— А Пибоди?
— Багаж бросило на нас обоих, и он наполовину погребен под ним. Я не смог его оттуда вытащить.
О'Хара попросил Форестера пойти посмотреть. Родэ стоял на коленях около Монтеса, стараясь привести его в чувство. Форестер, поколебавшись, сказал:
— Теперь здесь побольше веса, и, наверное, будет безопасно пройти назад.
— Идите осторожно, — сказал О'Хара.
Форестер невесело усмехнулся и вступил в салон.
Мисс Понски сидела в застывшей позе, плотно обхватив себя руками, и смотрела перед собой невидящими глазами. Форестер, не обращая на нее внимания, начал разбирать чемоданы над Пибоди, складывая их на передние сиденья. Пибоди пошевелился, и Форестер стал его трясти. Когда тот обрел способность соображать, Форестер прокричал ему в ухо:
— Идите в кабину, в кабину, понимаете?!
Пибоди неопределенно мотнул головой, и Форестер сделал шаг дальше.
— Господи Боже мой! — прошептал он при виде того, что произошло.
Кофлин превратился в комок окровавленного мяса. Груз, стоявший в хвостовой части самолета, от удара сорвался с креплений, сокрушив последний ряд пассажирских сидений. Миссис Кофлин была еще жива, но обе ее ноги были оторваны ниже колен. Ее не убило сразу только потому, что в тот момент она наклонилась вперед, чтобы утешить мисс Понски.
Кто-то тронул Форестера за плечо. Это был Пибоди.
— Я же вам сказал — идите в кабину. В кабину, немедленно! — закричал Форестер.
— Я хочу выйти наружу, — пробормотал Пибоди. — Я хочу выйти отсюда. Дверь ведь там, сзади.
Форестер не стал терять времени. Он нанес Пибоди резкий удар под дых, затем, когда тот согнулся, хватая ртом воздух, свалил его на пол ударом по шее. Подтащив его к кабине, он сказал Родэ:
— Поглядите за этим идиотом. Если будет буянить, бейте его по голове.
Он прошел обратно в салон и взял мисс Понски за руку.
— Пойдемте, — сказал он мягко.
Она поднялась и последовала за ним, как сомнамбула. Он довел ее до кабины и передал О'Харе. Посмотрев на Монтеса, увидел, что тот очнулся и вскоре может передвигаться. Когда голова О'Хара вновь появилась в проеме окна, сказал:
— Сомневаюсь, что старая леди вынесет передвижение.
— Выносите ее оттуда, — скомандовал О'Хара. — Ради Бога, выносите!
И Форестер вернулся назад. Он не знал, жива миссис Кофлин или нет, но тело ее было теплое. Из размозженных ног струилась кровь. Он взял ее на руки и внес в кабину. Родэ, увидев ее, тихо присвистнул.
— Кладите ее на сиденье, — сказал он. — Нужно наложить жгуты.
Он снял пиджак и рубашку и стал разрывать ее на ленты.
— Выводите старика, — сказал он Форестеру.
Форестер и О'Хара помогли Монтесу выбраться наружу. Обернувшись, Форестер увидел голую спину Родэ, покрытую от холода мурашками.
— Одежда, нам нужна теплая одежда, — сказал он О'Харе. — К ночи здесь будет страшно холодно.
— Черт! — отозвался О'Хара. — Это дополнительный риск. Я не…
— Он прав, — сказал Родэ, не поворачивая головы. — Если у нас не будет одежды, мы к утру тут все превратимся в льдинки.
— Хорошо, — вздохнул О'Хара. — Готовы рискнуть?
— Попробую, — ответил Форестер.
— Но сначала надо высадить людей на землю, — распорядился О'Хара. — И еще. Нам понадобятся карты местности. Они в кармане моего сиденья.
— Я их достану, — сказал Родэ.
О'Хара осторожно спустил людей на землю, и Форестер начал перетаскивать чемоданы в кабину. Затем он поднял обмякшее тело Пибоди и бесцеремонно вытолкал его в окно, где О'Хара столь же бесцеремонно свалил его на землю. Родэ с осторожностью передал О'Харе тело миссис Кофлин, и тот был поражен его легкостью. Сам Родэ выбрался следом и, стараясь не делать резких движений, спустился на землю, принимая миссис Кофлин.
Форестер начал передавать чемоданы. О'Хара просто кидал их вниз. Некоторые чемоданы раскрылись, но большинство выдержали удар.
«Дакота» накренилась.
— Форестер, — закричал О'Хара. — Вылезайте!
— Тут еще есть.
— Вылезайте, говорю вам, — взревел О'Хара, — вы что, идиот? Самолет же падает.
Он схватил Форестера за руки, решительно вытащил его из окна, и тот тяжело спрыгнул на землю. Затем спрыгнул сам, в этот же момент нос самолета задрался кверху и, опрокинувшись через кромку скалы, со скрежетом и в облаке пыли исчез из виду. Двумястами футами ниже он грохнулся о землю. Длинное эхо прокатилось по горам, и потом все стихло.
О'Хара посмотрел на людей, молча стоявших рядом с ним, затем окинул взглядом окружавшие их суровые и дикие горы. Порыв холодного ветра, дувшего с ледников, заставил его содрогнуться. Встретившись глазами с Форестером, он содрогнулся вновь, но уже по другой причине. Оба поняли, что шансов на спасение слишком мало, и то, что они избежали гибели вместе с «Дакотой», было, вполне вероятно, лишь прелюдией к более продолжительным мытарствам.
— Так, давайте послушаем обо всем с самого начала, — сказал Форестер.
Они все собрались в ближайшем сарае. Внутри него ничего не было, но все же это было укрытие, к тому же в нем был очаг. Армстронг развел огонь, используя дрова, которые Виллис принес из соседнего сарая. Монтес лежал в углу, и его племянница хлопотала над ним, а в другом углу мрачно сидел Пибоди, переживая похмелье и волком глядя на Форестера.
Мисс Понски напрочь освободилась от страха. Стоило ей ощутить твердую почву под ногами, как она рухнула на промерзшую каменистую землю и впилась в нее ногтями в экстазе облегчения. О'Хара подумал, что она никогда в жизни не найдет в себе силы войти вновь в самолет. Но сейчас она обнаружила замечательные качества медсестры и помогала Родэ ухаживать за миссис Кофлин.
Этот Родэ — интересный человек, подумал О'Хара. В нем открылись глубины, о которых трудно было бы предположить. Хотя он не был медиком, но обладал хорошим знанием практической медицины, а это было в данных обстоятельствах просто необходимо. О'Хара поначалу обратился к Виллису, прося его помочь ухаживать за миссис Кофлин, но тот, покачав головой, ответил:
— Извините, я физик, а не врач.
— Доктор Армстронг? — спросил О'Хара.
Армстронг также с сожалением произнес:
— Я историк.
Итак, за дело взялся Родэ, не бывший врачом, но обладавший медицинскими познаниями и… пистолетом.
О'Хара повернулся к Форестеру:
— А теперь слушайте, как было дело.
И он начал рассказ с отлета из Сан-Кроче, стараясь извлечь из своей памяти все, что говорил Гривас.
— Я думаю, он сошел с катушек, — заключил О'Хара.
