– У них нет никаких иллюзий насчет меня, – сказала Анна. – Они отлично знают, в каком доме мы живем и что я не принесу с собой приданого, разве что несколько украшений, оставшихся после мамы, только и всего.
– Так они знают о маме? – недоверчиво перебила ее Мария.
– Нет, только то, что папа – вдовец, – ответила Анна. – И больше им знать ничего не нужно.
На этом разговор сестер о матери закончился, как будто захлопнулась крышка какой-нибудь коробки.
– Что же будет дальше? – спросила Мария, быстро уходя от опасной темы.
– Я жду, – сказала Анна. – Жду, когда он сделает предложение. Но это просто пытка какая-то, я, наверное, умру, если он не поторопится.
– Он не замедлит, я уверена. Он явно любит тебя. Все так говорят.
– Кто это «все»? – резко спросила Анна.
– Ну, я точно не знаю, но, если верить Фотини, в их поместье все так думают.
– А что еще говорит Фотини?
Мария поняла, что сказала лишнее. Хотя раньше между сестрами почти не было секретов, в последние месяцы все изменилось. Фотини доверилась Марии, рассказав об одержимости ее брата Анной и о том, как ему тяжело постоянно слышать разговоры рабочих в поместье, они ведь только и болтали что о предстоящем обручении сына их хозяина с простой девушкой из деревни. Бедный Антонис.
Но Анна пристала к Марии, пока та не сдалась.
– Это все Антонис. Он ужасно в тебя влюблен, ты должна это знать. Он рассказывает Фотини все сплетни, и там, в поместье, все говорят, что Андреас собирается просить тебя стать его женой.
На мгновение Анна почувствовала себя польщенной тем, что является центром размышлений и обсуждений. Ей нравилось быть предметом повышенного внимания и захотелось узнать больше.
– А что еще они говорят? Ну же, Мария, расскажи!
– Говорят, что женится не на равной.
Это было совсем не то, чего ожидала услышать Анна.
– Мне-то какое дело до того, что они думают? – резко откликнулась она. – Почему бы мне не выйти замуж за Андреаса Вандулакиса? Я уж точно не собираюсь выходить за кого-нибудь вроде Антониса Ангелопулоса! У него же ничего нет, кроме той рубахи, что на нем!
– Ну, вряд ли стоит так говорить о брате нашей лучшей подруги… да и в любом случае у него ничего нет, потому что он сражался за нашу родину, пока другие люди сидели дома и набивали карманы!
Последние слова Марии укололи Анну слишком сильно. Она бросилась на сестру, и Мария, как всегда в тех случаях, когда имела неосторожность поспорить с несдержанной Анной, предпочла просто сбежать. Она выскочила из дома и, будучи лучшей бегуньей, чем Анна, вскоре скрылась из вида, углубившись в путаницу узких улочек на дальнем конце деревни.
Марию огорчила собственная выходка. В отличие от ее ветреной сестры, чьи чувства, мысли и действия постоянно менялись в зависимости от момента, Мария была девушкой рассудительной. Обычно она держала при себе и свои мнения, и свои чувства, видя, как часто людям приходится сожалеть о взрывах эмоций или неосторожных словах. За последние годы Мария научилась владеть чувствами гораздо лучше, чем прежде. Она старалась выглядеть довольной, прежде всего, чтобы оградить от переживаний отца. Но случалось, она позволяла себе роскошь стихийного взрыва, и тогда это выглядело как гром среди ясного дня.
Несмотря на мнение рабочих в имении и не до конца угасшие опасения Александроса Вандулакиса, обручение все же состоялось в апреле. После обеда, прошедшего даже более напряженно, чем обычно, молодых людей оставили наедине в полутемной гостиной. Ожидание тянулось так долго, что в тот момент, когда Андреас наконец попросил ее руки, Анна почти ничего не почувствовала. Она столько раз проигрывала в уме эту сцену, что в результате ей стало казаться, что она некая актриса и все происходит на сцене. Все было как-то нереально, странно…
– Анна, – начал Андреас, – мне нужно кое-что тебе сказать.
Не было в его предложении ничего романтического, будоражащего воображение, или хоть чуть-чуть волшебного. Оно выглядело таким же простым и конструктивным, как доски пола, на котором они стояли.
– Ты выйдешь за меня замуж?
Анна достигла своей цели, выиграла спор с самой собой и утерла нос тем, кто мог думать, что она не сумеет стать членом семьи землевладельцев. Это было ее первой мыслью в тот момент, когда она взяла Андреаса за руку и впервые крепко и страстно поцеловала.
