Вернулся Хэнк с охапкой поленьев.
– Нужно компресс сделать, – сказала я. – Отек очень сильный.
В кухне я нашла две большие металлические миски и вынесла их во двор, оставив дверь открытой настежь. Упав на колени на мерзлую землю, я стала сгребать снег и кидать его в миску, а потом утрамбовывала его кулаком, пока он не стал превращаться в лед, а я не сбила костяшки. Когда снег в миске перестал проминаться, я побежала внутрь, остановившись лишь для того, чтобы босой ногой захлопнуть дверь. Я задержалась у раковины, чтобы наполнить вторую миску водой, поставила ее поверх первой и бросила в нее охапку чистых тряпок.
Когда я появилась в дверях со стопкой мисок, Хэнк повернул голову в мою сторону, но не двинулся с места. Ему удалось развести небольшое пламя, и теперь он неловко стоял перед камином.
– Хэнк, лампы в коридоре, – напомнила я.
Он ринулся исполнять.
Я поставила миски на прикроватный столик, выжала тряпку и расправила ее на лбу Мэг. Свернула другую, приложила к щеке, прямо под глазом.
Потом просто села рядом и стала гладить Мэг по спутанным волосам и тихонько повторять: «Шшш… Шшш…», пока не осознала, что пальцы у меня слипаются от крови. Осмотрев Мэг, я обнаружила, что у нее не хватает клока волос; он был вырван с мясом.
Эту рану я тоже промыла, прежде чем приложить к ней холодный компресс. Мэг ни на что не реагировала.
Дожидаясь Энгуса с врачом, я ничего не могла сделать, только сидеть с ней, менять компрессы, когда они нагревались, и смотреть, как розовеет вода. Я никогда в жизни не чувствовала себя такой беспомощной.
Доктор Маклин выгнал всех, пока осматривал Мэг, так что мы спустились в зал и стали ждать. Насколько я понимала, Эллис все проспал. Или умер, но я не видела смысла проверять. Если это так, то утром он будет так же мертв.
Мы с Хэнком сидели у подернутого пеплом огня. Энгус зажег лампу и стал ходить по залу. Он натянул свитер, прежде чем выйти в ночь, но я знала, что Хэнк уже видел его шрамы. Их невозможно было не заметить.
Когда доктор Маклин наконец появился на лестнице, я вскочила на ноги.
– Как она?
Доктор поставил саквояж на пол и поправил очки.
– Я дал ей обезболивающее, так что сейчас ей не больно, но ее очень жестоко избили. Вы не знаете, что за зверь это сделал?
– Знаю, – ответил Энгус. – И его тоже слегка побили.
– Она поправится? – спросила я.
– У нее сотрясение мозга, множественные контузии, ушиб селезенки и почки, и сломаны по крайней мере три ребра. Она лишилась верхних моляров слева, два премоляра качаются, но, возможно, еще схватятся.
– Надо вызвать скорою помощь, – сказала я. – Ей же наверняка нужно в больницу.
– В обычной ситуации я бы согласился, – ответил доктор Маклин. – Но с учетом обстоятельств, если здесь за ней можно организовать уход, я счел бы, что так будет лучше.
– Что за обстоятельства? – спросил Энгус.
– Ближайшая больница в Инвернессе, – пояснил доктор. – Там остро не хватает топлива, к тому же сейчас там вспышка респираторной инфекции. Застой в легких – последнее, что нужно бедной девушке, при ее-то сломанных ребрах, так что я настоятельно рекомендовал бы не подвергать ее риску. Но если вы оставите ее здесь, за ней нужно будет очень пристально наблюдать.
– Что нам делать? – спросила я.
Повисло молчание, и я поняла, что все на меня смотрят. Я повернулась к Энгусу:
– Я знаю, вы днем заняты в другом месте, но мы с Анной вдвоем должны справиться. Может быть, Рона сможет на какое-то время вернуться.
– Мэдди, – медленно произнес Хэнк. – Ты точно понимаешь, о чем говоришь?
– Я прекрасно понимаю, о чем говорю… Энгус?
Я впервые обратилась к нему по имени при людях. Он твердо взглянул мне в глаза.
– Мэдди… – повторил Хэнк.
– Пожалуйста, – сказала я Энгусу. – Доктор говорит, что ей будет лучше здесь, а я сделаю все, что смогу. Обещаю.
Энгус повернулся к доктору Маклину и кивнул.
– Она остается.
Пока доктор давал распоряжения относительно ухода за Мэг, Хэнк сидел тихо.
Нам нужно было следить, не появятся ли признаки шока: бледность, падение температуры, слабый или учащенный пульс. Если это случится, необходимо немедленно вызвать врачей, потому что это означало бы, что у Мэг внутреннее кровотечение. Еще, из-за сотрясения, нам нужно было будить ее раз в час ближайшие двенадцать часов – и проверять, не мутится ли у нее разум.
