Размеренная жизнь Мерритов действовала на меня благотворно. Перед едой мы молились, по субботам посещали службу в Первой церкви адвентистов седьмого дня в Тампе, где мистер Меррит был пастором. По вечерам в субботу жарили попкорн и смотрели кино. Телевидение Мерриты не смотрели, зато у них была большая коллекция семейных видеофильмов.
– А у нас будет тыква? – спросила я у миссис Меррит, когда мы проходили мимо палатки, где продавали реквизит к Хеллоуину.
– Это глупые суеверия, – ответила она.
– А дни рождения вы отмечаете? – с тревогой спросила я, ведь мой собственный день рождения был не за горами.
– Ну конечно, – заверила меня миссис Меррит.
В тот вечер, когда я укладывалась спать, Люк каждые пять минут забегал ко мне в комнату. На третий раз я не вытерпела и стукнула его как следует. Он в слезах помчался ябедничать миссис Меррит. Через пару дней меня повели на осмотр к терапевту. Она внимательно выслушала мои причитания по поводу разлуки с мамой.
– Курс антидепрессантов ей не повредит, – предложила терапевт.
– Я попрошу ее куратора, чтобы он подписал рецепт, – ответила миссис Меррит.
Я подслушала ее разговор с мистером Феррисом:
– С детьми надо срочно что-то делать, иначе я не смогу оставить их обоих, – горячилась миссис Меррит.
А Мэри Миллер она сказала:
– Да, Мэри, я согласна, что Лейк-Магдалин не подходит даже как временный вариант. – Мои нервы напряглись, как туго натянутые скрипичные струны. – Нет, это не срочно. Ну, разумеется, ей нужно будет со всеми попрощаться.
* * *
– Эшли, сегодня твой последний день в школе, – сообщила миссис Меррит, высаживая меня на школьном дворе.
Все стало ясно.
Класс попрощался со мной, а мисс Холбек вручила мне открытку: «Мне повезло, что ты у меня училась. И хоть я буду по тебе скучать, я очень за тебя рада – ведь тебя скоро удочерят. Мы тебя любим и будем за тебя молиться». Открытка была сплошь обклеена веселыми наклейками с подписями моих одноклассников.
Вернувшись из школы, я обнаружила, что миссис Меррит уже упаковала мои вещи.
– Я не хочу, чтобы меня удочеряли! – выкрикнула я. – Я хочу к маме!
– Возможно, Господь приготовил тебе иное предназначение.
– А Л-люк п-поедет со мной?
– Нет. Здесь он делает успехи.
– И я могу делать успехи, – сдавленным голосом пробормотала я.
Тем же вечером мистер Меррит отвез меня к Виолете Чавес в Ривервью, миль за тридцать от Тампы. Съехав с главного шоссе, мы пересекли мост через реку Алафия, миновали клубничные поля и, свернув в тенистый переулок, подъехали к выкрашенному в желтый цвет дому, стоявшему под высокими кронами деревьев. Мистер Меррит занес в дом мешки с моими пожитками, поставил их у стены и, помявшись пару минут, уехал.
– Добро пожаловать, дорогая! – приветливо обратилась ко мне миссис Чавес.
На стенах висели длинные ряды экзотических масок, а в углах комнаты виднелись гирлянды из искусственных цветов. Мой взгляд упал на украшенную тыкву.
– Вы празднуете Хеллоуин? – спросила я.
– Еще бы, – ответила Виолета Чавес. – У тебя есть костюм?
– Нет. Мерриты не празднуют.
Мадлен, дочка Виолеты, вмешалась, оживленно жестикулируя:
– Вот это волосы! Настоящая рыжуха! Мам, да она вылитая Энни! Сиротка из комиксов, помнишь?
– Пошьем тебе платье, – поддержала дочь миссис Чавес, – и волосы завьем.
– Или подыщем парик, – предложила Мадлен. – Ну, как тебе идея?
Сиротка Энни! Ух ты! Мне тут понравится, сказала я себе, затаскивая мешки в свою новую спальню.
– Ну-ка, беги сюда, помоги мне с ужином, – раздался мелодичный голос миссис Чавес.
– Откуда вы родом? – спросила я и уселась рядом на табурет.
– Где я только не жила, – ответила миссис Чавес, – в разных семьях, как и ты.
Поджарив лук, она принялась тереть на терке какой-то большой орех.
– Что это такое?
– Мускатный орех. Растет на острове Гренада, где я родилась.
Вкусно запахло чем-то очень экзотичным, чего на кухне у Мерритов никогда не бывало.
– Сколько тебе лет? – спросила миссис Чавес, бросая на горячую сковороду куски курятины.
– Скоро девять. В следующем месяце.
– Когда мне было столько лет, сколько тебе, моя мама уехала на другой остров.
– Вы скучали по ней?
– Да. Очень сильно.
Миссис Чавес насыпала на сковороду сухого риса и залила водой.