Как того требовал обычай, в период обручения будущие родственники осыпáли Анну подарками. Прекрасные платья, шелковое белье и дорогие безделушки были куплены специально для нее. Хотя Гиоргис не мог обеспечить дочь как следует, к тому моменту, когда Анна наконец стала Вандулакис, она не выглядела нищенкой.
– Знаешь, у меня как будто каждый день именины, – сказала Анна Фотини, пришедшей взглянуть на последнюю посылку с роскошными вещами, доставленную из Ираклиона.
Маленький домик в Плаке теперь наполняли экстравагантные ароматы. В послевоенное время, когда пара шелковых чулок была доступна только самым богатым женщинам, приданое Анны стало зрелищем, на которое желали взглянуть все деревенские девушки. Жемчужно-белые бюстгальтеры и атласные ночные рубашки лежали в нарядных коробках в слоях хрустящей папиросной бумаги, как в голливудских фильмах. Когда Анна доставала какую-нибудь вещицу, чтобы показать подругам, нежная ткань скользила между ее пальцами, точно вода. Все это намного превосходило даже самые смелые фантазии Анны.
За неделю до свадьбы в Плаке принялись за выпечку традиционной хлебной короны. Тесто для нее должно было взойти семь раз, после чего его превратили в большое кольцо, украшенное сложным орнаментом из сотен цветков и листьев, и наконец запекли до золотисто-коричневого цвета. Это золотое хлебное кольцо символизировало собой нерушимое намерение невесты быть рядом с мужем от начала и до конца. А в доме Вандулакисов тем временем сестры Андреаса взялись украшать брачное ложе в будущем доме молодой пары: вешали цветные шелковые банты и венки, сплетенные из плюща, цветков граната и листьев лавра.
В честь обручения уже был устроен отличный праздник, а уж для свадьбы, состоявшейся в марте следующего года, и вовсе средств не жалели. Еще до венчания, которое должно было состояться в Элунде, в поместье Вандулакисов начали съезжаться гости. Они представляли собой удивительную смесь. Богатые люди из Элунды, Айос-Николаоса и Неаполи оказались рядом с рабочими поместья и десятками деревенских из Плаки.
Когда появилась Анна, жители ее родной деревни просто задохнулись от изумления. На груди невесты красовалось ожерелье из золотых монет – их было столько, что ими можно было наполнить подвал банка, а в ушах позвякивали серьги со множеством драгоценных камней. Анна буквально сверкала на весеннем солнце и в традиционном красном платье невесты выглядела так, будто выскочила из сказок «Тысячи и одной ночи».
Гиоргис смотрел на нее с гордостью и даже некоторой растерянностью, не веря, что это его собственная дочь. Анну невозможно было узнать. В этот момент Гиоргису, как никогда, хотелось, чтобы Элени оказалась рядом и увидела свою старшую дочь такой красавицей. Он гадал, что бы сказала Элени насчет того, что Анна входит в такую важную семью. Старшая дочь очень, очень напоминала Гиоргису его жену, однако в ней было и нечто совершенно незнакомое. Казалось невероятным, что он, скромный рыбак, мог иметь какое-то отношение к этому сказочному зрелищу.
Мария этим утром помогала Анне одеваться. Руки ее сестры так дрожали, что Марии пришлось самой застегивать все пуговки. Она знала: Анна хотела именно этого, она приближалась к заветной цели. И не сомневалась: сестра так часто репетировала в мечтах роль гранд-дамы, что и в реальности ей нетрудно будет ее играть.
– Скажи мне, что все это происходит на самом деле, – сказала Анна. – Я поверить не могу, что вот-вот стану кирия Вандулакис!
– Это все на самом деле, – успокоила ее Мария, гадая, как же на самом деле ей заживется в величественном доме.
Мария надеялась, что новая жизнь сестры будет состоять не только из удивительных драгоценностей и модной одежды. Даже Анну подобные вещи не могли занять до конца.
Смешанная толпа гостей придала необычность событию, но еще более необычным стал предсвадебный пир, который происходил в доме жениха, а не в доме невесты, как того требовал обычай. Конечно, все понимали почему. И говорить об этом не было необходимости. Какое угощение могли бы предложить гостям в доме Гиоргиса Петракиса? Все эти блестящие дамы из Неаполи хихикали при одной мысли об этом, точно так же, как хихикали, когда узнали, что сын Вандулакиса решил жениться на дочери какого-то бедного рыбака. «О чем только думают его родные?» – язвили дамы.
