И тут на Фремденгута нашло то его наглое вдохновение, которое в свое время создало ему славу талантливого дельца и эсэсовца. Он спокойно выпростал руки из жирных объятий растерявшегося фельдфебеля, стряхнул носовым платком остатки перца со своего кителя и улыбнулся.
— Я должен покорнейше просить у вас извинения, дорогой мистер Фламмери. Дневной свет ослепил меня… Мне показалось, что передо мной… ваш большевистский комиссар…
— Комиссар? — с непонятным весельем хохотнул мистер Фламмери. — И вы решили?..
— Я решил, что он пришел нас расстреливать…
— Дорогой друг мой! — с чувством промолвил капитан Фламмери и неловко, но нежно пожал левую, здоровую руку Фремденгута. — Я пришел сообщить вам, что ваши испытания кончились. Я пришел сообщить вам, что мы, то есть я и оба моих коллеги, не видим оснований держать вас взаперти… Что же касается капитан-лейтенанта Егорычева, то мы с ним окончательно разошлись во взглядах…
— …и местожительстве! — восторженно добавил младший американец Джон Бойнтон Мообс, переводя поистине сыновний взор с мистера Фламмери на барона Фремденгута и обратно.
Фельдфебель Курт Кумахер стоял ни жив ни мертв, опустив руки по швам, и пожирал глазами начальство.
Они спускались с Северного мыса гуськом, шестеро островитян и двое; белых: Гамлет, стройный юноша с великолепными мышцами и еще более великолепной прической, дядя юного Боба — Джекоб, голенастый тихий и тощий негр Дарк, знакомый уже нам пожилой негр с хитровато-озорным лицом — дядюшка Уолт, трое их соседей и Егорычев со Смитом. Егорычев и Смит с автоматами наготове замыкали шествие. Они то и дело оглядывались назад, откуда им в любую минуту могла грозить пуля в спину. Остальные на бамбуковых шестах несли багаж наших героев, только что покинувших Священную пещеру.
Тихое и сверкающее утро поднималось над островом.
Прибежала снизу, из деревни, запыхавшаяся, насмерть перепуганная Мэри — молодая жена Гамлета. По ее расчетам, Гамлет и все остальные отправившиеся в Священную пещеру давно уже должны были вернуться домой. Она с разбегу выскочила из-за поворота и кинулась на грудь застеснявшемуся Гамлету.
— Жив! — крикнула она вне себя от счастья. — О, жив!.. Я так за тебя перепугалась!..
— Я же тебе говорил, что тебе больше нечего бояться… — сказал ей Гамлет с ласковой укоризной.
А дядюшка Уолт, который шел рядом с Гамлетом, добавил:,
— Это совсем другие белые, Мэри. Тех, прежних, в черных одеждах, убили.
— Не всех, — сказал Егорычев. — Двое взяты в плен. Негры сразу помрачнели.
Дарк спросил:
— Но они уже не смогут больше убивать наших людей?.. Они заперты в пещере?
Егорычев подтвердил, что они уже пятый день содержатся под замком.
— Они крепко-накрепко заперты, Мэри, — успокоил Гамлет жену.
— Но очень может быть, что они еще сегодня окажутся на свободе, — сказал Егорычев, который не считал себя вправе скрывать опасность, снова нависшую над населением острова Разочарования.
— Они убегут? — спросил Гамлет.
— Боюсь, что их выпустят.
— Но ведь они убивают людей, невинных людей! — воскликнул Гамлет в великом недоумении.
На это Смит с неожиданным для него раздражением ответил:
— Вот именно поэтому их и собираются выпускать.
Эти слова произвели на негров такое удручающее впечатление, что Егорычев счел необходимым несколько разрядить обстановку.
— Все это не так страшно, — сказал он, — но придется, конечно, быть поосторожней. Я вам все потом разъясню.
— Все это не так страшно, Мэри, — погладил Гамлет свою приунывшую жену. — Но придется быть поосторожней. Понимаешь?..
Егорычев улыбнулся:
— Мы со Смитом постараемся, чтобы они вам не смогли причинить вреда.
— Ну, вот видишь, Мэри, совершенно нечего бояться. Дядюшка Уолт сказал Егорычеву:
— Вы будете нашими дорогими гостями, сэр.
— Новый Вифлеем будет вам очень рад, — добавил со своей стороны Гамлет.
Мэри прошептала ему на ухо:
— Пусть они живут в нашей хижине. Можно?
— Можно, — шепотом отвечал ей Гамлет. — Только им будет у нас тесно.
— А ты пригласи… Тогда уже те белые не посмеют напасть на нашу хижину.
Гамлет огорчился:
— Я думал, ты предлагала из гостеприимства.
— Ну, Гамлет, ну, милый!.. Я из гостеприимства тоже предлагала. Они хорошие, эти новые белые.
— Они будут жить в Большой мужской хижине, чтобы никто нам не завидовал.
— Ты очень умный, Гамлет, — вздохнула Мэри.
Снизу вверх по тропинке торопились в это время в Священную пещеру Розенкранц, Гильденстерн и Полоний. Они заметили спускающуюся им навстречу группу, спрятались в кустах, переждали, пока она минет их, и потом со всех ног кинулись бежать наверх, куда их совсем недавно, разжегши условный костер, вызвали по приказу Фламмери.
Чтобы легче было нести поклажу и чтобы стало веселее на душе, Джекоб затянул, а его односельчане подхватили песню, в которой пелось про то, как хорошо и весело пировать, когда козы принесли хороший приплод, а бананы и кокосы обильно отягощены плодами.
Под их пение, поотстав от остальных, Смит и Егорычев обменялись несколькими словами о создавшемся положении.
Егорычев сказал:
— А там, наверху, уже, верно, целуются-милуются с этой гитлеровской сволочью.
— Похоже, что так, — отозвался Смит, помолчав и после некоторых колебаний высказал сомнения, которые его, видимо, уже давно мучили: — По совести, мне не все ясно. Там, в пещере, неудобно было вас расспрашивать, но убей меня бог, если я понимаю, почему оттуда ушли мы. Нам бы ровным счетом ничего не стоило выгнать их, а самим остаться в пещере и не напрашиваться в гости к этим добрым, но нищим дикарям.
— Во-первых, вода, — ответил Егорычев. Смит посмотрел на него с недоумением. — Ну да, самая обыкновенная питьевая вода. Если бы они были внизу, а мы наверху, они смогли бы лишить нас воды. А поскольку внизу мы…
— Ясно. Но тогда почему мы не увезли с собой пленных эсэсовцев? Ведь они их обязательно выпустят на волю.
— Резонный вопрос! Ответ: или я ничего не понимаю, или Фремденгут с Кумахером при первой же возможности кинутся перетаскивать свои таинственные ящики. А наше дело будет не проворонить Этот момент…
— Значит, вы все-таки убеждены, что эти ящики существуют? Егорычев бросил на кочегара быстрый взгляд, и тот стал смущенно теребить свои густые моржовые усы.
«Нижеподписавшиеся: Роберт Д. Фламмери, от своею лица и от лица Джона Бойнтона Мообса,
