– Турки тащат с собой большие… машины, – сказал Дука, продолжая наблюдать за верующими, на лицах которых застыло отчаянное выражение. Он знал, что жители города непрерывно, день и ночь, умоляют небеса вмешаться в происходящее.
– Машины? – спросил Константин. – Какие именно? Катапульты, тараны? Все это уже побывало у наших стен и ни разу не привело к положительному результату. «Кость в горле Аллаха» нельзя ни выплюнуть, ни проглотить.
– У меня не хватает слов для того, чтобы описать эти последние творения, – сказал Дука. – Наши люди в деревнях, расположенных за городскими стенами, – тех деревнях, мимо которых уже проходили эти нечестивые турки, – говорят, что у турок есть большие бомбарды.
– Бомбарды? – спросил Константин, хмурясь. – Но у нас они тоже есть.
– Не такие, Коста… – Дука тяжело вздохнул. – Те, кто уже видел новые бомбарды Мехмеда и остался в живых, говорят, что эти машины равняются по длине высоте жилого дома. Они такие огромные, что внутри них человек может стоять в полный рост…
Дука замолчал, и Константин терпеливо дожидался, когда его наставник заговорит снова.
– Самая большая из них стреляет камнями размером с телегу, везущую сено, на расстоянии более мили, – продолжил Дука. – Я слышал, что их называют «покорителями городов» и что они такие громоздкие, что требуется сто человек и столько же тягловых животных, чтобы переместить их за целый день на милю или две.
– «Покорители городов», – задумчиво повторил Константин. Его лицо вдруг стало мрачным, как небо, на котором сгустились грозовые тучи. – Возможно, пальцы Аллаха в конце концов стали достаточно длинными, чтобы дотянуться до кости и вытащить ее из горла раз и навсегда.
В то время как Мехмед и его воины движутся в сторону Константинополя, высоко в небе парит бородач.
Великий Город, отраженный в блестящих золотых глазах птицы, кажется лоскутным одеялом. Окружающие его стены все еще выглядят непоколебимыми, как горный хребет, но они все же поистерлись за долгие годы, как зубы у старика. Построенные более тысячи лет назад, они готовы дать отпор всем, кто попытается преодолеть их. За этими стенами – то в тени старинных зданий, а то и на открытом солнце – горожане живут своей жизнью среди паутины улиц и переулков. Некоторые строения имеют довольно большие размеры, особенно церкви и гробницы, но в общем и целом в городе не меньше пустырей, чем застроенных участков. Константинополь постепенно забывает сам себя.
Город так и не смог полностью восстановиться после сокрушительного опустошения, которому он подвергся, когда его захватили крестоносцы – христианские воины, прибывшие сюда по морю в 1204 году. Это насилие, устроенное, можно сказать, родными братьями, он не сумел перенести безболезненно, и полученные им раны так никогда полностью и не зажили. А теперь у города ко всему прочему начало развиваться старческое слабоумие, которое выливается в отрешенность от мира сего и в рассеянность.
Там, где когда-то были дома и лавочки, улицы и переулки с многочисленными мастерскими и торговыми палатками, в которых люди напряженно работали и добивались чего-то, теперь простираются пустоши, поросшие травой, кустарником и даже деревьями, вытесняющими и уничтожающими то, что было создано руками людей. Самую грустную картину представляет собой огромный ипподром, на котором в прошлые времена проходили состязания возничих и шумели многочисленные зрители. То, что прежде воспринималось как настоящее чудо, теперь постепенно приходит в упадок. Пустые постаменты горюют по утащенным с них большим бронзовым лошадям, отлитым для Александра Македонского. Их когда-то очень давно привезли сюда с какой-то войны в качестве военного трофея, но два с половиной столетия назад они стали добычей мародеров.
Мехмед и его турки, возможно, жаждут завладеть Константинополем так сильно, как никто другой до них, но объектом их вожделения является город, чья некогда идеальная картина постепенно размазывается и становится нечеткой: пятна, возникая одно за другим, затуманивают и портят изображение. Великий Город подобен книге, оставленной открытой в дождь, отчего половина слов оказалась размытой. Некоторые из таких потерь являются следствием небрежности, но многие из них вызваны всего лишь безжалостной деградацией, неизбежно сопровождающей процесс старения, – старения того, кто пожил уже достаточно долго. Даже слишком долго.
Любой город представляет собой мечту, которую разделяют и которую видят во сне его обитатели. И вот теперь блаженный сон Византии заканчивается – и приближается утреннее пробуждение. Город видит во сне, что он молодой и красивый, каким он был когда-то и каким он надеялся быть всегда. Но когда он посмотрит на себя в зеркало при первых лучах дневного света, он увидит, что время его не пощадило.
Там, где когда-то мечта имела глубокий смысл, теперь многие сцены кажутся бессмысленными и непонятными, а потому обреченными на забвение. По всему городу стоят статуи и памятники, названия которых жители уже забыли. Над их поникшими головами, на стенах и украшенных скульптурами портиках с рифлеными колоннами, видны красивые надписи, однако время нанесения этих надписей и их смысл уже тоже всеми забыты.
Мечта, представляющая собой главную истину, которая скрепляла все это подобно тому, как строительный раствор скрепляет кирпичи, превращается в пыль и уносится прочь ветром. Поскольку жители уже больше не помнят того, что в основе существования их города лежали легенды, и теперь даже не интересуются этими легендами, их вытеснили суеверия, слухи, нелепые мифы и страшные сказки, которыми пугают детей.
Предстоящая осада турками-османами во многих отношениях является меньшим из двух зол, ибо Константинополь умирает изнутри.
В поле зрения бородача оказались две части османского войска, пока еще едва заметные, но неумолимо приближающиеся к городу. Мехмед отнюдь не случайно выступил из Эдирне в пятницу. Он выбрал этот священный день мусульманской недели для того, чтобы его воины осознали священный характер этого похода. Он убыл из своей столицы в сопровождении своих священников, шейхов и визирей на гребне волны воинов и животных, которая всем, кто ее видел, казалась растянувшейся от горизонта до горизонта. Громко звучали трубы, повсюду раздавались воинственные и радостные крики людей, выступающих в поход и шагающих по тянущимся вдаль дорогам.
Хотя все это и выглядит впечатляюще (а впереди воинов уже летят ужасные слухи, которые сами по себе могут напугать и заставить обратиться в бегство всех тех, кто не является последователем Пророка), это всего лишь половина войска султана. На каждого пехотинца или кавалериста, отправившегося в поход из Эдирне на западе, приходился один точно такой же воин, прибывший на второй сборный пункт, расположенный на востоке, а именно в городе Бурса в Анатолии. С этого сборного пункта воины тоже отправляются в поход на Великий Город. Константинополь представляет собой своего рода одинокий белый камень, лежащий на пути вихревого водного потока, надвигающегося на него со всех сторон.
