– Зимой и ранней весной система каналов позволяет покрыть всю пойму тонким слоем медленно текущей воды, которая удобряет луга илом и согревает почву, где потом растет тучная трава. А весной в долину приводят стада с взгорья, и осушенные луга становятся пастбищами, – объяснял Уильям Самюэлю.
Теперь так поступали все владельцы пойменных лугов пятиречья.
В конце лета Уильям объявил, что каналы и водостоки нуждаются в починке и расчистке. На лугах уже скосили траву, и Маргарет, обходя высокие стога сена, задумчиво сказала:
– По-моему, каналы можно проложить и дальше…
Однако в усадьбе не хватало рабочих рук.
Перед Михайловым днем Маргарет, отправившись с Самюэлем в Солсбери, внезапно воскликнула:
– Надо голландцев нанять, все равно им заняться нечем! А в Голландии повсюду каналы и плотины!
Маргарет обратилась к городским властям с просьбой выделить ей десяток пленников. Сначала ей отказали, боясь, что голландцы сбегут. На следующий день Маргарет пришла к советникам, вооружившись мушкетом и шпагой.
– Я уилтширский клобмен, от меня никто не сбежит! – заявила она.
Теперь, на зависть сэру Генри Форесту, голландцы трудились на заливных лугах Шокли.
А еще Маргарет и Самюэль, одни из немногих в Саруме, были причастны к тайне Солсберийского собора.
Маргарет с Самюэлем только вошли в собор, как вдруг из-за колонны близ хора появился согбенный тщедушный старик с несуразно большой головой и, не заметив присутствующих, зашаркал к часовне в восточной оконечности храма. Маргарет решительно направилась к нему.
– Ты здесь работаешь? – спросила она.
Старик близоруко сощурил серые глаза и нерешительно ответил:
– Ну, это как сказать…
– Тебя как зовут?
– Захария Мейсон, – буркнул он, сжимая в кулаке котомку с инструментами.
Маргарет заметила, что пальцы его перепачканы известью.
– Ты здесь что-то чинишь, я же вижу!
Старик промолчал.
– Знаешь, кто я такая?
– Да, госпожа. Вы сестра Обадии Шокли, – с затаенной обидой в голосе проворчал старик.
– Верно. А брат мой – глупец, – раздраженно сказала Маргарет. – Слава Богу, есть еще разумные люди, понимают, что храм ухода требует.
Старый каменщик настороженно поглядел на нее.
– А кроме тебя, еще работники есть? – спросила Маргарет.
– Ну, это как сказать…
– Вам за работу платят?
– Да.
Маргарет потянулась к кошельку, но старик покачал тяжелой головой:
– Нам платят как положено.
Неделю спустя Маргарет сказала Самюэлю:
– Каменщикам за работу Гайды платят.
Действительно, все годы правления Кромвеля в соборе украдкой трудились каменщики, нанятые древним дворянским родом Гайдов.
Еще одно происшествие поначалу казалось незначительным.
Однажды, когда голландцы, под присмотром Маргарет и Самюэля, копали дренажные канавы на пойменных лугах, на прибрежной тропе остановился экипаж с каким-то незнакомым человеком. Голландцы обрадованно зашептались и попросили у Маргарет разрешения с ним поговорить.
– А кто это? – недоверчиво осведомилась Маргарет.
– Его зовут Аарон.
– И чем же он занимается?
– Он торговец, – пояснил голландец и добавил: – Голландский еврей.
Самюэль обомлел от неожиданности, впервые в жизни своими глазами увидев потомка колен Израилевых, о которых говорится в Ветхом Завете. Впрочем, в то время большинство англичан никогда не встречались с евреями.
Как ни странно, трехсотшестидесятилетний запрет на поселение евреев в Англии отменил Оливер Кромвель. Обадия, хоть и признавал заслуги Кромвеля перед Англией, был весьма недоволен подобной религиозной терпимостью – в стране и так появилось множество протестантских сект различного толка: баптисты, анабаптисты, сторонники Роберта Брауна, отстаивавшие независимость самоуправляемой церковной общины и отвергавшие единую церковную власть, и последователи проповедника Георга Фокса, называемые квакерами, которые настаивали на том, что внутренний свет и глас Божий обитает в душе каждого человека. В Уилтшире учение квакеров начал распространять некий Уильям Пенн[46].
– Его надо кнутом высечь, а проклятый язык раскаленным железом прижечь! – возмущался Обадия.
Однако самым нетерпимым для проповедника было присутствие евреев. Они переселялись в Англию из Голландии, куда бежали, спасаясь от преследований испанской инквизиции. Строго говоря, подданными короля они не считались, хотя им и было позволено заниматься торговлей.
