Они заходят в приемную, Роузи сообщает дежурной, что Джо пришел, и они садятся. Джо смотрит, какие люди тут собрались, и неловкий страх, овевавший его на тротуаре снаружи, легко и мощно проникает в его тело, словно ледяная жидкость, струящаяся по венам.
Старуха с тонкой, как бумага, голубовато-белой кожей, ссутулившись, сидит в инвалидном кресле и затуманенным взглядом смотрит в пол. Рядом с ней женщина помоложе, наверное, дочь, она читает журнал. Мужчина, помладше старухи, но постарше Джо, лет шестидесяти, в очках, с густыми седыми волосами, с обвисшим лицом моржа, пристегнут к откидывающемуся инвалидному креслу, его голова склонилась набок, он глядит в никуда. Кто-то должен его сопровождать, но никого нет. Еще один сидит на стуле, так что, судя по всему, ходить может. Рот у него открыт, челюсть висит, как у мертвого Джейкоба Марли[6] без подвязанного платка, словно навсегда вышла из суставов. Его жена, или сестра, или сиделка достает из сумки салфетки и покорно вытирает слюну, капающую у него изо рта. Течет постоянно, неостановимо. Белое полотенце, накинутое больному на грудь, впитывает жидкость, которую женщина пропустила.
Все, включая Джо и Роузи, молчат, и Джо не уверен, что остальные могут говорить и просто предпочитают сидеть в тишине. Джо рассматривает каждого достаточно долго, чтобы уловить основные черты, но потом старательно избегает смотреть всем в глаза. Он не хочет, чтобы кто-то увидел, как он пялится. Ледяной страх теперь настойчиво звенит, зловеще поет в его костях.
В этой комнате полно зомби-инвалидов. Это чистилище, злосчастное место между небом и адом, где надо ждать неизвестно сколько, может быть, вечно. К тому же Джо не может представить, что кому-то из собравшихся суждено что-то доброе. Здесь нет неба. Это камера для проклятых, и хотя Джо очень сочувствует бедолагам, храни его боже от такой участи.
Это ошибка. Кажется, что зимнее пальто внезапно мучительно тесно сдавливает его грудь, и теперь Джо жарко, слишком жарко, и нужно просто снять это чертово пальто, но он знает, что это не поможет. Жужжащее пение в костях сейчас почти оглушает его, оно кричит во все горло. «Ты не в том месте и не в то время, приятель. Выбирайся отсюда, сейчас же».
– Джозеф О’Брайен, – вызывает молодая женщина от двери в ад.
На ней серая медицинская форма, в руках планшет с зажимом, она его ждет. В ее лице и позе нет ни намека на человеческую радость.
Роузи, которая все это время вязала, поспешно собирает клубки и спицы и встает первой. Джо встает за ней, но вместо того, чтобы дать деру, следует за Роузи и ангелом смерти в смотровую. Они с Роузи снова садятся рядом. Джо старается не смотреть на смотровой стол и сосредотачивается на закрытой двери, рассматривая в уме кратчайший путь из здания: из этой двери налево, потом второй поворот направо, через чистилище, налево в холл, лифты справа. Дверь распахивается.
– Здравствуйте, я доктор Черил Хэглер.
Она стоит перед Джо, полностью блокируя ему дверь и фантазию о побеге. Доктор Черил Хэглер. Черил. Это его врач. Женщина. Роузи об этом не упоминала. Намеренно промолчала. Он уверен, она отличный врач. И умная. Черт, да он первый готов признать, что Роузи, Меган и Кейти умнее его. Он опускает взгляд на свои джинсы и кроссовки. Он не хочет тут быть, не хочет, чтобы его кто-то видел в таком состоянии, особенно женщина.
Джо встает и пожимает доктору Хэглер руку. У нее твердое рукопожатие, Джо это ценит. В черных туфлях на каблуках она ростом с Джо и, кажется, примерно его возраста. На ней белый халат, который велик ей в плечах и застегнут не на ту пуговицу; под халатом ничего не видно, кроме круглой серебряной петельки, висящей на серебряной цепочке. Ее черные волосы собраны в небрежный пучок, но рассыпающийся, вовсе не похожий на тугой, идеально круглый узел волос, как бывает у Меган. Она привлекательна, но у Джо складывается впечатление, что внешность – это последнее, что волнует эту женщину.
Сев на стул напротив Джо и Роузи, она снимает с темени очки в черной оправе, водружает их на нос уточкой и перелистывает бумаги на планшете. Потом кладет планшет на колено, вскидывает очки обратно на темя и складывает руки, выставляя указательные пальцы вперед, шпилем. Джо выпрямляется на стуле, стараясь занять побольше места.
– Итак, расскажите мне, что происходит, – говорит доктор Хэглер, словно они старые друзья и просто болтают за обедом.
– Да особо ничего.
Она стучит указательными пальцами и ждет, пока Джо расскажет что-то другое, уточнит или передаст булочки. Он молчит.
