Я ощутила боль, сидящую занозой в моей груди много лет, и заплакала.
– Я начала понимать, что алкоголизм – не выбор, – продолжала Нев. – Кто по доброй воле выберет для себя такую жизнь? Нет, это болезнь. Я была просто больна. Не какое-то там чудовище. В реабе я вставала на колени и молилась, чтобы мне дали второй шанс. Тот момент, когда я поняла, что мне нужна помощь, стал для меня поворотным. Теперь я могла что-то предпринять. Недели, проведенные в реабе, показали мне, как много всего я потеряла. Но я не хотела терять своих детей. Тогда они были еще маленькими. Я любила их. Я вернулась домой и отправилась прямо в АА. Пыталась я восстановить отношения и с моим мужем, но уже было поздно, и наш брак распался, хотя ради детей муж был согласен, чтобы мы остались друзьями. О детях заботились мои родители, иногда я нанимала нянек. Я сделала девяносто на девяносто – девяносто заседаний АА за девяносто дней. Раз уж я могла каждый день пить и принимать наркотики, то уж конечно могла найти час в день, чтобы прийти сюда. Ради моих детей, ради самой себя. Раковым больным нужна химиотерапия. АА стал моим лекарством. В первые недели мне было страшно. Я сидела вся в слезах и соплях…
Старик, распоряжавшийся чаем, протягивает мне носовой платок с вышитым на углу вензелем «Г».
– Я выбрала себе спонсора. Она вела меня шаг за шагом, заставила меня, чтобы я взглянула на свои поступки, обиды и вред, причиненные мной другим людям, осознала их. Дело в том, что мне, когда я сказала себе «Я алкоголик», бросить пить оказалось не так трудно, как я ожидала, но внутренне я по-прежнему оставалась сломленной. Мне было нелегко, но я с каждым днем все-таки становилась сильнее. А потом я проснулась однажды утром и увидела солнечный лучик, падавший в окно моей спальни. Я давным-давно не видела солнца, даже не удосуживалась выглядывать на улицу. Потом ко мне на кровать как-то однажды прыгнули дети, и мы смеялись над какими-то глупостями. Они попросили меня испечь на завтрак оладьи. Я впервые за много лет ощутила голод. Мрак рассеивался, тучи уплывали за горизонт. Без всяких важных событий, без какой-то там поворотной точки я вдруг почувствовала внутреннюю уверенность, что все будет хорошо…
Вытирая слезы, я гляжу на Нев. Снова сморкаюсь. Тетя Вив сжимает мне руку.
– Сейчас у меня новый друг; я встретилась с ним здесь.
Люди улыбаются, кивают, словно все рады за Нев.
– Многие из вас знают, что я стала вести группы йоги. Мне нравится работать с людьми, которые прошли через травму или серьезную болезнь.
Теперь я уже хочу быть такой, как она. Хочу поменяться с ней местами.
– Я никогда не думала, что снова заслуживаю счастья. Я скажу всем собравшимся здесь, особенно новеньким – пожалуйста, поверьте, что вы пришли в правильное место. Не тратьте время. Найдите спонсора…
– Вы будете моим спонсором?
Долгая пауза. Скрипят стулья, люди негромко переговариваются. Некоторые оглядываются на меня. Но почему они смотрят на меня? Почему все говорят? И только тогда я понимаю, что эти слова произнесла я.
– Конечно, – тепло отвечает она, отыскивая меня взглядом. – В конце заседания подойди ко мне. Поговорим.
После Нев делятся своими проблемами и другие. Какой-то пилот признается, что он много раз водил самолет с ничего не подозревавшими пассажирами, летевшими в отпуск; никто из них и не подозревал, как им повезло, что они долетели до места назначения живыми.
Актриса рассказывает, как ей было трудно в Голливуде.
– Там надо быть особым человеком, вписываться в толпу, быть тощим как насекомое палочник. У меня такое чувство, будто я всю жизнь носила маску. Кончилось все тем, что во время Каннского фестиваля я на парковке сосала у незнакомого мужика… – Она краснеет от стыда и досады. – Я больше не знаю, кто я такая.
Я узнаю, что женщину с ярко-желтыми волосами зовут Дениз и что у нее было тяжелое детство.
– У моей мамы была послеродовая депрессия, сейчас это так называется, а в те дни ее просто запихнули в дурдом. Отец винил во всем меня. В пятнадцать я жила на улице. Находила в контейнерах бутылки и допивала оставшиеся там капли. Спала с мужчинами в обмен на алкоголь. Из-за этого чувствовала себя последним дерьмом, пока не пришла сюда; тут я очистилась.
Пожилого мужчину в твидовом пиджаке, который протянул мне носовой платок, зовут Гарри. Он говорит собравшимся, что сегодня у него день рождения и что он не пьет двадцать три года. Аплодисменты. Появляется шоколадный торт с зажженными свечами.
В конце собрания все встают и берутся за руки. Гарри протягивает мне руку, и я, к своему удивлению, беру ее. Тетя Вив держится за другую мою руку, и мы все вместе торжественно произносим молитву.
