– Ну, так я вам объясню.
– Вы очень меня обяжете, – сказал Портос, моргая глазами, что служило у него признаком величайшего напряжения мысли.
– С тех пор, как ваш мозг предается изучению наук, серьезным вычислениям, он увеличился в объеме. Таким образом, ваша голова переполнена науками.
– Вы думаете?
– Я уверен в этом. От этого получается, что ваша черепная коробка не только не дает проникнуть в голову ничему постороннему, но, будучи переполненной, пользуется каждым случайным отверстием, чтобы выбрасывать наружу избыток.
– А-а-а! – протянул Портос, которому это объяснение показалось более толковым, чем объяснение врача.
– Пять выпуклостей, вызванных пятью украшениями люстры, были, конечно, пятью скоплениями научных знаний, вылезших наружу под действием внешних обстоятельств.
– Действительно! – обрадовался Портос. – Вот почему голова моя болела больше снаружи, чем внутри. Я вам признаюсь даже, что, надевая шляпу и нахлобучивая ее на голову энергично-грациозным ударом кулака, свойственным нам, военным, я испытывал иногда страшную боль, если не соразмерял как следует силу удара.
– Портос, я вам верю.
– И вот, дорогой друг, – продолжал великан, – господин Фуке, видя, что его дом недостаточно прочен для меня, решил отвести мне другое помещение. И меня перевели сюда.
– Это заповедный парк, не правда ли?
– Да.
– Парк свиданий, известный таинственными похождениями суперинтенданта.
– Не знаю; у меня тут не было ни свиданий, ни таинственных приключений; но мне позволено упражнять здесь свои мышцы, и, пользуясь этим разрешением, я вырываю деревья с корнями.
– Зачем?
– Чтобы размять руки и доставать птичьи гнезда; я нахожу, что так удобнее, чем карабкаться наверх.
– У вас пастушеские наклонности, как у Тирсиса, дорогой Портос.
– Да, я люблю птичьи яйца несравненно больше, чем куриные. Вы не можете себе представить, что за изысканное блюдо омлет из четырехсот или пятисот яиц канареек, зябликов, скворцов и дроздов!
– Как – из пятисот яиц? Это чудовищно!
– Все они умещаются в одной салатнице.
Д'Артаньян минут пять любовался Портосом, точно видел его впервые.
Портос же расцветал под взглядами друга. Они сидели так несколько минут.
Д'Артаньян смотрел, Портос блаженствовал. Д'Артаньян искал, по-видимому, новую тему для разговора.
– Вам здесь весело, Портос? – спросил он, найдя наконец эту тему.
– Не всегда.
– Ну, понятно; однако когда вам станет слишком скучно, что вы будете делать?
– О, я буду здесь недолго! Арамис ждет только, чтобы у меня исчезла последняя шишка, и тогда представит меня королю. Король, говорят, терпеть не может шишек.
– Значит, Арамис все еще в Париже?
– Нет.
– Где же он?
– В Фонтенбло.
– Один?
– С господином Фуке.
– Отлично. Но знаете ли…
– Нет. Скажите, и я буду знать.
– Мне кажется, что Арамис забывает вас.
– Вам так кажется?
– Там, видите ли, смеются, танцуют, пируют, распивают вина из подвалов господина Мазарини. Известно ли вам, что там каждый вечер дается балет?
– Черт возьми!
– Повторяю, ваш милый Арамис вас забывает.
– Очень может быть. Я сам иногда так думал.
– Если только этот хитрец не изменяет вам!
– О-о-о!..
– Вы знаете, этот Арамис хитрая лисица.
– Да, но изменять мне…
– Послушайте: прежде всего, он лишил вас свободы.
– Как это лишил свободы? Разве я не на свободе?
– Конечно, нет!
– Хотел бы я, чтобы вы мне доказали это.
– Ничего нет проще. Вы выходите на улицу?
– Никогда.
– Катаетесь верхом?
– Никогда.
– К вам допускают друзей?
– Никогда.
– Ну так, мой друг, кто никогда не выходит на улицу, кто никогда не катается верхом, кто никогда не видится с друзьями, тот лишен свободы.
– За что же Арамису лишать меня свободы?
– Будьте откровенны, Портос, – дружески попросил Д'Артаньян.
– Я совершенно откровенен.
– Ведь это Арамис составил план укреплений Бель-Иля – не правда ли?
Портос покраснел.
– Да, – согласился он, – но он только и сделал, что начертил план.
– Именно, и я считаю, что это не бог весть какая важность.
– Я всецело разделяю ваше мнение.
– Отлично; я в восторге, что мы одинаково мыслим.
– Он даже никогда не приезжал в Бель-Иль, – сказал Портос.
– Вот видите!
– Напротив, я ездил к нему в Ванн, как вы могли видеть.