– Тут сказано, что у вас есть проблемы: вы падаете, роняете вещи, вам трудно придерживаться расписания и сосредотачиваться.
– А, да. Да, есть такое.
– Что, по-вашему, приводит к падениям? – спрашивает она.
– Я какое-то время назад повредил колено.
Джо сгибает правую ногу, чтобы показать ей колено. Потом начинает качать ногой. Доктор Хэглер сверяется с бумагами на планшете и смотрит на Джо и его качающуюся ногу.
– Вы испытываете головокружение, у вас двоится в глазах?
– Нет.
– Немеют руки и ноги?
– Нет.
– Дрожат?
Доктор Хэглер вытягивает правую руку и трясет ею, показывая, как именно.
– Нет.
– Головные боли?
– Нет.
– Слабость?
– Нет. Устаю больше, чем обычно.
– Вы высыпаетесь?
– Да.
– Кем вы работаете?
– Я – офицер бостонской полиции.
Она кивает и что-то записывает.
– Как у вас дела на работе?
– Хорошо. То есть есть, конечно, проблемы, которых раньше не было: опаздываю, не могу все толком изложить в рапортах. Надо понимать, я уже не мальчишка.
Доктор Хэглер кивает и ждет, и Джо чувствует, что от него требуется заполнить паузу, словно все еще его очередь.
– А иногда у меня бывает что-то вроде судорог. Знаете, запинаюсь и валюсь. Наверное, дело в колене.
Джо снова поднимает правую ногу.
– Вы не боитесь потерять работу?
– Нет.
До сих пор не боялся.
– Какие-то изменения личности?
Джо пожимает плечами. Он не ждал такого вопроса.
– Не знаю, – говорит он, поворачиваясь к Роузи. – Что скажешь, крошка? Тот же старый раздолбай, каким всегда был?
Он улыбается, он шутит, но Роузи серьезна. Она ничего не отвечает, скрещивает руки на груди, ей, наверное, неудобно, что Джо сказал «раздолбай» при женщине-враче.
– Роуз, вы замечали какие-то изменения в личности Джо? – спрашивает доктор Хэглер.
Роузи кивает.
– Какого рода? – спрашивает доктор Хэглер.
– Ну, он срываться стал. Не угадаешь, с чего выйдет из себя, разгоняется с нуля до сотни мгновенно. Я не в том смысле, что он дрянь какая. Он хороший человек, просто нрав у него вот такой бешеный, и это на него не похоже.
– Сколько у него уже этот «бешеный нрав»?
Роузи задумывается и прикидывает. Джо ждет, что она скажет: ну, может, несколько месяцев.
– Шесть-семь лет.
Господи, правда, что ли?
– Вы испытываете депрессию, Джо? – спрашивает доктор Хэглер.
– Нет.
– Каков сейчас ваш уровень стресса? По десятибалльной шкале, где десять – это наивысший.
Джо думает пару секунд.
– Пять.
– Почему пять, а не один?
– Такого не бывает.
– Почему?
– Потому что я коп. Нас учат не расслабляться.
– Даже когда вы не на дежурстве?
– Да, это не выключается.
– То есть уровень всегда на пятерку?
– Я бы сказал, что обычно около трех.
– Тогда откуда два лишних?
От ожидания в чистилище. От того, что его допрашивает женщина-врач в гражданской одежде. Этого хватит. А если нет, то он, судя по всему, был последние шесть лет раздолбаем с бешеным нравом.
– Тут не то чтобы день в спа, – говорит Джо.
– Это верно, – отвечает доктор Хэглер с улыбкой. – Роуз, вы что-нибудь еще замечали в Джо?
– Ну, я его прошу что-нибудь сделать, а он забывает. Молока, там, купить по дороге домой или кухонный шкафчик починить.
– Милая, ты только что описала любого здорового мужика на планете.
Доктор Хэглер улыбается. Джо смотрит на ее левую руку, на золотое обручальное кольцо. Она понимает.
– Хорошо, а еще можете что-то вспомнить, Роуз?
– Он все время суетится, не в том смысле, что двигается. А так, странно. Сшибает все, роняет. Неделю назад разбил мой последний винный бокал.
Она все еще сердится. Тут дело сложное, и он не уверен, что доктор Хэглер уловит, но он-то слышит, как напрягается голос Роузи. Она не любит, когда ей приходится пить вино из баночки из-под джема или пластикового стаканчика. Надо будет купить ей новый набор бокалов.
Джо не нравится, что эта докторша допрашивает Роузи, словно та – главный свидетель по делу об организованной преступности. Роузи не любит полоскать грязное белье на людях. Она не рассказывает о выходках Патрика ни своим братьям, ни даже священнику. Никому не говорит, что у Джей Джея и Колин не получается зачать. Все тайны, все дела семьи она держит в доме и скорее даст сжечь все свои записи Опры, чем станет вывешивать неглаженое белье семьи перед соседями. Поэтому Джо теряется, когда слышит, с какой готовностью она рассказывает о его «странном» поведении, словно ей бонусы будут за то, что она его сдаст.
