улицах мелькали плакаты, вывески, афишы и все они говорили лишь о двух вещах, о химере и о партиях-группировках из разных мастей. Ник изучал все что было написано с особым жаром, будто его поезд скоро уходит а он никак не найдет платформу. Откуда-то сбоку к нему подошел человек.
– Доброе утро, уделите мне пару минут.
– Ну, – не отрываясь от плаката буркнул Ник.
– Вы не в курсе какой это город? Куда я попал?
– Что значит куда попали, откуда?
– Вообще, я казначей театра, судя по всему мы на гастролях и вот я как-то упустил тот момент как очутился здесь, – мужчина как и Ник был среднего возраста, между тридцатью и сорока, но немного полнее.
– Здесь теперь только и разговоров что об одной химере, вы уже взяли партию?
– Зачем мне химера, если я не знаю что это за город. Самое глупое во всем этом, что я не пьян.
– И вам действительно так хочется знать в каком вы городе? – оторвался, наконец, Ник.
– Даже не знаю, – пролепетал вдруг казначей.
– Город существует лишь тот который вы видите, других нет, – сам не понимая как догадавшись об этом ответил Ник.
– Ах, вот вы о чем, верно. Везде теперь так все одинаково, что невозможно сказать попал ли ты в другой город или это все тот же, – по мере того как прохожий говорил его будто бы осеняло.
– А как же теперь гастроли, неужели все еще кто-то ездит? – заинтересовался Ник.
– Нет, теперь уже не ездят. Сейчас существуют абсолютно неотличимые голограммы актеров. Их скандируют, затем прогружают и все, готово. Разве что иногда меняют сцену, но насколько я знаю теперь уже ни одной аутентичной не осталось, только наш век, ну максимум, может, отличаются те что были в начале, – казначей увлекся рассказом и заметил как увлек Ника, – я кстати Мэт, будем знакомы.
– Ник, – с легким запозданием отозвался охранник.
Двое мужчин шли в сторону площади и болтали. Чем ближе они подходили к месту, тем больше вокруг становилось народу. И вот один человек уже прислушался и как будто шел отдельно, но в один момент решился заговорить.
– Вы меня почти убедили, – улыбнулся прохожий парень, – вот только что если химера вовсе и не придёт?
– Что значит не придет, все вокруг об этом судачут, – возмутился Ник.
– Да, вы верно подметили, не хочется вручать свою жизнь какому то чужому субъекту и сидеть тоже бессмысленно, так что вариант буби отличный. Только что будет, если химера все же не явится?
– Ничего не будет, все проснутся и пойдут на работу и ничего этого мы уже не увидим- эти слова принадлежали еще одному человеку который подслушал разговор.
– Как вас зовут сэр? – поинтересовался Мэт.
– Лот, – ответил прохожий.
– А меня Том, – упредил своим ответом второй
– Беседа продолжалась по пути к центру. Лот оказался сторонником пики и не рассматривал ни один другой вариант, тогда как Мэт и Ник выступали за бубны. Оставался лишь Том, который метался на протяжении всего пути. Чем ближе подходили они к площади, тем больше людей с ними заводило беседу. Таким образом, по обе стороны от Лота и от Ника оказались две большие партии человек по четыреста. Один только Том все ни как не мог решиться. Когда они подошли к центру Лот спросил Тома:
– Готов ли ты сделать верный выбор?
– Я готов сделать выбор, но он вполне может стать и не верным. Выберу пики, мне кажется, вы что-то знаете, чего не ведают другие, вот почему я за вас.
Лот будто в благодарности поклонился Тому.
– Город становился все теснее и громче. Повсюду кричали зазывалы и псевдопророки. Так продолжалось до самой ночи, хоть и тогда многие еще оставались на улице, некоторые разбрелись по ближайшим барам и другим заведениям. Никто не пошел домой, никто не пошел на работу и кругом было смешанное чувство праздника и как будто войны. Это и в самом деле была война, какой бывают гражданские войны. К утру червы получили свое убежище и тогда уже все поверили, что иначе не будет, будет война. Между этим событием и выдачей оружия пикам прошло всего четыре часа, за это время в стан червей ушла половина города, остальные почти все приняли знаки треф и бубей. Пики оставались в меньшинстве всего четыре часа, но как только к ним перешло оружие все изменилось. Треф и бубей осталось вдвое меньше, чем было и даже среди червей находились перебежчики, притом не мало. Начались драки, затем бои, а после осады. Все эти события вместили в себя одни только сутки.
Тем временем Лот уже стал явным командиром и агитатором среди пик. Третьи сутки с начала волнений ознаменовали полное отсутствие партии треф, практически все они были убиты. Среди бубей осталось мало народу, но те по большей части сдавались сами и переходили в пики. Одним из последних оставался Мэт, но так же был пойман и перешел в стан врага.
Ночью все разбредались по городу, находили ночлег, хотя большинство этих людей имело свое жилье. В одном небольшом отельчике Том встретил Мэта
– Когда все это кончится? спросил Мэт.
– Говорят, что нужно, чтобы осталась только одна партия. Поэтому я все еще здесь.
– В отличии от тебя мы боролись, – упрекнул его Мэт.
– Трефы тоже боролись и что, кому стало легче. Я в этом понимаю не больше твоего Мэт. Единственное что я стараюсь делать – это не становиться агрессором. Многие из них почувствовали власть и только поэтому идут на преступления и бесчинства. Я боюсь, что это случится и со мной. Так что я тоже борюсь.
– Ты видел Ника?
– Нет, я думал, ты про него знаешь, вы ведь вместе были.
– Завтра я пойду за ним, – решительно высказался Мэт, – не знаю что я сделаю когда найду его и не знаю,, стоит ли, но я все равно стану его искать, потому что не знаю что еще могу сделать. Что будешь делать ты?
– Я? Завтра будет штурм убежища червонных, пойду туда. Спросишь зачем?
– А разве есть смысл спрашивать, – меланхолично проговорил Мэт.
– Там нужна большая толпа, чем больше людей прорвет блокаду, тем больше шансов на мирный исход. Очень может быть, что они станут отбиваться.
– Хлестать по ланитам больших берегов…
– Откуда ты это взял – с жаром набросился Том.
– Кажется изречение какого-то древнего поэта, не помню уже.
– Ты читал что-нибудь за последние сутки?
– Да, нашел какой-то сборник стихов, да рекламные брошюры, жаль что стоящего мало.
– Я, кажется, знаю его наизусть.
– Это вполне может быть, почему нет. .. – предположил Мэт.
– Нет, нет, это не здешнее стихотворение и его вообще не должен никто знать. Его знал один мальчик и только он, потому что это его стихи. Я кажется, вспомнил где его видел. Вот черт, мы чуть было не проиграли.
Мэт
