– Дорогой друг, а не подумали ли вы, что можете оказать мне и Портосу медвежью услугу?
– Очень подумал; но ведь и вы с Портосом заставили меня сыграть в Бель-Иле весьма незавидную роль.
– Простите меня, – сказал Арамис.
– И вы меня извините, – отвечал д'Артаньян.
– Словом, – продолжал Арамис, – вы теперь знаете все.
– Ей-богу, не все!
– Вы знаете, что мне пришлось немедленно предупредить господина Фуке, чтобы он опередил вас у короля.
– Тут что-то темное.
– Да нет же! У господина Фуке много врагов. Ведь вам это известно?
– О да!
– И один особенно опасный?
– Опасный?
– Смертельный! И с целью побороть влияние этого врага Фуке пришлось доказывать королю свою глубокую преданность и готовность идти на всякие жертвы. Он сделал его величеству сюрприз, подарив ему Бель-Иль.
А если бы вы первый приехали в Париж, сюрприз был бы испорчен… Создалось бы впечатление, что мы испугались.
– Понимаю.
– Вот и вся тайна, – закончил Арамис, довольный тем, что ему удалось убедить мушкетера.
– Однако, – усмехнулся д'Артаньян, – проще было бы отвести меня в сторону, когда мы были в Бель-Иле, и сказать: «Дорогой друг, мы укрепляем Бель-Иль-ан-Мер, чтобы преподнести его королю… Сделайте нам одолжение и откройте, за кого вы: за господина Кольбера или за господина Фуке?» Может быть, я ничего не ответил бы; но если бы вы спросили: «А мне вы друг?» – я бы ответил: «Да».
Арамис опустил голову.
– Таким образом, – продолжал д'Артаньян, – я был бы обезоружен и, придя к королю, заявил бы: «Государь, господин Фуке укрепляет Бель-Иль, и укрепляет превосходно; но вот что поручил мне передать вашему величеству господин губернатор Бель-Иля». Или же: «Господин Фуке собирается посетить вас, чтобы сообщить о своих намерениях». Я не сыграл бы глупой роли, ваш сюрприз не был бы испорчен, и мы не косились бы друг на друга.
– А теперь, – сказал Арамис, – вы действовали как друг Кольбера. Значит, вы его друг?
– Ей-богу, нет! – воскликнул капитан. – Господин Кольбер педант, и я ненавижу его, как ненавидел Мазарини, но мне он не страшен.
– А я люблю господина Фуке, – заявил Арамис, – и предан ему. Вы знаете мое положение… Я был беден… Господин Фуке дал мне доход, выхлопотал епископство; господин Фуке оказал мне много услуг и был очень любезен со мной; я достаточно хорошо знаю свет, чтобы оценить доброе отношение к себе. Итак, господин Фуке завоевал мое сердце, и я отдал себя в его распоряжение.
– Превосходно. У вас прекрасный господин.
Арамис поджал губы.
– Я думаю, что лучшего не найти.
Последовало молчание. Д'Артаньян не нарушал его.
– Вы, наверное, знаете от Портоса, как он попал в эту историю?
– Нет, – ответил Д'Артаньян – Я, правда, любопытен, но никогда не расспрашиваю друга, если он хочет скрыть от меня какую-нибудь тайну.
– Я сейчас расскажу вам это.
– Не стоит, если ваше признание свяжет меня.
– Не бойтесь. Я всегда очень любил Портоса за его простодушие и доброту; Портос человек прямой. С тех пор, как я стал епископом, я ищу простодушных людей, которые внушают мне любовь к правде и ненависть к интригам.
Д'Артаньян погладил усы.
– Увидя Портоса, я постарался подойти к нему поближе. У него не было дела, его присутствие напоминало мне доброе старое время и отвлекало от дурных мыслей. Я позвал Портоса в Ванн. Господин Фуке любит меня; узнав, что Портос мой друг, он обещал похлопотать за него перед королем. Вот и вся тайна.
– Я не злоупотреблю ею, – улыбнулся Д'Артаньян.
– Я хорошо это знаю, дорогой друг; никто не облагает в такой степени чувством истинной чести, как вы.
– Я польщен, Арамис.
– А теперь…
И прелат заглянул в самую душу своего друга.
– А теперь поговорим о себе. Хотите стать другом господина Фуке? Не перебивайте меня, прежде чем не узнаете, что я хочу сказать.
– Слушаю.
– Хотите сделаться маршалом Франции, пэром, герцогом, владеть герцогством с миллионным населением?
– Что же нужно сделать, друг мой, чтобы получить все это? – спросил Д'Артаньян.
– Быть сторонником господина Фуке.
– Я сторонник короля, дорогой друг.
– Но не исключительно же, я думаю?
– Я не раздваиваюсь.
– Я полагаю, что вместе с большим сердцем у вас есть и некоторое честолюбие?
– Да, конечно.