Аарон, недавно приехавший в Англию, привез голландцам деньги и письма от родных, пообещал обеспечить узников всем необходимым и, прежде чем вернуться в Уилтон, провел за беседой с ними около получаса. Все это время Самюэль рассматривал лысого старика с внимательными глазами и с сожалением признал, что он выглядит совсем как обычный человек.
Спустя неделю после окончательной ссоры с Обадией Маргарет втайне навестила сэра Генри Фореста. О ее визите никто не знал.
Форест, удивленно выслушав ее предложение, задумчиво произнес:
– Значит, я стану опекуном Самюэля?
Маргарет кивнула.
– И отправлю его учиться вместе с моими детьми?
– Ваши сыновья – ровесники Самюэля, у них прекрасный учитель…
– Да, верно. По-твоему, я смогу оградить его от влияния Обадии?
– Разумеется. Ни жаловаться на вас, ни обвинять вас он не станет, ведь его брат получит то же образование, что и ваши дети.
Решение это далось Маргарет нелегко: она понимала, что не сможет удержать Самюэля в усадьбе, да и сопротивляться Обадии было бесполезно. А вот если опекуном Самюэля станет Форест, то мальчик будет жить в Эйвонсфорде, а не окажется в заложниках у мрачного пуританина.
Сузив темные, близко посаженные глаза, Форест задумчиво произнес:
– Да, Обадия Шокли против меня не пойдет.
– Значит, вы согласны?
– Самюэль – юноша смышленый, это всякому видно. Образование ему не помешает, – признал Форест и с улыбкой осведомился: – Полагаю, цена моего согласия тебе известна.
Маргарет кивнула.
Сэр Генри Форест обязался отправить Самюэля учиться в Оксфорд и, если мальчик пожелает, оплатить его обучение в судебных иннах Лондона, а за это Маргарет передавала ему право на владение заливными лугами, сохраняя за собой пожизненное право пользования ими за весьма скромную плату. Сделку, выгодную для обеих сторон, решено было сохранить в тайне до полного оформления всех необходимых бумаг.
Еврей Аарон любил отправляться в путь ранним утром – не только потому, что обычно просыпался на заре, но еще и потому, что зрелище пробуждающейся природы поднимало ему дух и радовало сердце.
Небо над меловыми грядами едва посветлело, а повозка Аарона уже въехала на взгорье близ долины Эйвона. Окрестности Эйвонсфорда были пустынны. Неподалеку от поместья Форестов Аарон увидел, как из загона для овец на склоне холма украдкой выскользнул Обадия Шокли. Что здесь понадобилось проповеднику в такую рань?
Обадия, не заметив одинокого путника, торопливо удалился по тропе на взгорье.
Днем, когда Самюэль и Джейкоб Годфри ушли на взгорье, в усадь бу к Маргарет явился незваный гость, некий Даниэль Джонсон, – серьезный, обходительный мужчина. Он объяснил, что его прислал Обадия.
– Моя лошадь на полдороге захромала, пришлось пешком идти, – огорченно вздохнул он.
Маргарет, в хорошем расположении духа после встречи с Форестом, сжалилась над усталым путником и решила его выслушать.
Он снова напомнил ей о пользе образования, объяснил, что Обадия всего-навсего желает выполнить родственный долг и принять участие в воспитании сводного брата. Речи Джонсона были так искренни и убедительны, что Маргарет возразить ему не могла. Впрочем, ей и не хотелось спорить. Гость уважительно прислушивался к ее словам, так что Маргарет, невольно разговорившись, рассказала ему о том, как вместе с клобменами защищала усадьбу, нарядившись в отцовские доспехи. Джонсон выразил желание осмотреть хозяйство, и Маргарет провела его по усадьбе. Коровы в стойлах встревоженно замычали, взбудораженные появлением незнакомца, и Маргарет ласково успокаивала их, поглаживая и называя по именам. Показала она Джонсону и заливные луга; во дворе к Маргарет с веселым щебетом слетелись певчие птицы, ожидая привычного корма. Джонсону усадьба понравилась, он приветливо разговаривал с работниками, а одной улыбчивой коровнице вручил шиллинг.
Маргарет выслушала настойчивые просьбы Джонсона подумать о судьбе Самюэля, но о своем решении говорила уклончиво, памятуя о предстоящем заключении договора с Форестом. Вскоре гость попрощался с ней, так и не получив однозначного ответа.
Самюэль, столкнувшись с Джонсоном у ворот усадьбы, побелел как полотно и, встревоженно глядя на Маргарет, спросил, зачем он приходил.
– Мистера Джонсона Обадия прислал, – сказала она. – Весьма обходительный господин, за тебя просил.
