Я добавил углей в топку, раздул их до белого жара. Формы начали плавиться. Крохотные буквы расплылись, расплавились, потекли по лицу металла, как слезы.
— Это что — конец нашего предприятия?
Я посмотрел на Каспара. Он стоял слишком близко к огню, и капельки пота катились по его щекам. Я сунул кочергу в тигель, перемешивая упрямые куски металла.
— Даже если мы избавимся от Йорга Дритцена, что у нас есть? Ремесло, которое не работает, и предприятие, у которого нет капитала — одни долги. Эннелин, зеркала, теперь Дритцен — за что бы мы ни брались, все кончается катастрофой.
Я посмотрел в тигель — последние остатки металла превращались в текучую массу. Я вспомнил вдову Дритцена. «Это ты виноват».
Поднял глаза — Драха не было.
Паника овладела мной. Неужели он бросил меня? Неужели своими неудачами я отпугнул его? Я оставил топку и побежал в сарай.
Каспар стоял там в углу у пресса. Я с облегчением прислонился к косяку двери. Драх, стоя спиной ко мне, вытащил медную доску и зажал ее в тисках на столе. Взял мелкозубчатую пилу по металлу из ящика с инструментом на стене.
— Я тебя просил собрать все доски, чтобы я их закопал.
Он не повернулся ко мне.
— Это не твоя.
Я подошел к нему и присмотрелся. Светильники освещали канавки, прорезанные в поверхности, — стаю львов и медведей, запечатленных в меди.
— Это была доска для десятки зверей.
Драх направил пилу на край доски и медленно провел ею по металлу, высекая искры.
— Что ты делаешь? Зачем уничтожать это? Это твое искусство.
Он отпилил кусочек. На меди появился рваный порез.
— Я ее не уничтожаю, а переделываю. Нам понадобятся деньги для продолжения того, что ты задумал. Я могу сделать новые карты и продать их. Не ахти какие деньги, но помогут перебиться.
— Но ты мне сказал, что половина дощечек пропала. А теперь и эту уничтожаешь.
— В этой карте присутствуют все остальные. — Он стал прикладывать ладонь к доске, перекрывая различные ее части. — Вот единица, вот двойка, тройка… я могу разделить ее на отдельные части и сочетать их так, как мне нужно.
Я обнял его, прижал к себе. Почувствовал тепло его тела — совершенное соответствие моему. Я любил его.
И в этот момент во мне начал петь ангел. То, что Каспар сделал с картой, я могу делать с индульгенциями.
Мы разъединим все на части и начнем сначала.
Страсбург
На туалетном столике беззвучно работал телевизор, показывая картинки войны и скорби. Ник смотрел как загипнотизированный. Известие о смерти брата Жерома потрясло его.
Он должен был как-то выйти из этого ступора. Схватив пульт, он выключил телевизор.
— Нам нужно уходить.
В его голосе слышалась необычная твердость, уверенность, которой он не чувствовал прежде. Это вывело Эмили из дремы.
— Куда? Нам некуда идти.
— Прежде всего уберемся отсюда. По телевизору сказали, что соседи слышали выстрелы этим утром. Тот, кто стрелял, упустил нас всего на час-другой.
— Неужели они шли по нашему следу?
— Именно Жером предложил нам отправиться в Страсбург. Он показал нам экслибрис, рассказал историю графа Лорана. Видимо, он предполагал, что мы отправимся сюда. Если он сказал им об этом…
Они спустились в холл, вышли на улицу. Он не заметил черный «ауди» припаркованный против отеля. Снегопад вроде бы ослабел, хотя в конусах света под фонарями все еще кружились снежинки. На земле уже лежал толстый слой снега. Они оставили в снегу глубокие следы, огибая собор, потом двинулись по одной из улиц. Ник оглянулся, но никого не увидел. Магазины были закрыты. Рабочие разошлись по домам.
Отойдя на несколько кварталов, они увидели маленькое открытое бистро. Там была свободна лишь половина мест, но после зимней пустоты улиц бистро манило уютом и теплом, светом свечей и дымком, пахнущим травами, жареным мясом и вином. Они сели за столик за деревянной колонной, чтобы их не было видно из окна, но чтобы при этом они могли видеть дверь. Заказали vin chaud и tartif lettes.[36] В других обстоятельствах это был бы идеальный романтический вечер: свечи, горячее вино, тесный столик, под которым соприкасаются коленки. Но теперь эта интимность казалась лишь еще одним укором, насмешкой из мира, который отказался от него.
Он крутанул стакан в руке, глядя на остатки вина в нем.
— Ательдин был прав. Я не знаю, что все это значит, но это какое-то безумие.
— Для кого-то это что-то и значит, — возразила Эмили. — Если бы мы не были на правильном пути, они не пытались бы все время нас остановить.
— Мы никогда не найдем Джиллиан, — с горечью в голосе сказал Ник. — Были убиты другие люди — вот единственное, чего я добился. Брет, доктор Хальтунг, теперь брат Жером.
— Брат Жером погиб по моей вине, — тихо сказала Эмили. — Если бы я не направила вас туда, с ним ничего бы не случилось.
— Если бы я не притащил вас сюда, то не втянул бы во все это. — Ник крепко сжал ножку бокала, так крепко, что испугался, как бы она не треснула.
Он поднял глаза. Эмили, казалось, не слышала его слов, она без всякого выражения смотрела куда-то над его плечом. Он начал поворачиваться, но она ухватила его за руку и усадила на место.
— Продолжайте смотреть на меня. Через три столика от нас сидит человек, который вот уже пять минут не сводит с нас глаз.
Ник почувствовал знакомый прилив страха.
— Как он выглядит?
— Смуглый, крепкого сложения. Сломанный нос. Похож на итальянца. Он как вошел, так и остался в пальто.
Ник стрельнул глазами в золоченое зеркало на стене, но человека не увидел. Мысли его заметались.
— У меня идея. — Все его тело напряглось — он ждал, что в любую секунду ему в спину может упереться ствол пистолета. Он встретил взгляд Эмили, и это помогло ему немного успокоиться. — Через секунду мы бурно поссоримся. Вы в слезах побежите в туалет. Я брошусь к двери. Сумку мы оставим на столе и посмотрим, что он будет делать.
— А если он кинется за вами?
— Тогда вы кинетесь за ним.
— А если он кинется за мной?
— Сядьте и кричите в голос. Я буду рядом. — Ник ухватил ее запястье. — Готовы?
Она кивнула и резко откинула стул, вскочила на ноги.
— Как ты смеешь говорить мне такие вещи? — закричала она.
Звон вилок и ножей, тихий гомон в ресторанчике смолкли. Даже Ник был ошарашен.
— Ты и представить себе не можешь, что я чувствую!
Она оглянулась с безумным видом, закрыла лицо руками и бросилась в туалет. Ник замер на мгновение, потом оттолкнул стул так, чтобы рюкзак, оставшийся висеть на подлокотнике, был хорошо виден. Он бросил двадцатку евро на столик и устремился к выходу, глядя в пол.
