– Эй, чтобы никакого кровотечения во время моего дежурства, понял? – сказала она, увидев, что я смеюсь.
– Не бойся, подожду твою коллегу. Кажется, она подобрее тебя!
– Ты скоро помрешь, парень!
Второй полицейский посмотрел на меня, словно понял, что можно не опасаться, что история Странника в браке – а теперь в пепле – однажды будет предана огласке. Эта истина устанавливала между нами ничью. Уж не знаю, считать ли ложью сокрытие убийства. По законам разведчиков-гонцов хранить молчание о преступлении не значит лгать, верняк. А как в жизни? Что я смогу рассказать обо всей этой истории, когда вернусь домой? Умалчивать великие истины равносильно большой лжи? Несомненно одно: полицейские прибыли вовремя, иначе сейчас я вместе со Странником охотился бы за ланями на гобеленах Витера. Жизнь и смерть смешались в нас с пеплом голландского туриста, и в тот миг, когда ветер стих, была поставлена финальная точка на приключениях Момо Капора.
– Как же мне теперь вернуться домой?
– Об этом не может быть и речи. Поедешь ко мне.
– Можешь себе представить, как я появлюсь в таком виде перед матерью?
– Подготовить твоего отца поможет моя сестра.
– Не желаю больше никогда о нем слышать!
Амра взяла дело в свои руки; ее кузен Фахро прикатил на своем ослепительно сверкавшем «форде-таунусе», только вот запах освежителя воздуха, смешавшийся с испарениями пластмассы и плохой стали, да вдобавок отсыревшего волглого коврика разъедал глаза почище, чем железнодорожный сортир! Так что в Сараево я въехал в полуобморочном состоянии.
После моей первой поездки в Зеницу к тете и до настоящего момента возвращение в Сараево всегда пугало меня. Уж не знаю, какое тогда было расписание у поездов, но все они имели одну общую черту: обратный путь всегда начинался в сумерках или на рассвете. Приглушенный абажурами желтоватый свет за окнами новостроек казался мне тревожным.
Проезжая мимо своего дома, я увидел, что у нас в кухне горит свет. Я терзался, представляя, как беспокоятся Брацо и Азра. Кстати, стоило мне подумать о Брацо, как у меня мгновенно подскакивала температура. Я почувствовал облегчение, только когда ступил во двор одноэтажного домика на Горуше, под номером пятьдесят три. Он показался мне намного симпатичней того, где меня ждала неприятная встреча с отцом. Глядя на желтый свет под потолком, я быстро уснул. Около полуночи меня разбудил мужской кашель и женский смех в соседней комнате. Высвободиться из объятий Амры было непросто, но еще трудней оказалось добраться до ванной: мешала стреляющая боль в животе. Я зажег свет и уже собирался принять таблетку, когда кто-то вошел. В зеркале за своей спиной я увидел… отца, Брацо Калема! Собственной персоной!
– Ты здесь? – удивился он.
– Да.
– Откуда ты взялся?
– А ты?
– Я думал, ты в Ябланице, на озере…
– А у тебя разве не было «важного дела» в Белграде?
– Я вернулся вчера вечером.
В шелковой комбинации, маленькая, с любопытными глазками и пышной грудью, в дверях ванной комнаты нарисовалась сестра Амры.
– Неужто малыш Калем? Ух ты, Амра не наврала! Настоящий кукленок!
– Для таких, как ты, я не кукленок!
– А кто я, ну-ка, скажи!
– Шлюха!
Я стремительно выбросил вперед руку и схватил любовницу отца за волосы. Она завопила, отец заслонил ее от меня:
– Отпусти немедленно.
– Ты!
– Что я?
– Ты рыдаешь, как баба, над Жанной д’Арк. Это из-за своих делишек ты так заливаешься слезами?
– Я? Рыдаю, как баба?
– Да, ты!
– Выбирай выражения!
– Оставь меня в покое!
– Постыдись, Алекса!
– Это тебе стоило бы постыдиться! Предатель!
– Я твой отец!
– Лучше бы ты им не был, лицемер!
Мне не стоило труда вырваться оттуда: легкий удар вдавил отца в стену. Вытянув руки перед собой, я надвигался на его любовницу. Ему не удалось удержать меня. Она осела на пол, а отец снова бросился на меня. Я с силой оттолкнул его, он потерял равновесие, ударился о раковину, падая, ухватился за подзеркальную тумбочку, и на пол вместе с ним полетели разные мелочи.
– Вот теперь я слышу свою походку! – бросил я, преследуя сестру Амры.
Каждый мой шаг оставлял на выщербленном полу ванной комнаты новую каплю крови. Открылась рана у меня на животе.