Когда все было готово, она позвала семью за стол. У миссис Чавес было трое детей: восемнадцатилетняя Мадлен и шестнадцатилетний Марио жили с ней, а старшая дочь, Мерседес, училась в колледже. Собравшись за столом, все принялись громко и, казалось, одновременно болтать.
– Что-то не так? – спросила Мадлен, заметив, что я ковыряюсь ложкой в тарелке.
– Все в порядке, – тихо ответила я. – Просто думаю, какие у вас здесь правила.
– Мы уважаем друг друга, – сказала миссис Чавес, – дети не выходят из дому без разрешения, и каждый следит за порядком в своей комнате.
– А как кормят?
– В моем доме не бывает голодных.
Когда миссис Чавес собирала со стола, я отнесла свою тарелку на кухню.
– Спасибо за помощь, Эшли, – поблагодарила меня миссис Чавес.
– Первые пару недель все будет лучше некуда. Я буду вежливой и послушной. А потом все испортится, и вы меня прогоните.
– Почему же? – удивилась миссис Чавес.
– Потому что так всегда бывает.
– Ну, это мы еще посмотрим, – ответила Виолета Чавес, склонив голову набок.
Она записала меня в третий класс начальной школы Бойетт. В то время среди девочек было модно прыгать через скакалку, а у меня это всегда отлично получалось, и я быстро со всеми перезнакомилась. Учительница, миссис Лавлейс, отправила меня на тестирование. Когда пришли результаты, оказалось, что меня готовы зачислить в школу для одаренных детей.
Узнав, что миссис Чавес забыла мое приглашение в салоне красоты, где она работала маникюршей, я разозлилась.
– А ну быстро заберите его оттуда! – топнула я ногой.
– Не хами мне! – сурово ответила миссис Чавес.
– Но я должна пойти в эту школу! Иначе все пропало!
– Решать будет твой куратор.
В мой день рождения Виолета Чавес превзошла саму себя: она собственноручно испекла праздничный торт, вставив в вырезанную серединку куклу Барби и украсив получившуюся бисквитную «юбочку» розовой и голубой глазурью. По краю торта в обилии завитушек шла надпись «С днем рождения, Эшли». Это был первый день рождения, который я праздновала по-настоящему.
После застолья Мадлен позвала всех играть на улицу. Она приготовила воздушные шары с водой для игры в «войнушку» и раздала яйца – передавать их друг другу, держа под подбородком. На одной из девочек, Амелии, было красивое платье в клетку, и она пожаловалась: «Хоть бы платье не запачкать».
– Возьми что-нибудь у Эшли на время, – сказала миссис Чавес и вынесла ей полосатую кофточку, ту самую, к которой я пришивала оторванные пуговицы в Лейк-Магдалин.
– Только не эту, – рассердилась я. – Эту мне мама подарила.
– Не будь занудой, – прервала мое ворчание Мадлен и бросила в меня шар с водой.
Они, разумеется, хотели, чтобы я почувствовала себя, как дома, но я знала: рано или поздно их гостеприимство внезапно исчезнет, и мои вещи снова упакуют в мешки для мусора.
Я жила у Чавесов всего пару дней, когда позвонила Мэри Миллер. К телефону подошел Марио и, сказав, что миссис Чавес уехала по делам в город, передал мне трубку.
– Привет, Эшли, как у тебя дела? – спросила Мэри.
– Хорошо. Мне здесь нравится.
– Миссис Чавес скоро вернется? – несколько напряженно спросила она.
– С минуты на минуту.
Я отвечала кратко и торопливо, потому что по телевизору начался мой любимый сериал – «Полный дом». Много позже я узнала, что миссис Чавес не должна была меня оставлять под присмотром несовершеннолетнего, и Мэри поставила органы опеки в известность.
После школы я шла в детский центр «Страна жевунов», но мне там не нравилось: мои школьные подружки туда не ходили, а что толку заводить новых друзей, если я постоянно переезжаю с места на место.
Я неподвижно сидела на качелях, когда вдруг увидела Мэри Миллер, энергично шагавшую в моем направлении.
– А ты можешь взлететь высоко-высоко? – спросила она, усевшись на соседние качели.
Я раскачивалась на качелях взад и вперед, не отрывая взгляда от плывущих по небу облаков, чтобы как-то отгородиться от неприятных мыслей. На вопросы Мэри о школе я отвечала односложно, поминутно ерзая на сиденье.
Мэри замолчала, и я задала единственный важный вопрос:
– Когда я снова увижу маму?
– Ты не будешь с ней видеться.
Голос Мэри звучал одновременно ласково и твердо.
– Почему? – Вопрос застрял у меня в горле, как кость.
– Потому что она не может заботиться о тебе.
– И никогда не сможет? – сдавленным голосом проскрипела я.
– Никогда, Эшли.
Ковыряясь мыском в земле и все еще не в силах отвести взгляд от нависших облаков, я спросила:
