– Холли!..
– О-ой. Извини! Пускай съедает один весь пакет. Кстати, мама, я думала, ты в курсе, что мармелад “Поросенок Перси” в самом деле производят из свиного желатина, то есть, другими словами, из прокрученных через мясорубку свиных копыт и костей, то есть, другими словами, из мертвых свиней, и некоторых из этих мертвых свиней, возможно, при жизни звали Перси, и это все ужасно, стопроцентно отвратительно. А еще каждая мармеладинка – это тридцать калорий, то есть, другими словами, если тебе десять лет, ты должен сделать шестьсот приседаний, чтобы все эти калории сжечь.
– Кто тебе все это сказал?
– Никто. Прочитала на упаковке. Слушай, мам, от тебя как-то странно пахнет.
Джеймс приподнимает брови.
– Да, Букашка, от тебя несет, как от целой пивоварни.
– Ой, ну ты же знаешь бабушку, – с улыбкой отвечает Бриония. – Видимо, за ланчем я выпила на один бокал больше, чем следовало. Схожу-ка, пожалуй, приму ванну.
Когда становишься таким толстым, как сейчас Бриония, один из самых интересных моментов – это то, что ванну нужно набирать только наполовину, а весь остальной объем заполнит твое собственное тело. А тело много значит для Брионии. Вот эта жировая складка появилась после Холли. Холли вообще принесла Брионии много жира. А вот эта складка, чуть ниже, – это уже подарок Эша. За год, прошедший после исчезновения родителей, Бриония набрала больше сорока фунтов, но эти нарастали постепенно, накатывая мягкими сливочными волнами по ночам, пока она спала, и она даже не сразу заметила, что происходит. Вместо того чтобы отрастить себе небольшой животик, как у Клем, она разрослась во всех направлениях, как фотография на электронном дисплее, которую раздвигаешь пальцами. Сейчас, лежа в ванне, Бриония чувствует себя гигантским морским существом или космическим чудовищем. И нельзя сказать, что это совсем неприятное чувство. Вообще-то… Бриония понемногу соскальзывает в сон и просыпается, только когда вода совершенно остывает. Ей опять хочется выпить.
Но сначала нужно выбраться из ванны. Пушистое полотенце. Снять макияж. Еще три таблетки нурофена. А, черт с ним: четыре. Теперь – увлажнение. Бриония достает из коробки баночку увлажняющего геля “Крем де ла Мер” стоимостью сто девяносто фунтов и аккуратно наносит его на лицо. Не надо ли намазать и шею? Бабуля всегда увлажняла лицо методом, который загадочно называла “континентальным”, но вот шея у нее сейчас совсем как слоновья нога. Бриония наносит гель на шею – возможно, многовато, но вполне достаточно для того, чтобы шея не превратилась в слоновью ногу – по крайней мере, за эту ночь. Дальше Бриония двигается к зоне декольте. В каком-то журнале писали о знаменитостях с “сомнительными декольте”. Наверняка “Крем де ла Мер” хорош и для этой области? А руки? Грудь? Живот? Остатки геля, который все равно стоил слишком дорого, Бриония втирает в коленки.
Моя идеальная девушка:
1. Черные волосы, длинные и совершенно прямые, без завитушек; она носит их распущенными, собирает в низкий хвост или в два хвоста.
2. Голубые глаза – темные, а не какого-нибудь блеклого водянистого цвета. Никаких странных пятнышек.
3. Ни очков, ни контактных линз.
4. Хорошая кожа. Светлая. Тональным кремом пользуется умеренно. В маскирующем карандаше не нуждается.
5. Не больше 112 фунтов. Идеально – 108[30].
6. Есть небольшой просвет вверху между бедрами.
7. Жир распределен следующим образом: немного на лице, в основном на губах и щеках. Грудь маленькая – примерно под объем ладони (карандаш под грудью не удержится). Небольшой животик (не люблю смотреть на абдоминальные мышцы). Весь оставшийся жир – на заднице. Задница крепкая, но немного колышется при ходьбе. Совсем чуть-чуть.
8. Розовые соски без волосков.
9. Косметикой не пользуется, а если и пользуется, то совсем чуть-чуть. Тушь для ресниц – пускай.
10. Интересное ботаническое имя.
11. Умная, но не занудная.
12. Любит группы “Waterboys”, “World Party”, “Van Morrison”, “The The”.
13. Квадратные короткие ногти с очень темным или прозрачным лаком.
14. Вместо помады – бальзам для губ. Помада очень светлого розового оттенка – ОК (красная помада на члене – это отвратительно).
15. Смотрела “Выходной день Ферриса Бьюллера”, “Клуб «Завтрак»” и другие фильмы Джона Хьюза.
16. Если играет в лакросс, то на позиции нападающего. Если в нетбол, то снайпером. Больше любит забивать, чем бегать по полю.
17. Занимается балетом и/или йогой.
18. Садится на шпагат.
19. Ногти на ногах покрашены бледно-розовым лаком.
