— На мою медицинскую сестру? На моего ангела-хранителя. Она только что спасла мне жизнь. Если бы она не выстрелила в этого типа, мертвецом сейчас был бы я, — проговорил Линкольн, нежно глядя на Алису.
— Пустяки, — возразила Алиса, подходя к принцессе, которая уже приходила в себя.
— Эти черные всадники совсем не похожи на тех типов, что напали на нас в церкви. Те убежали при первых признаках сопротивления, — заметил Геркулес, осматривая один из трупов.
— Не знаю, были ли они знакомы, но единственное, что сейчас для меня важно, это то, что они мертвы. Кем бы они ни были, их задача, полагаю, заключалась в слежке за нами, нашим передвижением по Каиру, — заключил Линкольн, поднимаясь на ноги.
Геркулес взял один из ятаганов и принялся внимательно его рассматривать. Он легонько провел рукой по лезвию, которое блестело в солнечных лучах, и тут же отдернул, сморщившись от боли.
— Очень острый. Ведь это ятаган, правда? — спросил он Линкольна.
Американец был настоящим экспертом в оружии всех времен и народов.
— Не совсем, — ответил Линкольн, внимательно рассматривая клинок. — Видите его форму? Он тоньше ятагана и сильнее изогнут. Я сказал бы, что это оружие более похоже на персидский шамсир.
— Персидский шамсир? — переспросил Геркулес.
— Это вид восточной сабли. Очень широко используется в Персии.
— Так это персидское оружие? Эти типы не похожи на турецких солдат, — заметил Геркулес, открывая лицо одного из убитых.
Алиса с принцессой подошли поближе. Принцесса сменила окровавленную одежду и опять надела чадру. Все посмотрели на нее, и, похоже, принцесса пришла в замешательство.
— Джамиля, вы знаете, кто эти люди? — спросил Геркулес.
— Никогда их не видела, — ответила принцесса.
— Но они не похожи на турок, — сказал Линкольн.
— Нет, это не турки, — согласилась принцесса.
— Есть что-то такое, что вы нам не сказали? — спросила, нахмурившись, Алиса.
Принцесса заплакала и закрыла лицо вуалью. Геркулес подошел к ней и обнял.
— Джамиля, успокойтесь, мы хотим помочь вам, но для этого нам нужно знать правду.
Принцесса подняла покрасневшие глаза и срывающимся голосом сказала:
— Я расскажу вам всю правду, но не здесь. Пока мы в Каире, нам угрожает опасность. Нам нужно уехать отсюда, и как можно скорее.
Верховья Нила, 813 год, шестой год правления Нерона
Большой корабль медленно пересекал неширокую полосу воды, прорезавшую океан песка. На его палубе поблескивали серебром на солнце сто шестьдесят доспехов. Два центуриона-преторианца запретили своим воинам снимать днем тяжелые раскаленные от палящего солнца доспехи, и некоторые из них получили ожоги, притрагиваясь к металлическим нагрудникам. Три ночи назад на них напала небольшая банда разбойников: под покровом ночи они забросали судно горящими стрелами и огненными шарами. Легионеры отбили три нападения и погасили пожар, однако паруса были уничтожены, а гребцы изнурены. Не было дня, когда им не пришлось бы выбрасывать за борт в реку четыре-пять трупов. Если так будет продолжаться и дальше, на корабле не останется ни одного живого гребца. Экспедиция миновала четвертый водопад, однако, опасаясь внезапного нападения, начальники старались держаться подальше от берега. Они надеялись избежать новых встреч с бандитами и как можно быстрее достичь столицы Мероитского царства Мероэ. Много лет назад царь Мероэ направил в Александрию посольство, имевшее целью предложить мир или, по крайней мере неофициально, ответить на дружелюбный жест царя нубийского. Теперь на корабле не было много сокровищ. Так, какие-то пустяки — съестные припасы и бюст бессмертного Нерона. На первом этапе похода, до первого водопада, посольство сопровождал легион из Александрии, однако переход по суше был трудным и медленным. Поэтому, поскольку возложенная Нероном миссия была секретной, преторианцы попросили легата вернуться, намереваясь дальнейшее путешествие совершить верх по реке. Теперь они раскаивались. Имея при себе только двух проводников и двух нубийских переводчиков на негостеприимной земле, на которую еще не ступала нога римлянина, экспедиция была обречена на неудачу.
— Юлий, я вижу, ты задумался. Бодрись, через несколько дней мы будем в Мероэ и фортуна наконец улыбнется нам, — обратился центурион Клавдий к своему другу и боевому товарищу.
— Я римлянин, Клавдий. У нас, римлян, нет ничего и никого. Цезарь направил нас сюда с важной миссией, и клянусь Марсом, что не увижу снова наши семь холмов, пока не выполню приказ моего повелителя.
— Никто не сомневается в твоем бесстрашии, однако после трех бессонных ночей нет ничего удивительного, что выражения на наших лицах становится иным, — возразил расстроенный Клавдий.
Ему не понравилась спесивость товарища. Сам он не был римлянином по рождению и получил гражданство, лишь заплатив за это немалую сумму денег.
— Извини меня, друг. Но напряженность очень действует мне на нервы.
Едва Юлий проговорил последнее слово, как на них обрушился ливень стрел. Послышались крики раненых, и центурионы приказали воинам укрыться. Через борт начали подниматься вооруженные длинными острыми ножами негры в одеждах из крокодиловой кожи — человек сто, похожих на голодных крокодилов, вышло из нильской воды.
Солдаты преторианской гвардии, элитного корпуса римской армии, с короткими римскими мечами в руках встали плечо к плечу, образуя заслон посреди палубы. Сверху упало несколько огненных шаров, разорвав плотную цепь воинов, а корпус судна уже пожирали языки пламени.
Выкрикивая команды, Юлий и Клавдий и сами вступили в бой с разбойниками. Но вскоре сопротивление римлян начало слабеть. Усталость от долгого плавания, отсутствие времени на организацию обороны и испуг перед тем, что судно тонет, сделали свое дело. Солдаты снимали доспехи, чтобы броситься в воду. Но им предстояло преодолеть завесу огня и сопротивление негров, организовавших заслон и ожидавших воинов с огромными ножами, поэтому большинство попыток оказались неудачными. Одного из воинов негры зарезали и бросили в воду. Через несколько минут в строю осталось не более пятидесяти римлян, и кольцо сжималось все плотнее. Юлий и Клавдий поняли, что единственная возможность сохранить жизнь — это собрать вокруг себя оставшихся воинов и броситься в реку. Они сняли с себя доспехи, не переставая отбиваться от нападавших, и каждый с группой легионеров побежали, спасая свои жизни, в разных направлениях.
Юлий с пятнадцатью легионерами поднялся в башню на корме, однако стрелы противника не давали им возможности прыгнуть за борт. Клавдий достиг носа судна, прокладывая себе путь мечом. Взмахом руки он приказал воинам прыгать в воду.
