— Сплю в палатке, потому, что она есть. Но лучше, чтобы ее не было! Если бы я мог так легко отказаться от комфорта, то спал бы в подъезде или на скамейке во дворе, а не в квартире. И не ездил бы ни на какие озера, ощущений, хватало бы и в городе.
— Давай, мы тебя на остров какой-нибудь выкинем, — сказал Сергей. — Тут полно островов. Поживешь там, поробинзонишь. Мы тебя потом заберем… зимой.
— Вы давно не читали Робинзона, — сказал Игорь. — Робинзон — самое яркое разочарованнее детства.
— Чего так? — спрашиваю.
— Нет там никакой борьбы за жизнь, никаких особых трудностей: ни голода, ни холода, ничего… Все твои детские воспоминания о нем — ложны. Робинзон — история жирения, накопления, и алчности. Да и… Робинзон — не то имя; он должен быть Гансом или Фридрихом. Думаю, этот рассказ написал ростовщик Гюнтер Штейн под псевдонимом "Дефо".
— Наверное, мы читали разных Робинзонов, — говорю. — Мой хороший был, не жадный, не…
— Это не совсем жадность — бюргернизм — зов крови.
Как, истый немец, Робинзон не мог остаться нищим, и перед крушением выгодно вложился в Южно-Американские плантации. По возвращении, через двадцать восемь лет, его состояние удесятерилось. На острове праотец Плюшкина не терял ни секунды. С первого дня: приобретал, копил, расширялся. Девять суток обирал севший на мель корабль.
Писатель оставил в живых только одного члена экипажа, — чтобы вместе с ним насладиться богатством судна и дарами острова.
— Ты что, недавно читал? — спрашиваю.
Игорь ухмыльнулся, поднял вверх указательный палец, концентрируя внимание слушателей, продолжил:
— Девять дней Робинзон перевозил: порох, ружья, еду, ром, слесарные инструменты, паруса, канаты, металлические листы, и… так увлекся, перетащил бы весь корабль, но опомнился, ведь есть и другие способы обогатиться. Гюнтер Штейн, передумал сажать на рифы еще две каравеллы с золотом и софитами, — это слишком просто. Каждый немецкий мальчик должен знать: только труд, упорство и молитва есть добродетель, что на склоне лет воздаст сторицей: насытит тело, и успокоит душу.
Ежегодно Робинзон увеличивал посевы зерна, расширял загоны для скота, упорно отгораживая забором свое экономическое чудо. Бушели с мукой, корзины с сушеным виноградом, горой возвышались над островом. Не хватало рабочих рук. Во избежание кризиса Штейн послал Робинзону Пятницу; работа пошла быстрее. Возникла новая беда — переизбыток товаров. Штейн послал на остров несколько нахлебников, но это не решило проблемы. И вообще, почему это немцы должны всех кормить? Гюнтер Штейн понял — это тупик, и вывез Робинзона на материк, там можно развернуться. Несовершенство, по сути: крах, первой экономической модели Штейна, родили аксиому, — основное правило торговли: "Война — двигатель экономики!"
В следующей книге, Штейн хотел вернуть Робинзона на остров и начать войну с дикарями. Войну за правильную религию, новые земли, новые бушели, и…
— Понесло, — оборвал Сергей. — Ты книжку хоть читал?
— А чем она кончается? — спрашиваю. — Он, правда, стал богатым?
— Стал богатым и на него напали волки, и он убил триста волков сразу, а пятница убил медведя, а еще, до острова, плыл по морю, из леса выскочили два леопарда и поплыли к нему, чтобы съесть. Рыбаки знают: в море, страшнее леопарда, только волки.
— Что-то ты путаешь, друг. — говорю. — В той книге, про волков не было. Не было ведь, Серега?
— Не было, — подтвердил Сергей.
Игорь пожал плечами: — Как скажете (А они там были).
23
Нам пришлось заниматься не только рыбой, но и всем ужином. Саша пришла, мне показалось, расстроенная, постояла у костра, пожаловалась на головную боль и легла в палатку. Антон ушел к Журавлеву.
Сегодня готовим макароны с сыром. Игорь, поставил на газ сковородку, открыл банку с сосисками, сейчас обжарим, и ужин почти готов. Я делал салат из помидоров и огурцов, Сергей занимался рыбой. Вытащил из огня железный ящик, поставил на стол, отодвинул крышку: — Ну как?
— Еще рано, — сказал Игорь. — Должна быть золотистая, аж коричневая, но запах уже… да?
Я наклонился над коптилкой; в нос ударил приятный запах копченой рыбы.
— Готово! — говорю.
— Пять минут еще надо потомить, — сказал Игорь.
Сергей вернул рыбу на костер.
— У нас гости, — говорит.
Я не стал оглядываться, подумал, идет Антон с Журавлевым, но Игорь странно изменился в лице, сосредоточенно посмотрел мне за спину:
— А, — говорит. — "Бисексуалые паруса".
Я засмеялся: — Что ты сказал?
Белорус вышел из задумчивости, улыбнулся мне.
— Я когда вдоль берега шел, мимо яхта проплыла, там девушка стояла, потом яхта круг сделала и еще раз проплыла, и уже две девушки стояли… и я подумал… ну, вот, то самое и подумал…
Я оглянулся: к нам поднималась девушка, симпатичная такая девушка, я бы даже сказал очень… Остановилась недалеко от костра: — Добрый вечер. — Улыбнулась.
— Добрый-добрый, — поздоровался Сергей.
— Ну сколько можно Вас ждать? — спросил Игорь. — Ужин давно готов, вас все нет и нет. Некрасиво, все ж голодные…
Она засмеялась: — А что уже готово?
— С обеда, — говорю. — Третий раз разогреваем.
Игорь позвал жестом: — Садитесь. — Мы рады каждому, кто приплывает к нам на своей яхте!
— Я вас узнала, — обратилась к Игорю, — вы ловили рыбу, да? И я подумала, пусть он поймает… и вы поймали, сразу… Я видела.
— Теперь, Вы хотите ее забрать?
— Не всю. Я могу вас угостить. Что больше любите хвост или голову?
— Нам хватит и чешуи, — смесь, сказал Игорь. — Хотите пива?
Девушка немного освоилась, села на скамейку, возле меня, напротив Игоря.
— А какое у вас пиво?
— Вечерний "Туборг" — любите?
Пак с пивом в ногах у Игоря, наклонился, поставил возле девушки банку.
— Люблю такое, — сказала она. — Я только такой и пила, а утренний вкуснее?
— Я вам потом дам баночку с собой, утром откроете, сравните.
Игорь вылил на сковородку масло, оно сразу вспенилось, полетели брызги.
— Глеб, вода закипела, макароны бросай, — сказал он. Сам принялся выкладывать на сковородку сосиски.
Я взял банку, которую дал девушке Игорь: — Вам открыть?
— Будьте любезны.
— С вами, кажется, подруга была?
— Сестра моя, мы близняшки. Она Таня, а я Инесса.
— Очень приятно, — говорю. Представил нас, себя последнего. — И что Инесса, вы вот так вдвоем с сестрой отдыхаете? — Открыл пиво, налил в чашку.
— Спасибо. Нет, мы с папой.
— Вас трое?
— Да. Нас было четверо, но Пашу папа выгнал…