20. Немного веснушек только на носу, больше нигде.
21. Очень умеренно пользуется духами. НЕ “Пуазон” или что-нибудь вроде этого. Необычный аромат с нотами мха вроде “Живанши III”.
22. Пишет длинные письма настоящими чернилами. Предпочтительно синими.
23. Терпеть не может музыку гранж.
24. Терпеть не может группу “Bros”.
25. Терпеть не может песню “The Word”.
26. Разговаривает с лондонским или нейтральным произношением. НЕ с севера.
27. Носит платья в цветочек, без колготок и чулок, обута в балетки или парусиновые туфли.
28. Одевается в драные “Levi’s 501”. Но не драла их специально с помощью ножниц.
29. Любит носить мои свитера.
30. Хотя бы раз в жизни была в Индии.
31. Хочет изучать что-нибудь естественно-научное в университете. Желательно биологию/ботанику.
32. Чистая, не пахнет – ни рыбой, ни чем-нибудь другим.
33. Не вып.
34. Не рыгает – никогда.
35. За обедом из трех блюд никогда не съедает больше одного блюда.
36. Не курит и не принимает наркотиков. Бокал белого вина или шампанского иногда можно.
37. Не любит футбол, регби и крикет.
38. Плетет фенечки пастельных тонов.
39. Не любит кукол, плюшевых животных и пр.
40. Пони – ОК.
41. Маленькие уши.
42. Хорошо рисует, но не так, как будто ее учили в художественной школе.
43. Иногда в обед съедает немного шоколада или фруктов (но не то и другое одновременно).
44. Понимает, каково это – потерять мать.
В тот день, когда Пийали непреднамеренно гробит, то есть, нет, спасает, или нет, наверное, просто меняет свою жизнь, с утра все идет своим чередом. Это понедельник, так что он просыпается в коттедже у Флёр с легким чувством тошноты, которое всегда накатывает по понедельникам. Если бы это чувство нужно было назвать одним словом, подошло бы слово “опоздал”. Гомеопат Пи (резкий вдох, паника, они сегодня встречаются? Если да, то он безнадежно опоздал, но нет, нет, выдох, все в порядке, он перенес прием на четверг из-за неполадок с машиной) в последнее время работает с ним на уровне его главного слова. Она говорит, что у каждого человека есть одно слово, в котором заключена главная тема всей его жизни, или основная ее дилемма, то, что все усложняет и особенно беспокоит. Это похоже на писательскую теорию, о которой Пи где-то недавно прочитал, – суть каждого персонажа можно выразить одним-единственным словом: могущество, власть, безопасность, успех. Если знать это слово, персонаж никуда от тебя не денется, не расшатается и не выйдет из-под контроля.
А вот в реальной жизни (во всяком случае, так считает его гомеопат и, конечно же, все обитатели “Дома Намасте”) нужно стремиться к тому, чтобы избавиться от этого своего основного слова, стереть его, уничтожить, найти и обезвредить, заменив на любовь, мир или что-нибудь еще такое же мягкое и симпатичное. И что потом? Ходить всю жизнь с блаженной улыбкой на лице, распевать мантры, одеваться в некрасивую одежду и пробуждать во всех чувство вины? А что такого уж плохого в нормальных искренних страданиях? Ведь, если ты страдаешь, значит – живешь, значит, ты настоящий и свободный. Осознанность, которой Флёр ушла кого-то обучать, оставив Пи одного в этой просторной пуховой постели, впитавшей запах ее волос и духов, похоже, существует для того, чтобы превратить тебя в кроткое животное, которое целыми днями стоит себе посреди поля, ни на что не жалуется, не крушит заборов, не…
Пи не пишет свои книги на уровне слова. А некоторые умеют это делать. Их предложения гарцуют, подобно счастливым лошадкам, пока не попадается вдруг такое слово, которое неудачным гвоздем из подковы впивается лошади в ногу, та встает на дыбы, сбрасывает наездника и уносится прочь. Писать на уровне слова – разумно, но это может делать всякий, у кого есть под рукой неплохой словарь. Раньше Пи хотел вместо этого писать на уровне предложения, как Хемингуэй и Карвер, – правда, потом выяснилось, что предложения за Карвера, кажется, писал кто-то другой – редактор, что ли? Как там его звали… Да, точно, редактор, и Пи собирался рассмотреть этот случай со студентами на курсе литературного творчества, но забыл вовремя заказать ксерокопии, и… Теперь, когда Пи пишет (а это происходит нечасто, потому что жизнь вечно лезет из всех щелей), он делает это на уровне события, как Толстой в своей “Девочке и грибах”. И эту историю, кстати, тоже надо бы отксерокопировать, но… Пи зевает. По крайней мере, осознанность избавляет от ненужной болтовни. И все равно она его бесит. Правда, на прошлой неделе он отправил одного студента на занятия йогой. Но это ничего не значит. Йога – тоже страдания. Йога – ладно. Проблема во всей остальной чуши, которую они навыдумывали.