– И, следовательно…
– И, следовательно, я желаю быть маршалом Франции; но маршалом, герцогом, пэром сделает меня король; король даст мне все это.
Арамис пристально взглянул на д'Артаньяна.
– Разве король не властелин? – спросил Д'Артаньян.
– Никто этого не оспаривает. Только ведь Людовик Тринадцатый тоже был властелином.
– Да, дорогой, но между Ришелье и Людовиком Тринадцатым не было господина д'Артаньяна, – спокойно заметил мушкетер.
– Около короля, – продолжал Арамис, – много камней преткновения.
– Но не для короля.
– Конечно; однако…
– Послушайте, Арамис, я вижу, что здесь каждый думает о себе и никто не помышляет о государе; а я буду поддерживать себя, поддерживая его.
– А неблагодарность?
– Ее боятся только слабые!
– Вы очень уверены в себе.
– Кажется, да.
– Но, может быть, со временем вы перестанете быть нужным королю?
– Напротив, я думаю, что в будущем понадоблюсь ему больше, чем когда-либо. Слушайте, дорогой, если бы пришлось обуздать нового Конде, кто обуздал бы его? Вот это… только это во всей Франции! – И д'Артаньян похлопал по своей шпаге.
– Вы правы, – сказал Арамис, бледнея.
Он встал и пожал руку д'Артаньяну.
– Вот в последний раз зовут к ужину, – поднялся с места капитан мушкетеров. – Вы позволите…
Арамис обнял мушкетера:
– Такой друг, как вы, прекраснейшая жемчужина в королевской короне.
И они разошлись.
«Я так и думал, что это неспроста», – промелькнуло в голове д'Артаньяна.
«Нужно поскорее зажечь порох, – сказал про себя Арамис. – Д'Артаньян почуял подкоп».
Глава 17.
ПРИНЦЕССА И ДЕ ГИШ
Мы видели, что граф де Гиш вышел из залы в тот момент, когда Людовик XIV так галантно поднес Лавальер великолепные браслеты, выигранные им в лотерею.
Некоторое время де Гиш прогуливался возле дворца, снедаемый подозрениями и тревогами. Затем он стал поджидать на террасе появления принцессы. Прошло более получаса. У графа в его одиночестве вряд ли были веселые мысли. Он вынул из кармана записную книжку и после долгих колебаний написал:
«Принцесса, умоляю вас уделить мне несколько мгновений для разговора.
Пусть вас не пугает эта просьба; она продиктована только глубоким почтением, с которым, я, и т.д. и т.д.».
Он подписал эту необычную просьбу и сложил листок вчетверо, но в этот момент заметил, что гости королевы начинают расходиться. Он увидел Лавальер, потом Монтале, которая разговаривала с Маликорном. Он пропустил всех гостей королевы-матери, только что наполнявших ее салон.
Принцесса не показывалась. Однако ей необходимо было пересечь этот двор для возвращения домой, и Гиш внимательно наблюдал. Наконец он увидел принцессу; она шла с двумя пажами, освещавшими ей путь факелами; дойдя до двери, она крикнула:
– Пажи, ступайте узнать, где граф де Гиш. Он должен дать мне отчет в о дном – поручении. Если он свободен, попросите его прийти ко мне.
Де Гиш молчал, спрятавшись в тень. Но как только принцесса вошла к себе, он опрометью сбежал с террасы и с самым равнодушным видом двинулся навстречу пажам, которые направлялись в его комнату.
«Вот как, принцесса послала за мной!» – взволнованно подумал он и скомкал свою, теперь уже ненужную, записку.
– Граф! – сказал один из пажей, заметив его. – Мы очень рады, что встретили вас.
– Что вам угодно, господа?
– Мы по приказанию принцессы.
– По приказанию принцессы? – повторил де Гиш с притворным удивлением.
– Да. Ее высочество спрашивает вас: вы должны дать ей отчет в одном поручении Вы свободны?
– Я весь к услугам ее высочества.
– В таком случае благоволите следовать за нами.
Поднявшись к принцессе, де Гиш увидел, что она бледна и взволнованна.
У двери стояла Монтале, которой очень хотелось знать, что происходит в уме ее госпожи.
– А, это вы, господин де Гиш, – начала принцесса, увидя графа, – прошу вас… Мадемуазель де Монтале, вы свободны и можете уйти.
Еще более заинтригованная Монтале поклонилась и ушла. Принцесса и де Гиш остались одни.
Все преимущества были на стороне графа: сама принцесса пригласила его на свидание. Но как мог граф воспользоваться этой милостью? Принцесса была так своенравна, характер ее был так изменчив. И она скоро обнаружила это; в самом начале разговора она вдруг спросила:
– Неужели вам нечего сказать мне, граф?
Ему показалось, что она угадала его мысли; ему показалось (влюбленные доверчивы и слепы, как поэты или пророки), ему показалось, будто она угадала его желание видеть ее и цель этого желания.
