Обезьяна медленно потянулась, поднялась и, что самое поразительное, пристроившись рядом, решительно зашагала с человеком, бросив на него почти осмысленный и нежный взгляд.
— Нет, ты и в самом деле — лучшее из созданий природы. Твой перелом почти зарос, так что теперь есть кому добывать нам пропитание. Ну что ж. Неплохая компания. Жаль, что у тигра несносный характер. Для нашей маленькой экспедиции его участие было бы незаменимым. Ну ладно, ладно! Я шучу.
К Фрике вернулись его обычная веселость и неутомимость.
Предок оказался верным другом. Он скоро привык к Фрике и, несмотря на то, что рана еще болела, взял на себя некоторые обязанности по добыче съестного: орангутан кругами ходил вокруг стоянок и неизменно возвращался с целой охапкой вкусных плодов.
Чтобы не спать ночью на влажной земле, Фрнке сооружал себе высокую постель из веток и листьев. Орангутан всякий раз устраивался подле хозяина.
Парижанин шел, опираясь на палку, а обезьяна уморительно похоже копировала его пластику, не отступая ни на шаг. Предок постепенно совсем оправился, но вовсе не хотел покидать нового друга и, казалось, чувствовал себя счастливым. Иногда, заметив вкусный плод на верхушке какого-нибудь гиганта, он молниеносно взбирался наверх и доставлял оттуда понравившийся ему плод. Несмотря на голод, молодой человек никак не мог преодолеть отвращения к некоторым из таких плодов, издававшим неприятный запах. Но кончилось тем, что он все же привык.
Пройти удалось немного; Фрике быстро понял, что он еще слаб и что лучше вернуться туда, откуда они начали свое путешествие. Тигр по-прежнему был там. Если человек и обезьяна кое-как обходились фруктами, то хищника этот вид пищи явно не устраивал. Оленье мясо вскоре закончилось, и тигр нетерпеливо ходил вокруг Фрике, так что тот начал подумывать, не освободиться ли от назойливого соседа.
В конце концов тигр напал внезапно. Фрике успел только огреть зверя палкой по голове. Этот случай произвел на орангутана неожиданное действие. Увидев, как человек пользуется палкой и желая, должно быть, доказать, что он помнит добро, силач схватил дубину и принялся за дело. Он устроил тигру такую трепку, что тому ничего другого не оставалось, как угомониться.
На следующий день тигр глухо рычал, а орангутан замахивался палкой Фрике, смеясь, обратился к своему защитнику.
— Довольно, Предок. Думаю, урок пойдет ему на пользу. Да к тому же бедняга рычит от голода. Ты-то с утра до вечера грызешь фрукты, a у него в желудке маковой росинки не было. Попытаемся найти что-нибудь для него. Во всяком случае, не следует кормить зверя только палочными ударами.
К счастью, в эту минуту на поляне показалось какое-то животное, и Фрике оставалось лишь вытащить револьвер. Остальное было секундным делом. Обезьяна не успела еще прийти в себя от громкого выстрела, а человек уже подавал тигру обед.
— Ешь, негодяй! Предок угостил тебя прохладительным напитком, а это нечто более вкусное. Ешь и будь паинькой.
К радости Фрике, неизвестные ему четвероногие водились в этих местах в изобилии. Он мог частенько баловать тигра свежим мясом. А если вдруг добыча не попадаюсь и хищник принимался капризничать, в дело вступал Предок. Он хватал дубину, глаза его становились свирепыми и безжалостными. Палочные удары сыпались на рычащего и визжащего тигра. После вынужденной экзекуции тот обыкновенно валялся на земле и долго приходил в себя.
Однажды утром тигр внезапно исчез. Возможно, его утомили постоянные побои и унижения. Накануне Фрике снова подбил неизвестное животное, похожее сразу и на свинью и на хорька. Тигр, очевидно уже решивший назавтра покинуть компанию, поужинал и спокойно улегся отдыхать с таким благостным видом, что Фрике даже показалось, не приручил ли он капризника и в самом деле. Но на следующий день парижанин, заметив исчезновение полосатого соседа, понял, что ошибался.
Проснувшись и увидев, что больше некого воспитывать, Предок очень расстроился. Он фыркал и помахивал ненужной теперь палкой.
— Ты, верно, переборщил. С твоей любовью хватать палку, когда надо и когда не надо, ты вынудил его оставить нас.
— Фуф! Фуф!.. — пыхтел орангутан, как бы соглашаясь с доводами хозяина.
— Вот-вот! Теперь можешь изображать из себя паровик… Если ты думаешь, что это поможет вернуть его, ты глубоко ошибаешься. Ну, ладно! Что сделано, то сделано. В конце концов, я не для того убежал от малайцев, чтобы в один прекрасный день превратиться в тигриный обед. Кто знает, что у них на уме, у этих хищников. Да и, признаться, мне было грустно отдавать ему мясо. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Сегодня наконец я сделаю себе жаркое. Впрочем, все же жаль. Хотя он и антиобщественный элемент, но я к нему привязался. Может, оттого, что приходилось о нем заботиться.
Так, рассуждая о том о сем, Фрике разжег огонь и стал готовить мясо. Предок, увидев пламя, невероятно развеселился. Он не понимал, что к чему, но веселый огонек обрадовал его.
Друзья пообедали с аппетитом. Наевшись вдоволь и даже слегка опьянев от непривычной сытости, Фрике взобрался на свое лежбище и заснул глубоким сном. Солнце успело проделать три четверти дневного пути, когда молодой человек проснулся, немного смущенный тем, что так долго проспал.
— Честное слово! — бормотал он. — Я становлюсь невообразимым лентяем. Надо что-то делать. Благо, моя нога почти совсем прошла. Пора в дорогу. Мы вдвоем отправимся в столицу Борнео. Вот господин Андре и доктор удивятся! Пьер, конечно, будет ворчать, но уж кому мой друг придется по душе, так это Мажесте. Куда же он, черт возьми, подевался?
Фрике два раза свистнул. Никого.
— Вот это да! — вскрикнул парижанин, потрясенный исчезновением номера два. — Неужели и он бросил меня? Ни за что в это не поверю! Но, с другой стороны, почему бы и нет? Бедное животное находилось здесь, потому что у него болела нога. Рана зажила, и обезьяна вспомнила родные места. Ностальгия! Дело знакомое. Почувствовав себя здоровым, Предок, очевидно, вернулся туда, где прожил всю свою жизнь. Это же так понятно и естественно. Имею ли я право жаловаться и сокрушаться? И чему тут собственно, удивляться? И меня моя судьба зовет в путь. Конечно, без этих зверюшек будет одиноко, но…
Ночью Фрике не мог сомкнуть глаз; уже светало, когда он наконец задремал. Вдруг до слуха донесся едва слышный шумок. Парижанин схватился за оружие, не понимая пока, должен ли он защищаться или нападать. Шум приближался. Фрике настороженно вглядывался в заросли кустарника. Но тут страх пропал, и он рассмеялся. Право же, трудно было удержаться от смеха при виде фантастической картины. Из зарослей показался орангутан; в руке он держал дубинку, а впереди плелся, прижав уши, тигр.