– В обычных обстоятельствах я бы велел вам сравнивать ее зрачки, но, боюсь, это невозможно из-за отека. Тем не менее каждый раз, когда вы будете ее будить, она должна будет пять-шесть раз глубоко вдохнуть, чтобы не развилась пневмония. Если у нее получится покашлять, тем лучше. Она не захочет, но это не критично. Обезболивающее я оставил на комоде. С вашим боевым опытом, полагаю, вас не затруднит его дать?
– Не затруднит, – мрачно ответил Энгус.
– Хорошо. Что ж, если больше вопросов нет, я пойду.
Он взял саквояж и направился к двери. Энгус пошел его проводить.
– А животное, которое за это в ответе… вы сказали, с ним разобрались?
– Пока да, – сказал Энгус. – Но если вас вдруг сегодня ночью вызовут в лагерь к лесорубам, могу я вам посоветовать не спешить, а то и не туда свернуть?
– Конечно, – ответил доктор. – С этим затемнением так трудно отыскать дорогу. Можно даже сказать, невозможно – в такую-то ночь. Я полагаю, завтра вы посетите командира?
– Это да, – ответил Энгус. – А могу и самого бойца посетить.
Доктор кивнул:
– С учетом обстоятельств не вижу ни единой причины пытаться вас отговаривать. Доброй ночи, капитан Грант.
Хэнк вскинул глаза, а у меня заколотилось сердце.
Я была права. Это был он – он был Энгусом с надгробия.
Хотя сердце мое и билось учащенно оттого, что я узнала правду, в остальном я была вымотана до предела. Вымотаны были все, и мы потянулись наверх одной колонной: я шла за Энгусом, Коналл за мной, а Хэнк замыкал строй.
Увидев Мэг, я похолодела. Мне казалось, хуже она выглядеть уже не могла.
– Боже правый, – прошептала я, подвигаясь к кровати.
Врач зашил ее разбитую губу и вертикальную рану на щеке. На щеку было страшно смотреть: самодельная черная застежка-молния в запекшейся крови, непререкаемое доказательство того, что шрам у Мэг останется на всю жизнь. Я подумала, не западет ли у нее щека из-за выбитых зубов, и взмолилась про себя, чтобы уцелели шатавшиеся. Несмотря на все это, Мэг, похоже, глубоко спала.
Хэнк прочистил горло. Он остался в коридоре, возле двери Мэг.
– Мне принести еще поленьев или?..
На самом деле он спрашивал, можно ли ему лечь, и я его за это ненавидела.
– Справимся, – ответил Энгус.
Хэнк постоял еще несколько секунд и исчез. Мне оставалось только гадать, что он с утра расскажет Эллису, но поделать с этим я ничего не могла.
Когда Энгус пошел набрать еще льда, я принесла из своей комнаты одеяло, развернула кресло лицом к Мэг и устроилась в нем, подвернув под себя ноги.
– Вам бы лечь, – сказал Энгус, вернувшись. – Я с ней посижу ночь, а утром Анна меня сменит.
– Я бы хотела остаться, если вы не против.
– Я не против, но если мне не удастся договориться, вы завтра останетесь тут одна.
– Все в порядке.
Энгус помешал огонь, потом сел на корточки под стеной. Я украдкой бросила на него взгляд. Он меня изучал.
– Так вы его убить собирались? – спросил он.
– Хотела, да.
Энгус тихо рассмеялся:
– Вы меня изумляете, миссис Хайд.
– Мэдди. Просто Мэдди. Анна и Мэг меня так называют уже несколько недель, если мужа рядом нет.
Он не сводил с меня глаз, и я гадала, сколько он про меня понял.
– Боюсь, пора, – сказал Энгус сорок минут спустя.
Разбудить Мэг было трудно, но нам это в конце концов удалось: мы звали ее по имени и тормошили за руки. Энгус спросил, знает ли она, какое сегодня число. Она ответила, что сегодня Валентинов день, и заплакала.
Это она виновата, пробормотала Мэг разбитыми губами. Рори выпил, и нечего было кокетничать насчет чулок, а еще она его отчитала накануне. Он хороший, правда, она собиралась переехать к нему в Новую Шотландию после войны. Уже посмотрела фильм «Добро пожаловать в Канаду», всего неделю назад, с другими девушками, которые собирались за лесорубов замуж, когда война кончится.
– Тише, m’eudail, – сказал Энгус.
– А если он не вернется?
Мы с Энгусом переглянулись.
– А сейчас ты должна сделать несколько глубоких вдохов, – продолжал Энгус. – Всего пять, но очень глубоких.
– Не могу, – плакала Мэг. – Ты не понимаешь. Больно.
– Надо, Мэг, – сказала я. – Доктор велел. Ты ведь не хочешь, чтобы у тебя пневмония началась?
Мы с Энгусом помогли ей перекатиться на спину, потом взяли Мэг за руки и считали вслух, пока она отважно наполняла и опустошала легкие. Вскрикивала она так, что сердце сжималось, но едва мы досчитали до пяти, повернулась на бок и забылась.
