в конкретных местах. В группе были лингвисты, владеющие арабским языком, — они как раз прослушивали иракские частоты, поэтому я воспринял угрозу серьезно и рассказал о ней своим солдатам.
Когда поступил приказ продолжить движение, мы поехали медленнее, ища хвост роты «Хаос». Мы примкнули к своим в северной части города. Головные машины роты «Хаос», отъезжая от реки, свернули налево, в сторону парка, покрытого зеленью. Мне казалось крайне глупым ехать в глубине города вместо того, чтобы через окраину продолжить движение на север, к открытым полям. Здания вокруг препятствовали обзору местности. Когда мой взвод доехал до поворота, из своего «Хаммера», припаркованного у обочины дороги, выпрыгнул майор Уитмер.
— Поезжай прямо. «Хаос» повернула не там, где надо. Теперь ты во главе колонны. Проезжай вперед на несколько сотен метров и остановись, чтобы мы не успели еще куда-нибудь вляпаться.
— Впереди машина. Синий седан. Три или четыре пассажира, — лаконично рапортовал Уокер сквозь зубы, чувствовалось, что парень жонглирует пулеметом, биноклем, рацией, при этом пытаясь одновременно проинформировать командира, отдать приказ подчиненным и спланировать следующий шаг. Если кто и может справиться с таким жонглированием, так это как раз Кевин Уокер. Недаром он был назван батальоном «Лучшим командиром группы» того года. Да и сам безгранично доверял ему.
— Вас понял. Скопление сил противника. Не дайте им проехать, — сказал, потом подумал:
«Синий седан? Бл*ть я же его видел, ах, бл*ть! И какая точность! Мы же только встали во главе колонны. Правильно ты, Кевин, был выбран лучшим командиром группы. Теперь прими правильное решение».
С последней радиосвязи с Уокером прошло, наверное, секунд пять, когда услышал одиночный выстрел из гранатомета «М-203». Два «Хаммера» остановились на дороге. Башенные стрелки прицеливались.
Выстрел, оглушающий взрыв. Был настолько уверен, что сейчас противник начнет пулеметную пальбу, что на секунду принял за нее скрежет своей сработавшей зажигалки. Увидев голубую машину, съезжающую с дороги влево, я понял, что стреляли наши.
У меня в душе все ликовало: взвод обезвредил машину минимальными силами, батальон был в безопасности, жертв не было. Направил бинокль на седан.
На водительском сиденье белела фигура человека с запрокинутой назад головой. На его белом балахоне виднелось увеличивающееся красное пятно.
— Что за огонь? В кого вы стреляете? — донесся голос из рации, по тону было ясно, что обладатель голоса выше меня по рангу.
— Банши только что поразил цель: машину, которая отказалась остановиться. Приближаемся для осмотра машины. Оставайтесь на связи.
Поскольку все еще оставалась угроза того, что машина заминирована, мы приближались к седану осторожно. Потом нам было приказано проехать еще полкилометра, чтобы и там тоже заблокировать дорогу, а батальон тем временем будет выпутываться из Муваффигуа.
Когда мы проезжали мимо синей машины, внимательно посмотрел на водителя. Он тяжело дышал и хрипел. По крайней мере, одна пуля проткнула его лицо и полетела дальше.
— Боже, помоги нам, — подумал я, — и, боже, помоги ему.
Вертел в руках свой коротковолновый радиоприемник, пытаясь воткнуть его на приборный щиток, а потом слушал ведущую программы новостей, которая говорила одновременно с работой двигателя «Хаммера» и шумом ветра. Сидя в Лондоне, она рассказывала мне и Уинну о наших действиях. Третья пехотная дивизия приближается к Багдаду, есть сведения о боях рядом с Международным аэропортом Саддама. Поступает информация о том, что морские пехотинцы захватили мост через Тигр и готовятся к нападению на Багдад с юго-востока.
— Должно быть, там ПБГ-5 и ПБГ-7, — прокричал Уинн, чтобы его можно было услышать сквозь шум мотора. — Ну и как мы, находясь совсем рядом, окажемся в Багдаде далеко не первыми?
— Они свернули на запад и пошли через пустыню, а мы пробивали наш путь огнем через каждый дерьмовый городишко в центральной части Ирака. Ты жалуешься на то, что кто-то другой уже там и скоро будет вместо нас выбивать жалкие душонки из Республиканской гвардии?
Он улыбнулся:
— Нет. Просто удивляюсь, как сильно нам везет. Когда нам где-то везет, то обязательно следом случается какая-то хрень, чтобы уравнять счет.
У меня сменилась фаза: раньше была хроническая усталость, а теперь началась бессонница, и вызвался добровольцем нести караул и слушать радио, пусть хоть парни поспят. Из спальных мешков доносился их храп, а сам сидел на пассажирском сиденье и, думая о доме, пялился в темноту. Что сейчас делала моя семья? Мои родители на работе. Беспокоились ли они обо мне? Надеялся, что нет. В каждую отдельную секунду знал, какая степень опасности мне угрожает. Обычно не очень большая. Они же, если станут беспокоиться, будут предполагать самое худшее, воображение — жестокая штука. Так хотел сказать им сейчас, что со мной все в порядке, — пусть бы они успокоились.
После нескольких часов прослушивания шипящего радио, разбудил Уинна и уснул. Сон был тревожным.
Половина взвода собралась у машины. Солдаты наблюдали за битвой, разворачивающейся в нескольких километрах к северу от нас. На мосту в Эль-Куте стояли транспортные средства морских пехотинцев, и мы слышали, как они ведут огонь. В основном легкие бронированные машины, стреляющие 25-миллиметровыми разрывными снарядами из автоматических скорострельных авиационных пушек. Неожиданно, когда мы думали, что морские пехотинцы вот-вот войдут в город, они свернули с моста и поехали по автостраде на юг. Проезжая мимо, они даже не взглянули на нас.
— Банши, будьте в боевой готовности, выезжаем через десять минут.
Мы начали быстро закидывать вещи в «Хаммеры», баки заполнены до отказа, лобовые стекла чистые, пулеметы в масле. К нам подошел командир роты и начал вводить в курс дела:
— ПБГ-1 в Эль-Куте. Они забрались прямо на мост и начали шоу. ПБГ-5 и ПБГ-7 на севере от Тегерана и движутся к Багдаду. Мы прямо сейчас отправляемся на юг, туда, откуда пришли, а потом развернемся и перейдем Тигр.
Не мог в это поверить:
— Вы имеете в виду, что все это было отвлекающим ударом? Все, что мы делали после выезда из Квалат-Суккара, было постановкой шоу для Эль-Кута?
Капитан кивнул:
— Можешь так на это посмотреть.
Дело не в том, что чувствовал себя обманутым. Знал, что каждому главному удару всегда требуются действия по поддержке — ведь мы сами долгое время были главным ударом. Смешно. Получается, что отвлекающий удар в двадцать первом веке — это забраться на
