять на попечение более компетентных органов. — Его губы слегка скривились. — Которые, надо признать, в данном случае особой компетенции не проявили. Но остается все же без ответа вопрос: что я должен делать с вами?
— У нас раненые, — сказал Уоррен. — Они нуждаются в лечении, в госпитализации. Вы можете их взять с собой в Бейрут на этом вашем катере.
— Не моем, — поправил его Хасан. — Вы, я полагаю, доктор Уоррен? — Уоррен утвердительно кивнул, и он продолжал. — Любой из вас, кто отправится в Бейрут на этом катере, будет арестован. На нашем маленьком флоте нет вашей английской традиции закрывать на что-то глаза. Нет, вы останетесь здесь, а я пришлю кого-нибудь за вами, и вы сойдете на берег тихо и незаметно. Вы понимаете, что я это организую исключительно как частное лицо, а не полицейский офицер.
Меткалф вздохнул. Хасан посмотрел на него лукаво и сказал:
— Арабские народы тесно сотрудничают друг с другом, и передача некоторых лиц одним государством другому осуществляется легко. Недавно прокатилась волна слухов о банде каких-то иностранцев, бродящей по Ближнему Востоку; убивающих без разбора, использующих армейское оружие и… — тут он стал буравить Меткалфа взглядом, — вовлеченных в другие антигосударственные действия, в особенности в Ираке. Имея в виду эти обязательства, вы покинете Ливан как можно быстрее. Билеты на самолет будут доставлены к вам в отель, и вы немедленно покинете пределы страны. Надеюсь, понятно?
Тоузьер спросил:
— А как насчет команды этого корабля? Они все еще маются взаперти.
— Вы их освободите перед тем, как покинете этот корабль. — Хасан едва улыбнулся. — Если этот корабль вернется в порт, им придется ответить на несколько довольно неудобных вопросов. В данных обстоятельствах я думаю, что мы больше никогда не увидим этого судна.
— Спасибо, — сказал Хеллиер. — Мы очень ценим ваше расположение.
Хасан коротко кивнул и направился к кают-компании. На полпути он остановился и, повернувшись, спросил:
— Сколько было героина?
— Тысяча килограмм, — сказал Паркер. — Тонна.
Хасан кивнул.
— Спасибо, джентльмены. — Он неожиданно улыбнулся. — Я думал, что знаю все о контрабанде наркотиков, но — торпеды! — Он покачал головой и лицо его помрачнело, когда он посмотрел в сторону лежащего под брезентом тела Эббота. — Я предлагаю вам захоронить этого смелого человека в море. — Он подошел к трапу и стал спускаться в лодку.
Тоузьер сказал:
— Ну, что ж, Ник, вот и все. Мы боролись до последнего, но мы все же добились своего.
Уоррен вдруг почувствовал страшную усталость.
— Да, добились, — сказал он. — Некоторые из нас, по крайней мере.
Но Бен Брайен никогда уже не будет владельцем имения, хотя Уоррен намеревался заставить Хеллиера выполнить свое обещание о создании центра по лечению наркоманов; Майка Эббота он никогда больше не увидит у своей конторы, Майка Эббота, охотящегося за пикантными подробностями из жизни наркоманов.
Он посмотрел на Хеллиера — человека, который жаждал крови и который теперь мог быть удовлетворен. Но можно ли этим оправдать смерть? Многие, особенно в Соединенных Штатах, проживут долгую и, вероятно, счастливую жизнь, даже не догадываясь, что кое-кто за это заплатил жизнью. А потом, рано или поздно, или даже через год возникнут новый Истмэн или новая Делорм, и весь этот проклятый и грязный бизнес возродится вновь.
Уоррен закрыл глаза от слепящего света солнца. Но теперь пусть с ними воюет кто-нибудь другой, подумал он. Обыкновенному врачу ни к чему заниматься таким опасным делом.
