Письмо лежало между тарелок с остатками еды. Федор смотрел на «твоя», и где-то внутри его билось — «Боже мой, Боже!…»
Сколько прошло времени, как ушли гости, он не знал.
Пробудил его стук снизу — стучала Инга (три дня тому назад немецкий плотник, откуда-то из Сименс-Штадта, сделал в полу люк).
Федор тяжело поднялся, спрятал письмо в карман, отодвинул тумбу, отвернул ковер и поднял крышку. Снизу из темноты смотрело смеющееся лицо Инги. Она стояла на стуле, установленном на столе.
— Ушли? — радостным шопотом спросила она, протягивая руки.
— Да… ушли… но… но меня вызывают в комендатуру… дежурный… что-то случилось… — ему хотелось побыть одному, ему казалось, что надо обязательно что-то додумать.
По напряженному лицу Федора Инга угадала, что что-то на самом деле случилось:
— Я только попрощаюсь с тобой и стану ждать тебя.
Федор опустился на колено, крепко взял руку девушки, другой рукой она ухватилась за его запястье.
— Что случилось, милый? — уже в комнате спросила она его.
Федор, будто для того, чтобы закрыть люк, нагнулся:
— Не знаю… что-то неприятное.
— Неприятное для тебя?
— Не думаю, но идти надо.
Девушка заглянула ему в глаза.
— Право, нет… ты не волнуйся… ложись спать, я скоро вернусь.
— Может быть, мне лучше спуститься к себе? Ведь, если кто вдруг придет, я спущусь, а ковер и тумба останутся не на месте…
— Да, тебе лучше спуститься.
Девушка наморщила лоб. Федору стало стыдно. Он обнял ее и спрятал лицо в волосах, пахнущих постелью:
— Прости меня, Инга… Я тебя очень люблю… нервничаю что-то.
— Ничего, милый. Мне очень хочется ждать тебя здесь — в нашем уголке, но надо быть благоразумными. Всего хорошего, милый. Скорей возвращайся, я не буду спать.
Уходить Федору не хотелось, но Инга слышала снизу. Стрелки на часах соединились на 1. Он оделся, положил в карман пистолет и вышел на лестницу.
Когда проходил мимо двери внизу, вспомнил о Рождестве, о подарке, об ингиной матери… И, словно в ответ, дверь распахнулась и девушка — быстрая и легкая — метнулась к нему, прижалась к шинели, шепнула «не забывай меня» и так же бесшумно исчезла за дверью.
Идти к коменданту ночью без дела было нелепо.
Федор медленно пошел темной улицей по направлению к ресторану «Нева».
Шел и думал о Кате. Остановился под фонарем и прочел: «Я даже не буду иметь, а уже, понимаешь, — уже имею». Снежинка упала на письмо и растаяла. Он чувствовал, что в жизни его случилось что-то очень серьезное… Освещенное фонарем пространство над ним в падающих снежинках, окруженное ночью, казалось нереальностью. Казалось, что в мире осталось это пространство и в нем один он.
В «Неве» было шумно и накурено. Немецкий оркестр играл «Офицерский вальс». Посетители — офицеры, гражданские из СВАГ и две или три русские женщины — громко разговаривали и пили. Немцам в советские рестораны вход был запрещен.
Незаметно от знакомых Федор прошел за оркестр и сел у свободного столика, спиной к залу.
Снова и снова перечитывал он письмо, пока его не пробудил чей-то голос:
— Это место свободное, товарищ майор?
Какой-то лейтенант с кроличьими глазами на угреватом лице стоял у стола.
— Пожалуйста, — опомнился Федор, и только тогда заметил перед собой давно принесенную официантом водку и закуску.
Выпив подряд две рюмки, опять стал смотреть в письмо, будто надеялся что-то увидеть и понять. Подошел официант принимать заказ у лейтенанта. Вдруг Федор почувствовал, что официант из-за его спины заглядывает в письмо. «Тут, как тут!» и обернулся, но официант уже смотрел на лейтенанта. «Этот тоже!» — Вид майора, читающего ночью в ресторане письмо, показался странным: агент-официант сообщил, другой агент — лейтенант подсел.
— Дайте счет! — резко сказал он, глядя на официанта. Тот пошел в кассу.
— Вы приезжий, товарищ майор? — улыбаясь гнилыми зубами, спросил угреватый лейтенант.
— Да, — зло буркнул Федор.
