Его слова лежат между ними, как неразвернутый подарок, лицо Феликса лучится от предвкушения, не омраченного сомнениями.
– Стой, – говорит Кейти. – Ты меня любишь?
– Да, – отвечает он, сжимая ее руки, и его глаза наполняются слезами. – Люблю.
– И я тебя люблю. И я не просто так это говорю в ответ, чтобы сказать. Я уже давно люблю. Просто слишком боялась быть первой.
– Трусиха.
– Знаю. Я над этим работаю.
– Так что думаешь? Пустишься со мной в это приключение?
Портленд, Орегон. Она ничего о нем не знает. Возможно, Портленд и есть то место, о котором она мечтала, город, где ей найдется место и она сможет расти без ограничений; где она сможет жить и ее никто не осудит за то, что она встречается с черным; где на нее не будут коситься из-за того, что она веганка; где она не будет себя чувствовать невидимкой в густой и плотной тени старшей сестры; где ей не придется жить чужими подавляющими мечтами: выйти замуж за хорошего ирландского мальчика из Чарлстауна и воспитать своих многочисленных детей католиками; где у людей есть другие устремления, не только работать в социальной службе, не попасть в тюрьму, поднять семью и каждую неделю накидываться в местном баре; где она не будет чувствовать себя не той, потому что она не балерина, чудной, потому что ей нет особого дела до Тома Брэйди или «Брюинз», или нахальной из-за того, что ее высшая цель в жизни – не просто быть миссис Флэннаган, или миссис О-апостроф-Что-нибудь; где она не будет стыдиться того, кто она.
Портленд, Орегон. Другой конец страны. Другой мир. Ее собственная студия. Мужчина, который ее любит. Это могло бы быть мечтой, которую поставили прямо перед тобой, только взять.
Бери же.
Но что, если у нее БХ, и разовьются симптомы, и Феликс не справится, и бросит ее, и она останется там совсем одна? Что, если Портленд похож на Чарлстаун и там нет места для еще одной студии йоги? Что, если она откроет свою студию и провалится? Время сейчас неподходящее. У папы БХ, и ему будет становиться хуже. У Джей Джея тоже. Она будет им нужна. Уехать сейчас было бы эгоистично. Что, если Меган и Патрик тоже носители? А если она сама?
Отпусти поводок, девочка. Не разрушай свою жизнь мыслями о том, чего нет.
Хорошо, вот то, что есть. Она тренер по йоге, дочь и сестра. Она сидит напротив умного, красивого мужчины, которого любит, и он любит ее. Он только что предложил ей переехать с ним на другой конец страны. Она хочет сказать «да». Она здесь и сейчас. Она здорова и целостна.
И ей надо пойти на второй прием к Эрику Кларксону.
Она смотрит в карие глаза Феликса, полные надежды, такие изумительно роскошные и наивные, и боится перемены, которую скоро увидит в них. Она глубоко вдыхает и отпускает от себя все. Снова вдыхает и со следующим выдохом берет его за руки, смотрит ему в глаза, ее уязвимое сердце приближается к его сердцу, и она говорит ему, как обстоят дела на самом деле.
Кейти протягивает Эрику подарок, завернутый в голубую бумагу и перевязанный белой лентой. Пока он тянет за ленту, Кейти вдруг жалеет, что не может забрать подарок обратно. Подарить что-то своему консультанту по генетике – это казалось удачной мыслью дома, но глядя, как он разворачивает подарок здесь, у себя в кабинете, Кейти чувствует себя странненькой, неуместной и неуклюжей.
Эрик разрывает бумагу и достает белую карточку три на пять дюймов в черной рамке. На карточке самым аккуратным почерком Кейти написано:
Надежда – точно птичка,
В душе моей живет.
Поет без слов мелодию
Днями напролет.
Читая, Эрик улыбается.
– Ух ты. Спасибо. Как здорово.
– Я подумала, что оно будет к месту в вашем кабинете.
– Идеально, – говорит Эрик, ставя рамку на стол лицом к Кейти. – К тому же у меня на прошлой неделе был день рождения.
– Круто.
– Итак, – произносит он, изучая Кейти несколько слишком долгих неуютных секунд, пробуя пальцем воду разговора, словно они на неловком втором свидании, и вероятность третьего очень мала. – Я рад, что вы вернулись.
Кейти смеется.
– Что смешного? – спрашивает Эрик.
– Ну, вам вроде как нужно, чтобы такие, как я, возвращались, а то вы останетесь без работы.
– Я не о работе беспокоюсь, Кейти. Я беспокоился о вас.
Сперва она чувствует себя польщенной, особенной, предметом его заботы и беспокойства, но потом одумывается. Беспокойство – тонкий волосок на голове жалости.