– Скажите лучше – как я видел. И вот в чем дело, дорогой Портос: Арамис, начертивший только план, желает, чтобы его считали инженером, вас же, построившего по камешку стены крепости и бастионы, он хочет низвести до степени простого строителя.
– Строителя – значит, каменщика?
– Да, именно каменщика.
– Который возится с известкой?
– Именно.
– Чернорабочего?
– Точно так.
– О, милейший Арамис думает, что ему все еще двадцать пять лет!
– Мало того, он думает, что вам пятьдесят.
– Хотел бы я его видеть за работой.
– Да.
– Старый хрыч, разбитый подагрой.
– Да.
– Больные почки.
– Да.
– Не хватает трех зубов.
– Четырех.
– Тогда как у меня, глядите!
И, раскрыв толстые губы, Портос продемонстрировал два ряда зубов, правда, потемнее снега, но чистых, твердых и крепких, как слоновая кость.
– Вы не можете себе представить, Портос, – сказал д'Артаньян, – какое внимание обращает король на зубы. Увидя ваши, я решился. Я вас представлю королю.
– Вы?
– А почему бы и нет? Разве вы думаете, что мое положение при дворе хуже, чем положение Арамиса?
– О нет!
– Думаете, что я хочу предъявить какие-нибудь права на укрепление Бель-Иля?
– О, конечно, нет!
– Значит, я действую только в ваших интересах.
– Не сомневаюсь в этом.
– Так вот, я – близкий друг короля; доказательством служит то, что когда он должен сказать кому-нибудь что-либо неприятное, я беру эту обязанность на себя…
– Но, милый друг, если вы меня представите…
– Дальше?
– Арамис рассердится.
– На меня?
– Нет, на меня.
– Но не все ли равно, кто вас представит: он или я, если вас должны представить?
– Мой парадный костюм еще не готов.
– Ваш костюм и теперь великолепен.
– Тот, что я заказал, во много раз наряднее.
– Берегитесь, король любит простоту.
– В таком случае я буду прост. Но что скажет господин Фуке, узнав, что я уехал?
– Разве вы дали слово не покидать место вашего заточения?
– Не совсем. Я только обещал не уходить отсюда без предупреждения.
– Подождите, мы еще вернемся к этому. У вас есть здесь какое-нибудь дело?
– У меня? Во всяком случае, ничего серьезного.
– Если только вы не являетесь посредником Арамиса в каком-либо важном деле.
– Даю вам слово, что нет.
– Вы понимаете, я говорю это только из участия к вам. Предположим, например, что на вас возложена обязанность пересылать Арамису письма, бумаги…
– Письма, да! Я посылаю ему кое-какие письма.
– Куда же?
– В Фонтенбло.
– И у вас есть такие письма?
– Но.
– Дайте мне договорить. У вас есть такие письма?
– Я только что получил одно.
– Интересное?
– Нужно думать.
– Вы, значит, их не читаете?
– Я не любопытен.
И Портос вынул из кармана письмо, принесенное солдатом, которое он не читал, но которое д'Артаньян уже прочел.
– Знаете, что нужно сделать? – спросил д'Артаньян.
– Да то, что я всегда делаю: отослать его.
– Вовсе нет.
– Что же: удержать его у себя?
– Опять не то. Разве вам не сказали, что это письмо важное?
– Очень важное.
– В таком случае вам нужно самому свезти его в Фонтенбло.
– Арамису?
– Да.
– Это правда.
– И так как король в Фонтенбло…
– То вы воспользуетесь этим случаем…
– То я воспользуюсь этим случаем, чтобы представить вас королю.
– Ах, черт побери, д'Артаньян, ну и изобретательный вы человек!
– Итак, вместо того чтобы посылать нашему другу более или менее верное донесение, мы сами отвезем ему письмо.
– Мне в голову это не приходило, а между тем это так просто.
– Вот почему, дорогой Портос, мы должны отправиться в путь немедленно.
– В самом деле, – согласился Портос, – чем скорее мы отправимся, тем меньше запоздает письмо к Арамису.
– Портос, вы рассуждаете, как Аристотель, и логика всегда приходит на помощь вашему воображению.
– Вы находите? – сказал Портос.
– Это следствие серьезных занятий, – отвечал д'Артаньян. – Ну, едем!
– А как же мое обещание господину Фуке?
– Какое?
– Не покидать Сен-Манде, не предупредив его.
– Ах, милый Портос, – улыбнулся д'Артаньян, – какой же вы мальчик!
– То есть?
– Вы ведь едете в Фонтенбло, не правда ли?
– Да.
– Вы там увидите господина Фуке?
– Да.
– Вероятно, у короля?
– У короля, – торжественно повторил Портос.
– В таком случае вы подойдете к нему и скажете: «Господин Фуке, имею честь предупредить вас, что я только что покинул Сен-Манде».
