– Не уверена.
– Точно, это, – говорит Банни. – Как бы то ни было, я хотела, чтобы ты знала: я все заметила. И хочу предостеречь тебя.
– Предостеречь?
– Будь осторожна с Колином, – говорит она. – Он милый. Честное слово. Но он еще не дошел туда, куда добралась ты. Пока. Я бы никому не стала советовать, с кем связывать свою жизнь, это не в моем стиле. Что я знаю? Вы сможете когда-нибудь стать идеальной парой. Но я точно вижу, когда человек готов к чему-то, а когда нет.
Я ошеломлена и сижу не шевелясь. Банни похлопывает меня по коленке, и на ее толстых пальцах звякают кольца с выпуклыми прозрачными камнями.
– Это так, между делом. – Она пожимает плечами. – Ну что, до встречи в следующем месяце?
Я киваю, выбираюсь наружу и тупо наблюдаю, как машинка с шумом сдает назад и уносится прочь.
– Здравствуйте, могу я поговорить с Тэмсен?
В трубке звучит строгий незнакомый голос. Бросаюсь уменьшать громкость старого папиного магнитофона, недавно почищенного, надраенного и занявшего место посреди гостиной. Когда я дома одна, я слушаю старые мамины альбомы и включаю звук так громко, что любимые фотографии Джулиет, в рамках из «Поттери Барн»[15], начинают подскакивать на стене.
– Это Тэмсен, – говорю я.
Мне редко, а по сути, никогда не звонят на домашний телефон, поэтому я не представляю, кому я могла понадобиться, тем более в субботу. Папа и Джулиет повели детей на дневной киносеанс – это уже стало традицией в дождливые дни – и вернутся домой только к вечеру. Они предлагали присоединиться к ним за ужином, но мне не захотелось делать вид, будто я интересуюсь их поисками совершенного «семейного гнезда» в идеальном уголке пригорода, – эта тема не способствует моему аппетиту. Они все еще ждут ответа от тех людей с защипами и, кажется, совсем не расстроились, когда я рассказала о подслушанном разговоре и о намерении снести дом. «Досадно», – сказал папа, а выражение на лице Джулиет так и осталось безразличным. Вот и все.
– Тэмсен, это Валери Уэст из Бостонской консерватории, – говорит женщина, и у меня екает сердце.
[email protected]. Тот самый адрес, на который неделю назад я отправила письмо с двумя вложениями – с эссе о песне Дилана, написанным для школы, и с еще одним, о маме и ее любимой музыке. Я отправила их вечером в воскресенье и четыре последующих дня как одержимая проверяла почтовый ящик. Но так как там не было ничего, даже краткого извещения о том, что письмо дошло, я сделала над собой усилие и выкинула эту историю из головы. Дурацкая была идея. Какое дело профессору из колледжа до случайных заметок о песнях, которые, как мне кажется, стоит послушать?
– Извини, что звоню в субботу, – продолжает женщина. – У нас сессия, и тут творится полнейший хаос.
– Ничего… страшного, – запинаясь, бормочу я.
– Твой телефон мне дала Карла, – говорит она. Не сразу соображаю, что Карлой зовут мисс Уолш. – Я решила поговорить с тобой, прежде чем отвечать по почте. Все еще предпочитаю общаться по телефону, когда хочу с кем-то познакомиться поближе, хотя я, кажется, в меньшинстве. – Валери фыркает, я смеюсь вместе с ней. Сердце громко бухает в груди, и я почти не сомневаюсь, что Валери слышит эти удары.
– Как бы то ни было, – говорит она, – Карла моя давняя подруга, и если она направляет ко мне своего ученика, я знаю, что на него стоит обратить внимание. Я прочитала твои работы. – «Работы». В ее устах это слово звучит очень профессионально, и я вдруг пугаюсь, что плохо вычитала тексты.
– У тебя и вправду великолепный стиль, – продолжает Валери. – Очень естественный. Сразу видно, как много значит для тебя музыка. Как горячо ты ратуешь за то, чтобы музыку слушали вживую. И мне это нравится. Писать о музыке – тяжелое испытание.
– Как танцевать об архитектуре, – вставляю я.
Буквально слышу, как Валери улыбается.
– Верно, – говорит она. – Все обожают эту цитату. Хотя, если честно, никогда не понимала почему.
– Я тоже! – восклицаю я. – Между прочим, я совсем ее не поняла.
Она хохочет, но никак не комментирует мои слова, и я воспринимаю это как позволение говорить дальше:
– В том смысле, что о музыке можно писать так же, как о чем угодно еще. Я просто пытаюсь объяснить, что слышу, что вижу, почему на что-то откликаюсь, а на что-то нет. Понимаете?
Валери вздыхает.