День свадьбы Джейни. Я жду, когда за мной заедет Бен и отвезет в регистрационный офис.
Я гляжу в окно. В квартире снова стало тихо, потому что у Луи снова началась учеба. Я вспоминаю вечер перед началом занятий, как мы перебирали все вещи, за которые благодарны судьбе. Луи лежал в постели.
– Дядя Бен, Нелли и Эмили. Мам, у меня было самое хорошее лето за всю жизнь.
Мое сердце поет от таких слов.
– Что все-таки было лучше всего?
– Все! Мы делали такие интересные вещи! Мне понравился серфинг, понравилось кататься на моей маленькой доске.
Пару недель назад Бен, Эмили, Луи, Нелли и я отправились в городок Ползет в Корнуолле. Мы сняли домик в двух минутах ходьбы от моря. Я отвечала за солнцезащитный крем и питание. Бен учил Луи и Эмили серфингу на их детских досках. Бен любит море. В детстве он почти каждое лето проводил за границей на морских пляжах. «Хоть я и ненавидел отчима, мы с Грейс любили песчаные пляжи, любили прыгать с лодки и плавать с маской и трубкой». Он рассказывал детям про красочный подводный мир с медузами и кальмарами.
Я с удовольствием наблюдала за ними издалека, читала с моей электронной книги «Киндле», присматривала за Нелли и махала рукой, когда они занимались серфингом. Каждый раз, когда я отваживаюсь зайти в воду, в моих ушах звучит мелодия из «Челюстей». Но Бен настоял на своем, и к концу недели я тоже научилась серфингу, ничего амбициозного, просто на доске для буги-борда. Я громко хохотала и визжала, так здорово, когда ты взмываешь вверх вместе с волной.
– Еще мне нравилось играть в крикет с Большим Беном, – продолжал Луи, и я с облегчением поняла, что он давно не задавал мне вопросов про отца.
– Я люблю тебя, мамочка, – сказал он, когда я выключила свет и пошла к двери.
В тот вечер меня распирала гордость за нас.
Я гляжу на часы. Скоро четыре. Тетя Вив заберет Луи с Эмили и отведет их сначала в кафе, потом ко мне домой. О Нелли позаботится нанятый собачник.
– Она для меня как второй ребенок, – пошутил Бен.
Бракосочетание в пять часов. Потом мы пойдем в греческий ресторан ужинать и танцевать. Я слышу звонок мобильного и вскакиваю. Вероятно, Бен сейчас сообщит мне, что опаздывает. Я достаю телефон из сумочки и смотрю на незнакомый номер, нерешительно нажимаю на зеленую кнопку и слышу механический голос, сообщающий, что я выиграла какие-то деньги. Снова звонок, и я опять вскакиваю.
Идя к машине Бена, я чувствую на себе его взгляд. И покачиваю перед ним бедрами. На мне розовое платье, которое перешло ко мне от тети Вив. «Я больше не могу его носить, а ты можешь», – сказала она. Мои длинные темные волосы собраны кверху, и я чувствую себя кинозвездой.
– Бен, что ты так смотришь?
– Ты очень красивая, – говорит он.
– Ты помнишь лучшую свадьбу, на которой ты был? – спрашиваю я, когда мы едем к Мэрилебон.
Он стучит пальцами по рулю.
– Я был на свадьбе в индийских традициях, в оглушительно жаркий день. Шатер был украшен слонами, ненастоящими, увы, так было бы интереснее. Замечательные музыканты, карри и холодное пиво. Это было в добрые старые времена.
– А самую плохую?
– Ох, таких много. Ну не совсем уж плохие, но нелепые. На одной, в Греции, дружка произнес слишком длинную речь о женихе, понимаешь? Атмосфера так сгустилась, что хоть режь ножом.
– Но они все-таки поженились?
– К моему изумлению, да.
– А я помню свадьбу, где гостям пришлось самим покупать спиртное.
– Какой ужас.
– Интересно, как все пройдет сегодня.
– Уж гости наверняка не будут сами платить за напитки. Я вспомнил еще одну свадьбу, где нам утром пришлось убираться самим. Помню, как мы бегали с черными мешками.
Я смеюсь.
– Я была лишь на нескольких и каждый раз жутко позорилась. Хоть на эту посмотрю сегодня, потому что уж точно буду вести себя прилично.
Бен глядит на меня.
– Прилично? А как же удовольствие?
В голубом зале пахнет свежими цветами, на стенах кремовые и сиреневые панели. Мягкие стулья выстроены в ряд. Мы с Беном садимся. Пол, в строгом костюме, непринужденно приветствует гостей. Рядом с ним сидит мать Джейни, на ней сиреневые юбка и жакет. Я подхожу к ней, здороваюсь, а она с улыбкой спрашивает про моих родителей. Вернувшись на место, я тихонько говорю Бену, что каждый день заходила к Джейни после школы. Я так никогда и не призналась, что стянула у них на кухне вино, а в другой раз две банки сидра. «Я сунула их в рукава свитера», – шепотом хихикаю я.
