— Ты, кажется, просилась в командировку?
Юля уверенно кивнула:
— Да.
— Вот и поезжай. Выписывай документы и отправляйся в Речинск.
— Я же хотела быть в Есино! — оторопела Юля.
— Там и без тебя народу пруд пруди.
— А в Речинске Игорь.
— А вот ему в понедельник утром необходимо быть здесь.
— Ничего не понимаю:
— Объясняю, — выпустил изо рта густое кольцо дыма Александр Петрович. — Он мне нужен тут, и нужен немедленно. Прими у него дела и сама все закругляй.
— Когда же мне выезжать?
— Я думаю, сегодня. Повторяю, в понедельник он должен быть у меня.
Сказав это, Александр Петрович снова углубился в изучение снимков. Юля поняла, что никаких разъяснений она больше не получит, и направилась к двери. Решительность отца ее ошеломила. А еще больше — расстроила. Юля очень хотела повидать Сергея, но возражать отцу не решилась — она знала его характер. Но прежде чем она открыла дверь, Александр Петрович остановил ее.
— Ты даже так постарайся, чтобы он успел в воскресенье к обеду на дачу, — попросил он.
— Хорошо, — пообещала Юля и вышла из кабинета.
А Александр Петрович подошел к окну и долго смотрел на причудливые завитки облаков, медленно плывущих над городом. Облака были белые, легкие, мягкие. Они предвещали жаркий день и тихую, безветренную погоду. Для конца августа это было нечасто. Лето продолжалось и никак не желало уступать своих прав осени. Во всяком случае, никаких признаков этого перехода заметить было нельзя. Даже ночи стояли теплыми и ясными. Александр Петрович невольно подумал, что такая погода очень устраивает тех, кто занят сейчас уборкой урожая. Ей радуются и те, кто в эти дни отдыхает в средней полосе России. До сих пор по субботам и воскресеньям на берегах канала полно народу. Купаются все — и мал, и велик. И лишь его эта погода не устраивала. Испытания «Фотона» вступали в новую фазу, и над полигоном нужны были дожди, туманы. Поэтому, приглядываясь к облакам, Александр Петрович даже обрадовался, заметив на горизонте одинокую серую, со свинцовым отливом, тучу. Конечно, одна эта тучка погоды еще не меняла. Но, как знать, за ней могли приплыть и другие:.
Александр Петрович вызвал Ирину и попросил, чтобы она соединила его с Бочкаревым. Через несколько минут он уже разговаривал с дежурным и, пока искали Бочкарева, принял от него метеосводку: узнал и температуру, и силу ветра, и давление.
— Значит, пошло на снижение? — обрадовался Александр Петрович.
— Поползло, — уточнил дежурный, — и мы надеемся:
— Должно, должно измениться, — подтвердил Александр Петрович. — Я тут тоже сейчас наблюдал: появились тучки. Появились.
Подошел Бочкарев. Они обменялись приветствиями, после чего Бочкарев коротко доложил о делах. Александр Петрович остался доволен докладом.
— Ну а как личное настроение? — спросил он вдруг после некоторой паузы.
Бочкарев, казалось, тоже задумался. Во всяком случае, прежде чем ответить, даже переспросил:
— Личное?
— Я имею в виду твою просьбу, — для большей убедительности перешел на «ты» Кулешов, хотя обычно предпочитал в разговорах вежливое и официальное «вы», — Новый семестр, можно сказать, уже на носу. А так ведь время упустим — и через год-другой я тебе ничем помочь уже не смогу.
— Это верно. Время работает не на нас, — все так же в раздумье ответил Бочкарев.
Александр Петрович, уловив в его голосе нотки неопределенности, насторожился.
— Ты передумал? Так я буду только рад, — поспешил он заверить Бочкарева.
— Думай не думай — лет не убавишь, — усмехнулся Бочкарев. — Получится ли только то, что задумано? Ачкасов-то против. Просил подождать:
— Знаю. Помню.
— Так как?
— А так. Возможно, тогда весной Ачкасов в чем-то и был прав. А теперь все выглядит совершенно иначе. Теперь, я считаю, дело в основном сделано. Испытания идут вполне успешно. Доработки не страшны. И ждать больше нечего. Работу ты нашел себе по душе сам, и, пока тебя на нее берут, надо этим воспользоваться. Ибо что последует в дальнейшем — толком никто не знает. Потом и Ачкасов будет «за», и я буду стараться, а вакансии подходящей может уже не оказаться. И тогда дорога, как и для всех нас, останется одна: на дачу, огород, грядки под клубнику копать.
— Этого-то и не хочется. Рановато вроде бы, — вздохнул Бочкарев.
— А раз не хочется, то и поезжай в академию на переговоры. Окончательно все утрясай и пиши рапорт. Владимиру Георгиевичу мы и говорить ничего не станем. Учебными заведениями он, слава тебе господи, пока не командует. А у нас в кадрах меня поймут правильно.
— Хорошо, — согласился Бочкарев. — Когда можно поехать в академию?
— Тянуть нечего. Понедельник можешь посвятить своим делам.
— Тогда у меня все, — подытожил разговор Бочкарев.
— До вторника, — попрощался с ним Александр Петрович.
Остаток дня он не выходил из кабинета. Никого не принимал. Ни к кому ни за чем не обращался. Работал над чертежами «Совы» и «Фотона». На дачу приехал поздно, уже после того как машина отвезла на вокзал Юлю. Маргариту Андреевну это несколько удивило, и она спросила:
— Что-нибудь случилось?
— Как есть ничего, — успокоил ее Александр Петрович.
— Почему же Юля сказала, что ты что-то выдумал?
— Выдумал? — вопросительно посмотрел на жену Александр Петрович. — Я вот ее прижму там хвост на месяц, тогда она поговорит! Выдумал!..
— Ну, ты, как всегда, в своем репертуаре, — заметила Маргарита Андреевна.
— И не вижу необходимости его менять, — буркнул в ответ Александр Петрович.
— Очень мило, — согласилась Маргарита Андреевна. — Значит, зять будет жить дома, а дочь — в заводской гостинице.
— Маргошенька, я тебе уже тысячу раз объяснял, что у меня в КБ нет ни сестер, ни племянников, ни зятьев, ни дочерей, а есть сотрудники, — смягчил тон Александр Петрович. — И кого из них куда посылать предоставь решать мне. Я вот и сам, например, завтра весь день буду работать.
— В субботу? — не поверила Маргарита Андреевна.
— В субботу.
— Значит, так оно и есть, что-то все же случилось, — вздохнула Маргарита Андреевна и поставила на стол салатницу со свежими огурцами и помидорами.
Александр Петрович работал еще и после ужина. И на следующий день, в субботу, как и объявил супруге, с утра уехал в город и вернулся из КБ только под вечер. Аппетитно пообедал, хотя и отказался от своей обычной рюмки коньяку, и, забрав на руки своего любимца — огромного с янтарными глазами сибирского кота Жюля, которого все домашние называли за его пушистые усы не иначе как «мосье» Жюль, — отправился бродить по участку. И воздержание от спиртного, и кот на руках, — а кстати, Александр Петрович неоднократно утверждал, что «мосье» Жюль — единственное живое существо на свете, которое своим присутствием не мешает ему думать, — подсказали Маргарите Андреевне, что Александр Петрович хотя и вернулся домой, но мысленно из работы еще не выключился. И потому она его не отвлекала, а только спросила:
