Мелкокалиберные пушки не могли ничего поделать с бронированными орудийными башнями, поэтому оператор боевых систем стал наводить крупнокалиберное носовое орудие. На нем стоял такой же стабилизатор, как в танке «Абрамс», поэтому пушка била с удивительной точностью. Первый же выстрел угодил прямо в основание башни: бронированная громада подпрыгнула на два метра — и снова рухнула. Из обоих стволов потянулся жирный дым.
Корабли осыпали друг друга ударами. И тот и другой выдержали бы еще множество попаданий. Полоска воды между бортами неумолимо сужалась. Орудия били почти в упор, снаряды разрывались через мгновение после выстрела.
История морских сражений не знала подобного ада. Впрочем, несмотря на страшную опасность, свою роль в этом отдельно взятом аду Макс Хэнли ни на что бы не променял.
А вот Кабрильо с товарищами приходилось туго. Они прятались за специально укрепленной секцией фальшборта, но, когда по трехслойной броне хлестали очереди тридцатимиллиметровой автоматической пушки, чувствовали себя голыми и беззащитными.
При обычных обстоятельствах Хуан и представить себе не мог такого сражения. Спасибо современным технологиям — война больше не ассоциируется с кровавой сечей. Нет, теперь при слове «война» воображение рисует пульт с пресловутой кнопкой, ракеты — и абстрактное пепелище. Ни тебе криков, ни слез — кричать и плакать просто некому. Сейчас все было иначе. Кабрильо физически ощущал ненависть, каждый снаряд словно швыряла овеществленная злоба.
Враг хотел, чтобы он умер. Не просто умер, а перестал существовать, словно его никогда и на свете не было.
В броню снова ударил снаряд, и Хуану на мгновение показалось, что его внутренности превратились в желе. Еще он подумал, что совершил непоправимую ошибку.
А потом этот страшный миг прошел, и Хуан понял: эти люди сами не остановятся, а значит, кто-то должен их остановить. Раз не хотят слышать уговоров, пусть на собственной шкуре ощутят свою же собственную жестокость.
Весь корпус вдруг содрогнулся. Корабли сошлись борт к борту. Макс точно рассчитал балласт — релинги оказались на одном уровне. Сжимая в руке компактный автоматический пистолет, Хуан перепрыгнул на «Сидру».
Реактивная струя гранаты, пущенной с кормы, из-за задней орудийной башни, едва не снесла ему голову. В бронированную плиту, за которой прятались двенадцать десантников, граната ударила как раз в тот момент, когда десантники приготовились последовать за командиром. Невидимый гранатометчик при всем желании не выбрал бы более удачного момента. Десятерых отшвырнуло назад — окровавленные и совершенно дезориентированные, они попадали на палубу. Двоих оставшихся толкнуло вперед, но тут борта на волне чуть развело. Бойцы свалились в узкую щель и одновременно ушли под воду.
Макс видел все по внутренней телесети. Он сразу отвел «Орегон» чуть в сторону, чтобы упавших не расплющило бортами. Не зная, выжил ли хоть один, Макс приказал спасательной группе, которая ждала в доковой камере, немедленно спускать лодку. Помощник в это время с помощью джойстика поворачивал камеру, осматривая палубу «Сидры».
— Вот он! — закричал Макс.
Одинокий Кабрильо стоял с дымящимся «хеклер-кохом»: он только что прикончил гранатометчика — улучил момент, когда тот перезаряжал свое оружие. Хуан как будто знал о камере. Он посмотрел прямо в объектив так свирепо, что Максу стало не по себе. И нырнул в люк.
Чарльз Мун не мог справиться с едва ли не главной задачей на вечер. Президент лично приказал ему следить, чтобы вице-президент не набрался на приеме у Гами. Ладно бы тот просто пил без всякой меры, как обычный алкоголик, так нет: от спиртного вице-президент совершенно терял голову.
За первые полчаса вице-президент успел осушить четыре фужера шампанского. Знай он о предполагаемом теракте, такое поведение еще можно было бы объяснить, однако в администрации сочли, что доверять вице-президенту эту информацию не стоит, иначе план ни за что не сработает.
Мун поставил свой собственный нетронутый бокал на мраморную столешницу и вытер потные руки о фалды смокинга. Вице-президент Доннер как раз добрался до концовки непристойного анекдота. Человек десять гостей красноречиво выждали секунду, затем вежливо рассмеялись. Пресс-секретарь из свиты Доннера тут же, не дожидаясь новой скабрезности, увлекла вице-президента в сторону.
Мун оглядел роскошный зал. Уединенное жилище ливийского министра воистину впечатляло. Каменный дом с отштукатуренными стенами больше походил на огромную, неприступную мавританскую крепость. Сразу из портика центрального входа гости попадали в огромный зал высотой во все три этажа. По стенам его опоясывали балконы с коваными перилами, в центре красовалась лестница шириной метров шесть. На нижней площадке импровизировал оркестр (классика с местным колоритом), дальше пролеты поднимались влево и вправо, на балюстраду второго этажа.
Впрочем, великолепие дома меркло в сравнении с сегодняшними гостями. В разодетой толпе Мун насчитал не меньше десятка глав государств. В углу, под причудливо подсвеченной пальмой, премьер-министр Израиля вел задушевную беседу с президентом Ливана, у противоположной стены премьер-министр Ирака не менее сердечно разговаривал с министром иностранных дел Ирана.
Будь атмосфера просто теплой и дружеской, посол не удивился бы — в конце концов, на приеме собрались политики и дипломаты, — однако здесь чувствовалось нечто большее. Собравшиеся в зале искренне верили, что Триполийские соглашения станут настоящим прорывом.
Впрочем, на смену мимолетной уверенности в успехе тут же пришли мрачные мысли. Для начала нужно пережить сегодняшний вечер.
Самая большая группа собралась вокруг Гами — он развлекал гостей у выложенного мозаикой фонтана. На мгновение взгляды Муна и Гами встретились. В свете люстры сверкнул хрустальный фужер Гами. Приподнимая его как для тоста, ливиец будто говорил: жаль, главного-то гостя, вернее, гостьи мы сегодня и недосчитались.
Разговоры, с чего бы ни были начаты, рано или поздно переключались на Катамору и ее трагическую гибель. Муну сообщили, что Каддафи произнесет речь об этой тяжкой утрате, причем облачится ради такого случая не в привычную военную форму, а в гражданский костюм.
Сегодняшний телохранитель — взятый в прокат смокинг сидел на нем прескверно — тронул посла за плечо и кивнул на дверь гостиной. Под самым потолком висела неприметная видеокамера.
— Я пока насчитал пять, — сообщил телохранитель.
— Может, для безопасности?
