В то утро прихожане собрались к мессе. Едва священник приступил к таинству вознесения Даров, Питер неторопливо направился к алтарю, встал лицом к пастве и начал что-то негромко говорить. Священник и служки, не расслышав тихих слов, удивленно поглядели на него. Питер решительно повторил сказанное, и в церкви раздались ошеломленные восклицания.
По бледному лицу Мейсона скользнула странная улыбка. Священник велел служкам схватить ножевых дел мастера и вывести его из церкви.
Питер Мейсон во всеуслышание объявил, что не верует в таинство пресуществления.
Епископ Солкот, изумленный дерзким поступком Мейсона, растерялся и целую неделю раздумывал, что предпринять. По Солсбери ходили слухи, что Питер Мейсон повредился рассудком.
Неизвестность терзала Эдварда Шокли: он боялся не только за Питера, но и за себя. В последнее время он редко посещал тайные молитвенные собрания, не желая встречаться с укоризненным взглядом Абигайль. Вдобавок ему не хотелось привлекать к себе внимания. Что, если Джон Муди разгадал секрет зятя и поделился им с Кэтрин? Эдвард завел с женой разговор о протестантах, пытаясь выведать ее отношение к еретикам, но так ничего и не понял. Впрочем, многие горожане знали о знакомстве Эдварда с Мейсонами. Шокли решил держаться настороже и избегать встреч с Абигайль.
Однажды он, набравшись смелости, заглянул к Питеру в мастерскую и попытался его образумить. Питер посмотрел на него все тем же восторженным, непонимающим взглядом и ничего не ответил.
На следующее воскресенье Питер Мейсон вышел во двор церкви Святого Эдмунда и снова во всеуслышание объявил, что отрицает таинство пресуществления. То же самое он повторил и самому епископу Солкоту. Вечером Питера Мейсона схватили и бросили в темницу, где священники принялись его допрашивать:
– Веруешь ли ты в таинство пресуществления?
– Нет, не верую.
– Приемлешь ли ты власть папы римского?
Питер Мейсон упрямо замотал головой.
– Отвергаешь ли ты чистилище? Святые мощи? Вознесение Даров? Установления Святого престола?
Питер подтвердил, что все отвергает, и отречься от своих заблуждений наотрез отказался.
Тут в допрос вмешался один из каноников, высокий старик:
– А почему ты отвергаешь эти установления?
На мгновение Питер смешался, явно не зная, что ответить.
– Потому что предрассудки сии противоречат истинной вере, – наконец произнес он и умолк, ожидая приговора.
Старый каноник вздохнул:
– Питер Мейсон, хоть ты и возводишь хулу на Святую церковь, но это оттого, что разум твой помутнен. Ежели ты раскаешься в содеянном, то избегнешь смерти.
С лица Питера не сходило восторженное, зачарованное выражение.
Следующие два дня Шокли пребывал в постоянном страхе, полагая, что всех, кто посещал тайные молитвенные собрания, поведут на допрос, ведь Питер Мейсон наверняка назвал имена соучастников: Роберта, Абигайль и даже его, Эдварда. Что говорить? Отрицать ли таинство пресуществления? Или заявить, что он не исповедует протестантскую веру? Но ведь Абигайль подтвердит, что Эдвард Шокли посещал тайные собрания…
Всякий раз, заметив испытующий взгляд Джона Муди, Шокли вздрагивал и покрывался холодным потом. Неужели шурин донесет епископу?
Спустя три дня после ареста Питера Шокли встретил Джона Муди на рыночной площади.
– Нам надо поговорить, – начал Джон.
– О чем? – побледнев, спросил Эдвард.
– О Питере Мейсоне. Вы же с ним приятели.
– Да мы едва знакомы! – дрожа, воскликнул Шокли.
– Правда? – удивился Джон. – А я думал, что…
– Мне до Мейсонов дела нет…
Джон удивленно взглянул на него и добавил:
– По-моему, Питера надо образумить.
– Ему уже ничего не поможет. От своих убеждений он не отречется.
– Я его каждый день вижу. Понимаешь, он… – Джон поморщился и продолжил: – Это жена его так настроила, на верную смерть отправляет.
– И чего же ты от меня хочешь?
– Уговори его, пусть отречется от своих слов.
Эдвард с облегчением перевел дух – похоже, Джон его ни в чем не подозревает – и заявил:
– Мы добрые католики. По-твоему, ересь следует оставить безнаказанной?
– Чтобы спасти заблудшую душу, костер не обязателен. Помоги Питеру!
Эдвард погрузился в размышления. Что делать? Ведь его тоже могут заподозрить в соучастии… А вдруг Питер обмолвится? Или Абигайль, не желая, чтобы муж отрекся от своих слов, расскажет всем, что Шокли посещал тайные молитвенные собрания? Но что подумает Джон Муди, если Эдвард не проявит христианского милосердия?