– Отлично понимаю. И поэтому ты должна учиться. Сейчас существует немало школ с хорошими программами по журналистике, причем многие, как и наша, сотрудничают с консерваторией. В них как бы соединяется лучшее от двух миров. Какие у тебя планы на следующий год?
– На следующий год? – повторяю я. – Еще не знаю. Я… не знаю, говорила ли вам мисс Уолш, то есть Карла, что я… некоторое время не посещала школу, и…
– Она говорила, что у тебя есть кое-какие проблемы, – отвечает Валери. – И я знаю, что тебе надо догонять класс. Но у меня есть идея. Когда ты составишь свое заявление, черкни мне пару слов или позвони – в общем, дай знать. Я напишу сопроводительное письмо с рекомендацией принять тебя после сдачи обязательных экзаменов и окончания летних курсов. Вот тогда и решим, как быть дальше. Что скажешь?
Машина, несущаяся за окном по мокрому асфальту, вдруг начинает двигаться, как в замедленной съемке. Воздух вокруг меня гудит. Заявление?
– Прошу прощения, – бормочу я, – вы имеете в виду… заявление на поступление в консерваторию?
После того разговора с мисс Уолш я особо не думала о колледже. И тем более не планировала поступать в консерваторию – ведь я не играю ни на одном инструменте, а про мое пение всегда говорили, что мне лучше заниматься этим в ванной.
– Тэмсен? – окликает меня Валери. – Ты здесь?
– Да, – отвечаю я. – Да, я здесь. Просто… я не уверена, я еще не решила, подавать документы или нет.
– А, – коротко произносит Валери. – Извини. Я просто предположила… обычно, когда Карла направляет ко мне какого-нибудь ученика, она хочет, чтобы я помогла ему с поступлением.
– Нет, – говорю я, – я имею в виду не только консерваторию. Я еще не решила, поступать мне куда-нибудь или нет.
– Ясно, – говорит Валери.
Грудь постепенно сжимает в тисках, и я принимаюсь говорить, слишком быстро, как будто поток моих слов поможет ей понять, что я не очередная безмозглая неудачница:
– Просто я надеялась, что у вас появятся какие-то идеи насчет… публикации. – Произношу это так, будто и в самом деле думала об этом. – Может, на каком-нибудь сайте, где я могла бы размещать то, что пишу. Или что вы даже… свяжете меня с каким-нибудь журналом. В общем, я рассчитывала, что вы поможете мне двигаться в верном направлении.
Я слышу шелест бумаги, потом Валери откашливается и говорит:
– Тэмсен, я не хочу повторять азбучные истины, но верное направление – это колледж. Уверена, ты неоднократно слышала это.
У меня по спине бегут мурашки. Я сажусь на краешек дивана и пытаюсь выровнять дыхание.
– Это верное направление, но по другой причине, не по той, что ты думаешь, – поспешно, почти скороговоркой добавляет Валери, будто ожидая, что я начну возражать. – Если тебя действительно интересует журналистика, в частности, возможность писать о музыке, тебе нужно окружить себя теми, кому интересно то же самое. Твои преподаватели, твои одногруппники – это те самые люди, которые однажды помогут тебе в твоей карьере. Как и в любой области, в журналистике есть определенные… трамплины. Конечно, без них можно и обойтись, но я не уверена, что тебе этого захочется.
У меня ощущение, будто мне следует и дальше убеждать ее, что учеба не для меня. Но правда в том, что я не знаю, что именно – для меня, а что нет. Я почти не думала о колледже, потому что решила: уже поздно что-то планировать. А если не поздно? Я вспоминаю брошюры, которые стащила у Ноя. Все вот это… и музыка? А что, если у меня еще есть шанс?
– Я не говорю, что не буду читать твои работы. И могу попытаться связать тебя с некоторыми редакторами. Им безразлично, учишься ты в колледже или нет, если то, что ты пишешь, их устраивает. Но это не повод для того, чтобы не учиться.
Я смотрю на магнитофон, где беззвучно крутится запись – слышны только ритмичные щелчки.
– Решать тебе, Тэмсен, – говорит Валери. – Но я надеюсь, что ты передумаешь.
* * * * *
– Что в пакете?
Колин сбрасывает резиновые сапоги и ставит их у стены, затем несет тяжелый на вид бумажный пакет в гостиную и садится рядом со мной на диван.
– Ты говорила, что у нас праздник, – говорит он и принимается рыться в пакете. – Я подошел к вопросу творчески.
Первым делом он достает запотевшую от холода бутылку игристого яблочного сидра.
– Сидр? – хмыкаю я, когда он устремляется на кухню за стаканами.
Время раннее, еще нет шести. Поговорив с Валери, я тут же отправила Колину эсэмэску. Я думала, что он заберет меня и мы поедем к нему, но вместо этого он заявился с гостинцами и, судя по всему, чувствует себя здесь вполне уютно.
