Несмотря на то, что моряки принимали всевозможные меры предосторожности — на палубе имелись проволочные силки, о которые кули могли поранить босые ноги, а на прогулку их выводили связанными цепями под охраной вооруженных до зубов моряков, — часто случалось, что, доведенные до отчаяния, предпочитая смерть бесконечным мучениям и пыткам, они, объединившись, ломали барьеры и устремлялись на палубу через узкий люк.
Опасения капитана и экипажа очень скоро подтвердились! В ту минуту, когда они собирались уже сесть в шлюпку, главный люк, хоть и заваленный тяжелым грузом, разлетелся на мелкие куски, словно в трюме взорвалась мина. Из открывшейся дыры, будто из глубины шахты, вырвалось множество кричащих, обезумевших от страха, бледных, грозных, несмотря на слабость, невольников. Еле держась на ногах, ослепленные ярким дневным светом, кули, чувствуя ломоту во всем теле, бежали по наклонившейся палубе, налетая на растерявшихся при виде этого неожиданного нашествия матросов.
Первые моряки, попавшиеся под руку взбунтовавшимся рабам, были растерзаны в одно мгновение. Кровь потекла по палубе. Ни одна из шлюпок, кроме самой большой, не была готова к спуску. Вырвавшиеся на волю китайцы заметили капитана и его экипаж в тот момент, когда гребцы готовились отчалить. Человек пятьдесят кули бросились в море, надеясь завладеть лодкой, а также желая заставить своих мучителей заплатить за причиненные им страдания. Но янки были не из тех, кто сдается без боя. Они встретили градом пуль нападавших, потом, вооружившись саблями и топорами, стали наносить удары тем, кто успел уцепиться за борт.
Убедившись в бесполезности дальнейших попыток, несчастные вернулись на судно, а лодка капитана вышла в открытое море. Не думая об угрожавшей им опасности, китайцы, опьянев от первой победы, рассыпались по кораблю, ломая все на своем пути; обезумевшие от неутоленной жажды мести, они с остервенением крушили эту плавучую тюрьму.
…Фрике и Пьер Легаль все еще находились в своей каюте.
Невыносимые мучения обоих пленников. — Нижняя палуба оказывается под водой. — Бредит ли Фрике? — Нож!.. — Удивительное спасение. — Плот. — Под французским флагом. — В путь. — Снова в положении робинзонов. — Человек, потерявший счет кораблекрушениям. — Как разжечь костер. — Робинзон Фрике хочет нарушить традицию. — Ловля краба. — Первый завтрак на суше. — Удивление туземца при виде двух белокожих. — «Извольте войти».
Оба пленника буквально задыхались в своей каюте; голова раскалывалась, в горле пересохло, голод мучил их, они чувствовали, что медленно умирают. Даже когда корабль, подпрыгнув, в первый раз сел на мель, наши друзья не вышли из своего оцепенения.
— Моряк, — прохрипел Пьер Легаль в ту минуту, когда судно ударилось о риф, — мы сели на мель…
— Ба! — пробормотал Фрике. — Я скоро помру.
— Тысяча чертей!.. До чего же глупо… отдать концы… на нижней палубе, когда не можешь пошевелить ни рукой, ни ногой… словно пьяный в стельку корабельный повар.
Фрике ничего не ответил.
— Сынок… — задыхаясь, вновь заговорил боцман. — Моряк…
— Пьер…
— Ты ничего не говоришь… Твое молчание пугает меня…
— Каждое сказанное слово дается мне с трудом… Но ты не волнуйся, у меня еще есть силы, и я не перестаю работать, хоть и не подаю виду.
Пьер решил, что его друг бредит.
— Будь спокоен, дружище, — снова заговорил молодой человек, — надеюсь, скоро я освобожу руку. Эти чертовы снасти не так-то просто поддаются… Но потерпи!.. Поживем — увидим, — закончил парижанин, продолжая непонятное занятие.
Страдания пленников с каждым часом становились все нестерпимее. Клетушка, в которой они были заключены и куда не проникал свежий воздух, нагретая безжалостными лучами экваториального солнца, напоминала сушильную печь. И вдруг морское течение и разбушевавшиеся волны бросили несчастный корабль на скалу. Толчок был такой силы, что в одно мгновение заросли кораллов пробили обшивку и раздробили шпангоуты[48]. Вода ворвалась в пробоины, добралась до машинного отделения, затем откатила назад, унося вместе с обломками обшивки трупы погибших.
Эта страшная дыра в корпусе корабля образовалась неподалеку от каюты, где находились оба друга. Иллюминатор разлетелся вдребезги, и огромная волна накрыла их как раз в ту минуту, когда Фрике, подняв над головой окровавленную, распухшую от бесконечных усилий руку, воскликнул:
— Победа! Одна рука свободна. Я… — Неожиданно накрывшая их волна не дала ему договорить.
После того как волны схлынули, страшная картина разрушения открылась взору Фрике. Но зато теперь обе ноги и одна рука Фрике были свободны. Он был просто счастлив. Правда, вид Пьера Легаля, ноги которого были высоко подняты, а лицо заливала кровавая пена, испугал молодого человека.
— Пьер!.. Дружище!.. — окликнул он со страхом.
Ответа не последовало.
— Пьер!.. Друг мой!.. Мой верный брат Пьер!.. — Голос несчастного юноши, еще оглушенного накатившейся на него волной, обессиленного пережитыми мучениями, длившимися пятнадцать дней и ночей, полумертвого от голода и жажды, оборвался, И он зарыдал.
Но наш друг Фрике был не из тех молодых щеголей, которые падают в обморок. Не тратя времени на бесполезные стенания, предвидя вполне резонно, что на них сейчас обрушится новая волна, он стал изо всех сил трясти моряка, не подававшего никаких признаков жизни.
— Послушай, Фрике, — сказал он, обращаясь, как часто с ним это бывало, к самому себе, — Пьер лежит на левом боку и твоя правая рука еще связана, как же тут быть?.. А, все в порядке, кажется, выход найден. Сейчас я опущусь на пол со своей разбитой койки, повернусь слева направо и схвачу беднягу. Сделано. — Подтянув к себе за рукав блузы старого боцмана, молодой человек осторожно провел рукой по его лбу и обнаружил над левой бровью небольшой порез, откуда и текла кровь. — Это пустяки, если только нет ничего более серьезного. Главное, приподнять ему голову… Черт возьми, как теперь выбраться отсюда? А вот и новая волна.
В эту минуту желтоватые воды вновь прорвались через узкое отверстие в каюту. Фрике успел лишь, повернувшись спиной к пробоине, упереться руками и ногами в стену, зажав между коленей, чтобы смягчить удар, тело своего старшего друга. Связанная рука его посинела от усилий.
— Еще одна такая волна, и я потеряю руку! — В эту минуту бретонец испустил легкий вздох, и Фрике обрадованно воскликнул: — Он жив! Право, я был уверен, что такой старый морской волк из-за какой-то ерунды не отправится в последнее плавание.