Позже, уже днем, мы с отцом очутились в кошевской больнице. Все, что там произошло, превратилось в ложь.
Зрелость наступает, когда свыкаешься вот с какой истиной: ложь может оказаться более полезной, чем сама истина. Но этого осознания все же было недостаточно, чтобы стать взрослым: зрелость уж точно не приходит с покупкой башмаков с металлическими носами и удовольствием, получаемым от звука собственных шагов.
Я не проронил ни слова, пока мой отец лгал, – и сразу стал его сообщником. Потому что, если бы Азра узнала все от меня, если бы она поняла, из какого количества лжи состоит истина, наша семья разлетелась бы вдребезги, а вместе с ней, без всякого сомнения, и я.
Наше вызволение из больницы Азра взяла на себя. Было воскресенье, и не нашлось никого из администрации, кто мог бы заверить документ на выписку. Уже в такси, по дороге домой, она принялась распекать Брацо:
– Скажи, зачем надо было так гнать? Я попросила тебя привезти сына, соблюдая все правила как положено! А ты…
– Честное слово, я ни разу не превысил скорости, ехал не больше шестидесяти…
– Разумеется, превысил! Знаешь, сколько аварий случается на Ябланицкой дороге?
– Ладно, согласен, покрышки были лысые… Но больше меня ни в чем нельзя упрекнуть! Спроси Алексу…
Он взглянул на меня, и одному Богу известно почему, но я завелся с пол-оборота:
– Самое ужасное – был первый ливень! На шоссе песок, вытекающее из грузовиков масло, и мы скользим…
Говоря, я следил за Брацо в зеркале заднего вида.
– Вот, смотри! Это все следствие резкого торможения, а шишки – от ударов головой вперед-назад! – объяснил я происхождение синяков, которые наставил отцу, стараясь вмазать его любовнице.
Всего одно мгновение на пути к зрелости.
Если бы все это предшествовало событиям на дороге в Макарску, я, поклонник истины, рассказал бы, что произошло на самом деле. Теперь же было очевидно: две лжи породили истину – мою зрелость. Слезы, проливаемые моим отцом над героическими женщинами, были более наглой ложью, чем та, которую он изрекал сейчас. Истина всегда идет об руку с ложью. К счастью, Азра смотрела на меня, иначе я бы расхохотался. Вымысел разрастался, а я ощущал огромное облегчение, что не должен рассказывать о бурных событиях последних десяти дней! Я никогда не перестану быть разведчиком-гонцом, который знает, когда следует промолчать!
Отец оказался посвящен в две самые главные тайны моей жизни. Первая касалась смерти Странника в браке, а вторая – наступления зрелости юноши, который обзавелся любовницей, даже не успев найти себе подружку. Я хранил молчание.
На следующий год Брацо выделил деньги из своей тринадцатой зарплаты и дал Азре, чтобы купила мне башмаки.
– Он сказал, что я должна купить тебе ботинки, – сообщила мне мать. – И что взрослые должны носить достойную обувь!
– Мы можем купить «мадрас»? Это модно.
– Как хочешь!
Шло время, а разговоры моих родителей оставались все теми же. По дороге в Затон, где находились дачи высшего общества Сараева, я, уверенный в том, что провалюсь на вступительных экзаменах, читал «Философию искусства» Ипполита Тэна. Идея изучать архитектуру принадлежала не мне, и я не питал иллюзий. В «Философии», в частности, было написано: «Взаимосвязь и взаимозависимость всех частей».
«А парень не дурак! – думал я. – Похоже на закон природы!»
Голос матери отвлек меня от моих философствований. Она указывала отцу на островок возле Стона:
– Когда у тебя будет что-нибудь вроде этого?
– Никогда. Мне уже сейчас нелегко оплачивать трехкомнатную квартиру, даже со скидкой; ты собираешься продать дом, чтобы оплатить учебу сына, и при этом спрашиваешь меня, когда у меня будет остров! Какая же ты бестолочь, храни тебя Господь!
– Почем знать? Этот остров принадлежит Момо Капору!
– Принадлежал, Азра. Принадлежал. Во время оно. Момо Капор развелся, и теперь это остров его бывшей жены.
– Откуда ты знаешь, что Момо развелся?
– Да ты сама мне сказала!
– Что ты говоришь?
Брацо остановил «Фольксваген-1300с», Азра нарвала на обочине лаванды. Мы с Брацо обошли скалу, за которой открывался вид на море. Несмотря ни на что, мы разговорились.
– Прошлое должно остаться в прошлом, – изрек Брацо, пока мы облегчались, созерцая морской простор.
– Забудем!
– Ты знаешь, мне все известно.
– Все?.. Неужели?
– История Странника. И твоя тоже. Ты ведь чуть не погиб.