Официант долго не возвращался. Лейтенант уходил в «уборную».
На улице к Федору подошел патруль — офицер с двумя автоматчиками.
— Ваши документы, товарищ майор.
Стиснув зубы от нарастающего бешенства, Федор достал удостоверение. Офицер осветил книжечку фонариком и стал тщательно разглядывать.
Федор чувствовал, что, начни тот расспрашивать, он накричит.
Но офицер вернул удостоверение и козырнул.
«Проклятая жизнь! Как они не поймут, что так же нельзя жить!» Улицы казались мрачными и нежилыми. Вспомнил о письме. Так ничего и не придумал и не решил.
Фильм кончился. Публика потеклак выходам. Инга, еще взволнованная ужасами фильма, прижималась к руке Федора. У дверей он мягко отстранил ее — предосторожности ради.
Глава шестнадцатая
Курфюрстендамм горел огнями и казался не таким разрушенным, как днем. Федор, в пальто и шляпе, задержался у дверей, прикуривая. Инга прошла правее. Карл с машиной ждал за углом. Когда Федор вышел из толпы, перед ним выросла фигура незнакомого человека. Федор удивленно остановился.
— Ваши документы, — по-русски спросил незнакомец.
Федор внутренне сжался. У человека были темные глаза и курносый нос, шляпа сидела неумело. «Наш!» — сразу определил Федор.
— Вас волен зи?
— Ваши документы, — повторил тот.
— Их ферштее нихт — вас волен зи фон мир?
— Бросьте валять дурака, — немцы не курят папирос «Казбек», — усмехнулся незнакомец.
Федор растерянно посмотрел на руку с папиросой. «Влип! Как идиот!» — и, стараясь быть спокойным и уверенным, сказал: — Пойдемте к машине.
Агент, наверно, сержант, подумал, что имеет дело с власть имущим.
«Только бы Инга не успела сесть в машину», — забилось в мыслях. Автомобиль стоял в тени, но Федор заметил фигуру Инги за деревом. Она, пови-димому, все видела. Один страх сменился другим — не бросилась бы к незнакомому просить, чтоб не обижал ее возлюбленного, чтоб не отнимал его у нее.
Карл, увидев хозяина без Инги, с чужим, сразу догадался. Он включил газ и, когда Федор со словами: «Документы у меня в портфеле — одну минутку» полез на заднее сиденье, включил скорость. Машина прыгнула козлом, на секунду забуксовала по снегу и рванулась вперед. Потом свернули, еще раз, и еще раз, и только на Шарлотенбургершоссе Федор перевел дух.
— Ну, Карл, спасибо, дружище!
Подъезжая к Бранденбургским воротам, Карл успел разглядеть, что за воротами КП проверял автомобили. Машина была с немецким номером — Карл брал ее у знакомого немца, но могли проверить личные документы. Повернуть назад было уже поздно — движение в обратную сторону шло по левому шоссе, отгороженному широкой полосой мусора и камней — надо было ехать до самых ворот.
Воспользовавшись скоплением остановившихся для проверки автомобилей, Карл затормозил в тени у самой колоннады. Федор незаметно вылез и отошел в сторону.
Через полчаса он был дома.
Прибежала в слезах Инга:
— Это я, я виновата! Ты из-за меня ездишь в кино и театры! Я больше никуда не поеду!
Федор успокоил ее и отправил к себе. Его тревожило долгое отсутствие Карла. «Наверно, «тот» успел записать номер машины, и Карла задержали».
Готовясь к худшему, Федор стал перебирать бумаги и письма.
Собрав все, что ему казалось неуместным при возможном обыске, сложил вместе с деньгами и пистолетом, на который не имел разрешения, в чемодан и отнес Инге.
— Если что случится, запомни, Инга: никуда не обращайся за помощью. Карла не ищи — он вернется. Это береги. Бумаги и пистолет спрячь. Деньги трать, как найдешь нужным.
Девушка с ужасом смотрела на него. Слезы одна за другой катились по щекам. Федор почему-то вспомнил сегодняшний киножурнал: там так же катились с горки дети на салазках.
.— Если… если с тобой что случится — я не хочу жить.
— Я сказал «если», это не значит, что обязательно случится, дорогая моя плакса. Возможно, они узнают, что это был я, за мной станут следить и нам некоторое время нельзя будет встречаться. А теперь — спокойной ночи, я должен быть у себя.