– Как у вас прошло лето? – спрашивает Эрик.
– Хорошо.
– Как ваш отец?
– Нормально. Симптомы видны с первого взгляда. Эти спастические, дергающиеся движения – как они называются, напомните?
– Хорея.
– Да, хорея становится заметнее. Он неорганизованный, все забывает, а потом сам от себя приходит в отчаяние и срывается на ком-то, чаще всего на маме.
– Как ваша мама справляется?
Кейти пожимает плечами.
– Нормально.
– Ваш отец по-прежнему работает?
– Да.
– Кто-нибудь в управлении полиции знает о его БХ?
– Только его лучший друг. У него есть еще один друг, он работает на «Скорой», тот тоже знает, но больше никто. Это тайна.
Томми Витале и Донни Келли присматривают за отцом. Пока они согласны, что можно продолжать работать, но больше никому знать необязательно. Честно говоря, она не представляет, как он в ближайшее время сможет продолжать работать в полиции. В то же время она не может представить, что он не будет полицейским. Папу трудно представить просто сидящим на кресле напротив матери.
Они всей семьей еще в мае решили, что никому в городе не расскажут. Такие новости распространяются как чума. Если что-то просочится, через неделю, а то и в тот же день, будут знать все городские и понаехавшие. Отцу плевать, что о нем думают в городе, но для Джей Джея это важно. Если ребята в пожарной части узнают, что у его отца БХ, не надо быть гением, чтобы погуглить и выяснить, что у Джей Джея она тоже может быть. Тогда за ним начнут наблюдать, относиться к нему по-другому, возможно, не давать ему расти по службе. Это будет несправедливо по отношению к Джей Джею. Так что они все пообещали молчать.
А потом она сказала Феликсу.
– А вы как? Как у вас дела? – спрашивает Эрик.
– Нормально.
Она колеблется, медлит, защищается от разоблачения. Качает ногой, положенной на колено, перечитывает цитату из Эмили Дикинсон.
– Когда вы мне не перезвонили через две недели, а потом и через месяц, и через два, я решил, что больше мы не увидимся.
– Да, какое-то время я так и планировала, – отвечает она. – Ничего личного.
Не то чтобы она изображала недосягаемую. Эрик поднимает руки, словно на него наставили пистолет.
– Эй, я понимаю. Все это непросто.
– Вы часто такое видите? Чтобы люди приходили на один прием, а потом исчезали?
Он кивает.
– Да, больше половины. Чем-то похоже на мою статистику первых свиданий.
Кейти смеется.
– К тому же было лето, – говорит Эрик. – Никто не хочет летом узнать, что у него положительный результат на БХ.
– А сейчас октябрь, – отвечает Кейти.
– Да, октябрь.
– И вот она я.
– Вот и вы.
– На втором нашем свидании.
Эрик улыбается и барабанит пальцами по столу. Между ними посверкивают искры флирта. Кейти краснеет.
– Так почему вы вернулись?
Кейти меняет положение ног, выгадывая время.
– Я сказала Феликсу.
– Это тот молодой человек, с которым вы встречались в июле?
– Да.
– Как он это принял?
– Лучше, чем я думала. Он не расстался со мной в ту же секунду, это хорошо.
– Похоже, хороший парень.
– Да. Он сказал, что любит меня.
Она снова краснеет и смотрит на свое кладдахское кольцо, чувствуя себя дурой.
– Но я сомневаюсь, что он все понимает, – говорит Кейти. – Он прочел брошюрку про БХ, которую я ему дала, но отказывается читать что-то еще или гуглить. Говорит, ему пока ничего больше знать не надо. По-моему, у него стадия отрицания.
– Или, возможно, у вас.
– У меня? Как это? Я же здесь.
Чтобы вернуться сюда снова, нужны стальные яйца, хотела уже добавить она, но решила не произносить слово «яйца» при Эрике.
– Относительно Феликса и того, что он к вам чувствует.
Кейти закатывает глаза.
– Да, он меня любит, и я его люблю, и все это замечательно, и я очень счастлива. Но если у меня эта штука, я изменюсь. Сильно. Я не буду той девушкой, которую он сейчас любит, и я не стала бы его винить за то, что он меня разлюбит, если у меня БХ.
– Ваша мама по-прежнему любит вашего отца?
– Да, но она типа истовая католичка. Ей надо его любить.
– Преданность и верность брачным клятвам – это не то же самое, что любовь. Ваша мама перестала любить отца?
Когда они вместе выгуливают Джеса, они держатся за руки. Кейти замечала, что они стали целоваться чаще, чем раньше. Мама на него не надышится. Она не кричит в ответ, когда он срывается, и, кажется, не затаивает на него обиду потом. Зовет его «сладкий» и «любимый». А он ее «крошка» и «милая».
