Тут же взгляд дядюшки Иманта упал на небрежно брошенный на лавку кожаный реглан Савина и аккуратно положенное рядом пальто Войцеховской. Он сделал знак Савельеву: убери, мол, в сени. Савин поднялся было сам, чтобы унести пальто, но Войцеховская внезапно воспротивилась.
— Ты можешь убирать свою кожанку куда угодно, — сказала она вполголоса, — но мое пальто не трогай. Оно останется здесь, в этой комнате.
— Ай, ай, ай, — укоризненно прищелкнул языком старый рыбак, — как нехорошо! Разве может человек оставлять свой пальто в комнате, где кушайт, где живет. Нехорошо.
Взяв из рук Савина реглан, прихватив пальто Войцеховской, старик вышел из комнаты, не обращая внимания на протесты Анны Казимировны. Понимая, что портить отношения с рыбаком не следует, во всяком случае сейчас, накануне отъезда, она наконец смирилась.
Старый Имант, вынеся пальто в сенцы, вернулся в комнату.
— Скоро будем ехать, — медленно роняя слова, заговорил он. — Начинается ночь, и будем ехать. Ночь лучше, темно. Солдат не видит, пограничник не видит. День нельзя, все видно, день надо вертайт обратно.
Старик помолчал, сделал несколько неторопливых затяжек из своей трубки, пустив к потолку густые клубы дыма, и спросил:
— Где есть деньги? Давай сейчас платийт.
— Как — сейчас? — возмутился Степан. — С какой это стати? Мы же условились, что окончательная расплата будет там, на том берегу…
— Вы аванс получили? — поддержала его Войцеховская.
— Аванс получайт, только надо все платийт, доллар платийт. Доллар ты мне не давал. Тот берег вы будете уходить, мне надо быстро-быстро плыйт обратно. Времени нету. Как будет? Доллар надо сейчас платийт.
Завязался ожесточенный торг: старик отступать не хотел, но не уступала и Войцеховская. Савин в спор почти не вмешивался, а Савельев попросту вышел из комнаты: мое, мол, дело — сторона. Мне-то что?..
Спорили долго. Наконец Войцеховская махнула рукой и с ожесточением сказала:
— Ладно. Часть суммы в долларах я выдам сейчас, но только часть — не больше. Окончательную расплату произведем на месте. Это мое последнее слово. Последнее… Не хотите — можете убираться к черту!
В этот момент в комнату вернулся «племянник» рыбака. Сумрачно посмотрев на него, дядюшка Имант решил закончить спор, пошел на уступки.
— Ладно, — проворчал он, — давайте доллар. Остальное — потом. Скоро ехать пора.
Войцеховская отвернулась к стене, прикрывая собой сумочку, которую ни на минуту не выпускала из рук, выхватила оттуда небольшую пачку банкнот, пересчитала их и швырнула через стол старику.
Рыбак ловко подхватил деньги, также аккуратно пересчитал их и, поднявшись из-за стола, убрал в почерневшую от времени шкатулку, стоявшую на комоде в углу комнаты. Затем он уселся к столу и принялся что-то старательно царапать карандашом на клочке бумаги.
— В чем дело? — нервно спросила Войцеховская. — Что это вы там пишете?
— Расписка, — с невозмутимым видом сказал рыбак. — Я пишу расписка, что получал доллар. Ты — давал, я — получал. Каждый дело требует порядок…
— Расписка? — изумилась Войцеховская. — А к чему она мне? Хотя… — Она загадочно улыбнулась. — Хотя давайте расписку… Пригодится…
Про себя она подумала: «Тебе же, старый дурак, хуже. Сам в петлю лезешь».
— Надо собирайте, — отрывисто сказал рыбак, вручив ей расписку, которую та тщательно упрятала. — Быстро! Быстро! Уже есть время!
«Племянник» проворно юркнул в сенцы и вернулся с верхней одеждой гостей и грубыми брезентовыми плащами с откидными капюшонами. Два из них он протянул Войцеховской и Савину. Сами они вместе с рыбаком надели плащи поверх теплых ватных курток.
Светя в кромешной тьме фонарем, старый Имант повел гостей к дощатому причалу, возле которого качался рыбацкий баркас.
— Ход у этого суденышка будь здоров, — прошептал Савин на ухо Войцеховской. — Как черт тянет.
— Ладно уж, помолчи, — огрызнулась та. — Лишь бы до места добраться…
Войцеховская и Савин перебрались на баркас и уселись возле борта. Рыбак нырнул в темноту и вскоре вернулся с «племянником», таща вместе с ним тяжелую сеть.
— Для маскировка, — пояснил он. — Для пограничник. Едем рыба брать…
Сеть была брошена на дно, к ногам пассажиров. Дядюшка Имант и «племянник» мягко спрыгнули в баркас, мотор затарахтел, канат был отвязан, и суденышко ходко пошло в море.
Прошло минут пятнадцать — двадцать, и на опустевшем причале появился еще один человек. С минуту он постоял, вслушиваясь в монотонный плеск волн, набегавших на песчаный берег, и, убедившись, что звук мотора заглох вдали, несколько раз включил и выключил электрический фонарик, направляя тонкий луч света вдоль берега. В ответ на этот сигнал где-то невдалеке, в море, оглушительно взревел мотор, вспыхнул прожектор, и к дощатому причалу, на котором стояла одинокая фигура, стремительно помчался верткий пограничный катер.
Метрах в ста от берега катер резко затормозил, вздыбив высокие буруны, описал кривую и осторожно, приглушив мотор, подошел к причалу.
— Ну как, — послышался с катера голос Луганова, — все нормально?
— Полный порядок, — ответил Миронов (это он стоял на причале) и ловко перескочил на палубу катера. — Давайте так, товарищи, — обратился Андрей к командиру катера, поглядев на светящийся циферблат своих часов, — отойдем в море и немного поболтаемся. До назначенного срока еще сорок семь минут. Да свет выключите, он пока ни к чему.
— Слушаюсь, товарищ майор! — ответил командир катера.
Прожектор погас, мотор заработал на полную мощность, и катер рванулся в открытое море.
…Прошло около часа, как баркас дядюшки Иманта покинул берег. Мерно тарахтел мотор, волны плескались о борт суденышка. Старый рыбак, посасывая свою трубку, сидел на руле, «племянник» притулился возле мотора. Войцеховская, напряженно всматривавшаяся в темноту, сейчас откинулась к борту, надвинула капюшон и, казалось, дремала. И чего было беспокоиться? Все шло как по маслу. Еще час-другой, и они будут в водах той страны, куда она стремилась. А там… там… Там она сбросит с себя ненавистную личину, которую столько лет носила…
В этот миг где-то вдалеке, не то справа, не то позади, послышался гул мощного двигателя. Гул все нарастал и нарастал. Старый рыбак безмолвно застыл у руля, напряженно вглядываясь в темноту, а «племянник» испуганно зашевелился возле мотора. Войцеховская резко выпрямилась, вцепившись пальцами в рукав Савина.
— Ты слышишь? — спросила она свистящим шепотом. — Слышишь? Что это может быть?