Может быть, его опасения беспричинны? Похоже, арестовывать его не собираются. После долгих часов мучительных размышлений Эдвард пришел в тюрьму и попросил свидания с арестованным.
В Фишертонской тюрьме, кроме Питера, было еще двое заключенных – мужчина и женщина. В комнате стоял деревянный стол и две скамьи. Эдварду позволили увидеться с Мейсоном наедине, без священников.
За неделю, проведенную в заключении, внешне Питер не изменился, разве что немного похудел, но держался отстраненно, со спокойной невозмутимостью. Эдвард беседовал с ним около получаса.
– Мы хотим спасти тебя от страшной участи, – начал Шокли.
Питер улыбнулся и промолчал.
– Понимаешь, чистоту веры можно хранить в душе, – неуверенно продолжил Эдвард.
Питер, будто не слыша, завел разговор о своей мастерской и отчего-то вспомнил Нелли Годфри:
– Она ко мне часто заглядывала…
Казалось, воспоминания о давних, счастливых временах доставляют ему утешение.
За разговором время пролетело незаметно. Внезапно в тюрьму пришли Абигайль с Робертом. Эдвард с опаской поглядел на Абигайль. На бледном, изможденном лице женщины истовым огнем горели ввалившиеся карие глаза, обведенные темными кругами. В ней сквозила какая-то неземная отрешенность.
Что-то заставило Эдварда остаться.
Абигайль и Роберт негромко заговорили с Питером, словно бы успокаивая и наставляя. Абигайль сохраняла невозмутимость, а Роберт лишь изредка кивал. Питер сидел на скамье, не поднимая головы, а потом, устремив на Эдварда спокойный взгляд, негромко произнес:
– Завтра меня сожгут.
Роберт Мейсон замялся.
– Во славу Господа! – воскликнула Абигайль, неотрывно глядя на мужа.
– Значит, я правильно поступил? – робко спросил Питер.
– Ты свершил богоугодное дело, – подтвердила она.
Питер встал и, обернувшись к Роберту, провозгласил:
– Вверяю жену мою твоим заботам.
Роберт смиренно склонил голову.
– Ты не отречешься? – не выдержал Эдвард, нарушив мрачную торжественность происходящего. – Питер Мейсон, прошу тебя, отрекись! Отрекись на словах, сохрани истинную веру в сердце!
В голосе Шокли звучала неизбывная мука, будто это ему, а не Питеру Мейсону грозила страшная смерть на костре.
Роберт смущенно отвел глаза.
– Каждый поступает по велению совести, – невозмутимо изрекла Абигайль.
Питер Мейсон посмотрел на жену пристальным, понимающим взглядом и со вздохом произнес:
– И я тоже.
По странной случайности Нелли Уилсон с мужем приехали в Солсбери в день казни Питера Мейсона. Поначалу Нелли хотела письмом предупредить брата о приезде, но потом решила его удивить и явиться неожиданно. Ясным осенним утром карета Уилсонов катила по наезженной дороге, Нелли пребывала в прекрасном расположении духа, предвкушая встречу с Пирсом, как вдруг удивленно заметила, что в Фишертон устремилась толпа.
Сообразив, что происходит, Нелли велела кучеру повернуть.
Посреди Фишертонского пастбища, окруженный вязанками дров и хвороста, стоял Питер Мейсон, привязанный к столбу. Помощники шерифа поднесли к дровам зажженные факелы.
Нелли сразу поняла, что Питеру уготована сравнительно легкая смерть, – вязанки дров переложили мокрой палой листвой, чтобы мученик быстро задохнулся в клубах едкого дыма, а не жарился в безжалостных языках пламени. К Питеру приблизился старый каноник, в последний раз предложил ему отречься, но Питер неотрывно смотрел на Абигайль, неподвижно стоявшую рядом с Робертом.
Нелли Уилсон, в девичестве Годфри, поначалу никто не заметил – ни Абигайль, ни Эдвард Шокли с женой, ни Джон Муди.
«Неужели огонь и впрямь очищает заблудшую душу?» – думал Эдвард, глядя на жену, которая, опустившись на колени, начала читать молитву. Эдвард Шокли со стыдом последовал ее примеру.
Питер на миг отвел взгляд от жены и, увидев Нелли, радостно улыбнулся. Клубы черного дыма скрыли его от глаз толпы – помощники шерифа постарались на совесть. Вскоре все было кончено.
Люди начали расходиться. Абигайль Мейсон обвела взором редеющую толпу и внезапно заметила Нелли, которая со слезами на глазах смотрела на пляшущие языки пламени.
Абигайль, брезгливо поморщившись, решительно двинулась к ней. Роберт покорно шел следом.
Абигайль Мейсон подошла к Нелли и, обернувшись к бейлифу и помощникам шерифа, провозгласила:
