– Сколько тебе лет? – спросил он.
– Через неделю будет восемь с половиной.
Я положила ногу на ногу и выпрямилась в кресле.
– Почему ты живешь в приюте Лейк-Магдалин? – продолжал доктор.
– Потому что от меня одни неприятности.
– Какие именно?
На стене висел диплом, круглая печать которого пришлась аккурат над мочкой правого уха доктора Блэка. На эту печать я и уставилась.
– Рассказала, как Шпицы нас наказывали.
– А как они наказывали тебя, Эшли?
Я перечислила все по пунктам, а доктор записывал, но верил он мне или нет, я не понимала.
– Значит, обо всем этом ты рассказала другим, верно?
– Да. Учительнице, полицейским и еще миссис Меррит.
Он кивнул.
– Тебе нравится в Лейк-Магдалин?
– Лучше бы меня вернули маме.
– А тебе хорошо с ней жилось?
– Без Дасти – нормально. Дасти – это отец Люка. Понимаете, мама боится Дасти. Ей даже Люка пришлось ему отдать.
– А ты хочешь, чтобы и брат жил с тобой?
Впервые за весь разговор я опустила взгляд.
– Очень хочу!
Я притворно зевнула, и доктор дал мне разные игровые задания.
Больше всего мне понравилось придумывать рассказы по картинкам, которые я уже видела когда-то давно, у психолога в Южной Каролине. Я сочинила не одну грустную историю о детях и грубых родителях, о разлуке с близкими, о потерявшихся игрушках.
– Эшли, ты знаешь разницу между правдой и выдумкой?
Я снова перевела взгляд на печать и утвердительно кивнула.
– Когда ты вот сейчас рассказывала историю про потерявшегося ребенка, это была правда?
Вопрос меня оскорбил.
– Я это выдумала, глядя на картинку.
– Значит, неправда?
– Я же говорю – я это выдумала. Это сказка.
– Какие сказки тебе нравятся?
– «Алиса в Стране Чудес», а еще «Маленькая Принцесса».
– А рассказы про то, как приемные родители тебя наказывали, ты тоже выдумала?
– Нет, это было по правде.
Я посмотрела доктору прямо в глаза, и он моргнул первым.
На прощанье доктор пожал мне руку и пожелал удачи.
Назад я ехала с незнакомой тетей. Она спросила, как мне живется в Лейк-Магдалин.
– Я поживу там еще чуть-чуть, пока у мамы дела не наладятся, – ответила я. – Ее подруга – Бабетта – оформляет договор, чтобы брать детей на воспитание, так что в этот раз у нас все получится.
Мерриты жили неподалеку от Лейк-Магдалин и часто приглашали меня к себе. В их аккуратном домике было пять спален. Родные дочери Мерритов, Лиа и Бетси, учились в колледже. С Мерритами жили их усыновленный ребенок, Мэтью, которому было двенадцать, Люк и малышка Кейша, которую они тоже взяли на воспитание.
Как-то раз, когда мы с миссис Меррит возвращались в приют, я принялась напевать себе под нос.
– Где ты услышала эту песню? – спросила миссис Меррит.
– На «Эм-Ти-Ви». Это такой музыкальный канал, – поспешила объяснить я.
– А что еще тебе нравится смотреть по телевизору? – полюбопытствовала она.
– Кино! Особенно ужастики! – И я с энтузиазмом пересказала один из последних фильмов: – На прошлой неделе мы смотрели «Дети кукурузы». Все поле заходило ходуном, вот так, – я сделала волнообразный жест рукой, – и вылез маньяк с огромным кривым ножом, и…
– Хватит, хватит! – воскликнула миссис Меррит.
Мерриты решили взять меня на воспитание. Я переехала к ним в конце мая, как раз на День памяти. Меня поселили в одной комнате с Кейшей, а Мэтью и Люк жили каждый в своей. Иногда миссис Меррит работала в ночную смену, а днем отдыхала, и нас просили вести себя потише. После нескончаемых издевательств в доме Шпицев и вечного гама в приюте я наслаждалась миром и покоем.
Проснувшись утром после первой ночи, проведенной у Мерритов, я услышала, как беспокойно возится в колыбельке Кейша, и подошла к ней. В комнату, завязывая на ходу купальный халат, вошла миссис Меррит.
– Что ты делаешь? – спросила она.
– Кейша вся мокрая.
– Ты не должна менять ей подгузник, – ответила миссис Меррит.
– У Шпицев я всегда меняла подгузники малышам.
– В этом доме мама – я, а ты – ребенок, – сказала она таким непреклонным тоном, что я замерла, и мой взгляд заметался по комнате, ища, на чем бы остановиться, прежде чем меня начнут ругать. – Если ты увидишь, что Кейше что-то нужно, позови меня или папу. – Моя нижняя губа задрожала, и миссис Меррит это заметила. – Ты ни в чем не виновата. Кейша больна, у нее диабет – у нее неправильно усваивается сахар. Поэтому иногда ей нужно быстро дать лекарство или что-то сладкое, например, мороженое.
Быстро дать мороженое… Непохоже, чтобы речь шла о чем-то серьезном. Но как только Мерриты замечали у Кейши какие-то симптомы, они принимались озабоченно суетиться над ней, и я чувствовала себя лишней. Люк же был просто счастлив, что мы живем под одной крышей, и всюду следовал за мной по пятам. Если мне срочно требовалось уединиться в туалете, то сначала приходилось отпихивать его ногу, которой он держал дверь.
– Люк, оставь меня в покое! – причитала я. – Не ходи за мной!
За обедом Люк то и дело щипал меня под столом. Я подпрыгивала, а он заливался смехом, чем сильно досаждал Мерритам. Под вечер он совсем распоясывался.
– Сейчас же марш в ванную зубы чистить, а не то запру в комнате, – пригрозила я.
Набрав полный рот зубной пасты, Люк фыркнул и забрызгал зеркало над умывальником. Я попыталась вытереть его художества куском туалетной бумаги, но только еще больше размазала пасту по стеклу.
Миссис Меррит отвела меня в сторонку.
– Люк – твой брат, а не твой ребенок, – заговорила она учительским тоном. – Понимаешь?
Я дернула плечами.
– Указывать, что ему делать и чего не делать, буду я.
– Но он только меня слушается!
– Он послушался тебя только что, в ванной? – Миссис Меррит изучающе смотрела на меня, пытаясь понять, согласна я с ней или нет. Она наклоняла голову то в одну, то в другую сторону, словно хотела проникнуть сквозь силовое поле, которое я создавала вокруг себя.
– Не послушался, – кивнула я, чтобы не препираться. Но миссис Меррит ничего не понимала. Если и они от нас откажутся, нас с Люком отвезут в какую-нибудь глушь, а то и вовсе разлучат. Позаботиться, чтобы этого не случилось, должна я, тогда как миссис Меррит могла в любой момент сдать нас назад. Я скрестила руки на груди и посмотрела на нее исподлобья.
– Понимаешь, что я тебе говорю?
– Да, мэм, – ответила я, чтобы только она отвязалась.
– Ну, вот и хорошо. Теперь иди купаться.
Я улыбнулась до ушей. После омовений в грязной воде у Шпицев и душа на скорую руку в приюте мне казалось райским удовольствием лежать в полной ванне чистой воды с мыльной пеной.
– Впервые вижу ребенка, который так любит купаться! – в изумлении покачала головой миссис Меррит.
Через неделю Мерриты отправились в Мичиган на выпускную церемонию Лии и взяли нас с собой. Меня поразили широкие, ровно остриженные газоны и величавые деревья. Лиа, Бетси и их подруги были похожи на актрис из рекламы шампуня для волос. Но главное – к нам, детям, относились так, словно мы тоже были членами семьи.
И все же я не вписывалась в их мир, подчиненный ритуалам и молитве. Если мы хорошо вели себя в субботу, их священный день, то в воскресенье нас угощали мороженым с орехами или разрешали смотреть диснеевские мультфильмы.
– Чем занимаешься? – спросил Люк, вернувшись из церкви.
Я пыталась дочитать рассказ, заданный нам в школе, и не ответила. Люк потянулся к обложке. Подняв книгу над головой, чтобы Люк не смог ее достать, я в сердцах схватила его за загривок и больно дернула за волосы. Он с плачем убежал к миссис Меррит.
– Зачем ты его дернула за волосы? – спросила меня миссис Меррит.
– Он вел себя, как придурок!
– В этом доме так не выражаются, – осадила меня миссис Меррит.
– Ну, так отправьте меня назад в приют! – выпалила я. – Все равно тут тоска зеленая!
Лучше пусть они вышвырнут меня сейчас, пока мне и в самом деле не захотелось остаться навсегда. Напрасно я позволила себе расслабиться. У меня даже отросли здоровые крепкие ногти. Миссис Меррит заметила это и похвалила меня. Но после того разговора я нарочно обкусала их один за другим.
К сотрудникам органов опеки мне было не привыкать. Лену Джеймисон, которая забрала меня у Адели, я тихо ненавидела, а Майлз Феррис, лишивший меня всех моих вещей, вызывал глухое раздражение. Ведь это он привез меня к Шпицам и видел, сколько у меня вещей. Это в его присутствии мама подарила мне «Чудо-печку», а он притворился, будто я все выдумала. Я еще больше помрачнела, когда со временем я поняла, что мистер Феррис должен был забрать меня у Шпицев сразу же после того, как выяснилось про их издевательства над детьми. Кто, как не он, должен был понять, что миссис Шпиц заставила меня отказаться от собственных слов. А раз он считал меня выдумщицей, мог бы переспросить учителей, которые не раз и не два звонили на «горячую» линию. Как, как можно было отнять меня у любящих родственников и бросить к незнакомым, жестоким людям?
