— Съесть, что ли? — хмуро уточнил Тим.
— Нет, вдохнуть, — догадался Денис, вспомнив, как Ася быстро скручивала бурые листья, поджигала и с наслаждением закуривала.
С наслаждением…
— Изменение сознания… — простонал он. — Духи создали наркотик! Дающий не эйфорию, а возможность осознавать себя в разных реальностях одновременно!
Герман закрыл глаза, будто отстраняясь от жестокой правды.
— И она принимала его несколько месяцев подряд… Ее организм привык к нему как к стимулятору нервных процессов. Она и сейчас?..
Дарх смотрел на Германа с уважением — он понял, он хочет помочь. Значит, выбор сделан правильно.
— Нет. Ей претит такая зависимость. Она попросила меня больше не предлагать ей это растение. Духи уничтожили его.
— Абстинентный синдром, — резюмировал Тим.
— Что это? — спросил Капитан-Командор.
— Ломка. Ей сейчас очень плохо, — тихо объяснил Герман.
— Очень — не то слово, — подтвердил Дарх.
— Я же предлагал помощь…
— Она отказалась, конечно, — махнул ладонью Денис. — Она считает такое состояние позорным, и никому в нем не покажется.
— Что значит — плохо? — теряя терпение, переспросил Капитан-Командор.
Тим, вспоминая нужную главу из учебника, который заставил его выучить отец, посмотрел в окно. Со второго этажа форта, из зала собраний, Остров выглядел как раньше, как в любой другой солнечный день до пришествия смертельной опасности.
— Тревожность, раздражительность, невозможность сконцентрировать внимания на чем-либо, кроме желания принять наркотик, потом выматывающая боль во всем теле, потом — апатия, депрессия… Возможны необратимые изменения личности: всё, что было важно и ценно, теряет значение, меняются пристрастия, образ жизни. Асе дорого обошлись…
— Это надо предотвратить, — оборвал Капитан-Командор.
— Ты ее отыщи сначала, Великий Командор Ветра, — насмешливо процедил Дарх. — Лучше подряди своего ручного бога.
— А тебе что, слабо? — прощая шпильку, спросил Денис.
— Я ж не такой объемный. Даже чтобы переместиться, мне нужно пробить портал.
Денис растворился в воздухе.
Через минуту появился вновь.
— Чудеса. Нигде не вижу.
Дарх издевательски-равнодушно пожал плечами:
— Учись искать.
Капитан-Командор задумался, глядя сквозь стену. Его корабль, закрытый маскирующей мантией от любопытных окуляров, перемещаясь в пространстве вместе с планетой, висел в ста километрах точно над Островом. Главное — найти Асю, а как ее вернуть — там и увидим. Придется рассказать Старшим.
— Девочкам лучше? — поняв, что помочь бессилен, уныло спросил Тим.
— Да, здоровье восстанавливается, — рассеянно ответил Капитан-Командор.
— Ты их продержишь у себя до полного выздоровления?
— Не думаю…
Дарх фыркнул, сотворил узкую щель в пространстве, пробив по дырке в полу и крыше, и ушел, не попрощавшись.
Денис поморщился, но ничего не сказал. Явившийся с вестями об Асе, Дарх затормозил уже разогнавшийся было процесс составления плана действий на ближайшее столетие: кто, чем и как будет заниматься здесь, на Земле, и кто отследит опасность из Космоса. Затея была масштабной и захватывающей, но Капитан-Командор резко утратил к ней интерес. Ася, его пара, его девочка, которую он лишь на время уступил другому, была ему гораздо важнее Земли.
Океан не обманул ожидания. Он помог, как помогал прежде.
Он принял меня, обволок и укутал, подхватил и понес. Подводное течение увлекло на глубину, и там кружило, мотало, сгибало и растягивало…
Я позволила воде проникнуть внутрь тела и поддалась грубой природной силе, которая, вопреки логике, не казалась равнодушной. Ощущения были настолько необычные, что вытеснили все прочие, темные и тяжелые, и я долго, до пресыщения, упивалась ими, но и они в один момент вдруг стали обыденностью.
Тогда я опустилась на дно, чтобы найти покой. Тут меня настигла боль. Организм вымогал у воли наркотик, прибегнув к самому подлому и тупому средству — пытке. Боль шла из недосягаемой глубины, из сердцевины каждой кости, и пронизывала все ткани до самой поверхности кожи, и даже до чешуи. Она сначала неудержимо нарастала, а потом просто была, так и не достигнув пика, за которым стала бы невыносимой и отключила нервы. Организм не защищался — он нападал. Я ненавидела его, как злейшего врага, и ненависть дала мне силы выдержать. Но на этом силы и закончились. Боль выжала все запасы энергии, не оставив ее даже на то, чтобы двигаться. Лишь возмущения водной толщи, поднимаемые проплывавшими мимо рыбами, шевелили волосы и чешуйчатые складки.
В этот час настал черед предательства разума.
Память обо всех событиях, произошедших со мной и фантомами одновременно, лишившись охранных ограничений, ворвалась в сознание и предстала ясно, нарисовав все детали пережитых событий. Было бы не так плохо, если бы я не утратила ощущение реальности, если бы понимала, что это — лишь память, и не пыталась снова решить задачи, уже решенные, и не ощущала бы свое бессилие. Однако понимание настигало меня лишь в момент смены эпизодов, а потом, очень быстро, события захватывали настолько, что я опять об этом забывала.
И вот последнее из потерявшихся воспоминаний — поцелуй Германа — поставило точку в мучительно-стремительном потоке. Поставило точку на мне. Наступила тьма. Хрупкая, контролируемая тьма. Она могла нарушиться, уступив место боли, от малейшего движения или самой ничтожной мысли, поэтому я не двигалась и не думала.
Опускаться еще ниже было некуда, и всего лишь один назойливый вопрос сверлил притихший разум: как закончить эту бессмыслицу? Он колол со всех сторон, требуя ответа, вытягивая его с отупляющим занудством: Стоит ли так жить? Конечно, нет. Стоит ли жить иначе? Да ведь иначе нельзя. Иначе — это самообман.
Что надо сделать, чтобы закончить жить?
Да просто пожелать умереть.
Я подожду смерть здесь.
Решение смириться оказалось самым правильным. Гибельные мысли, которые я отказалась передумывать вновь, согласившись с ними, больше не лезли, и вот тут наступил настоящий покой. Блаженство без радости. Умиротворение без счастья.
В груди потеплело. Сестра внутри меня будто ожила и засияла, рассылая по телу потоки тепла и света. Хорошо. Так мне даже больше нравится.
То, что исходило от частицы сестры, было похоже на осторожную ласку существа, которое никогда никого не ласкало, но очень хотело как-то выразить жалость и заботу, это «нечто» связывало меня с далекой планетой, прогоняя пустоту вокруг сжавшейся, хилой души. У меня разве есть душа? Интересно, а она была большой? А как она раньше сияла?
